Между нами мужчинами

Владимир Война, со статьи которого мы начали разговор о мужском престиже, выход видит в возврате (разумеется, на новом уровне) к принципам "традиционной семьи с крепким мужским авторитетом". Не во славу тирании над бедным женским полом, само собой.

Война исходит из того, что бремя лидерства самим женщинам давно стало в тягость, оно чревато для них слезами, психозами, надломами, беспричинными вспышками истерии. Видимо, предполагает автор, где-то в крови сидит у женщины умение и потребность быть "слабым полом", покоряться сильной мужской руке, быть кроткой, нежной, уступчивой и радоваться этому, а не стремиться занять место "сильного пола".

В подкрепление своих слов Война ссылается кя дневниковую запись Льва Толстого: "Но что же значит то, что теперь жены требуют не только равенства, но главенства? А только то, что семья эволирует, и потому прежняя форма распадается. Отношения полов ищут новой формы и старая форма разлагается. Какая будет новая форма, нельзя знать, хотя много намечается...

Но несомненно то, что старая разлагается и что существование старой возможно только при подчинении жены мужу, как это было везде и всегда и как это происходит там, где семья еще держится".

Давайте не будем спешить осудить Войну и Льва Толстого за их неприятие женской эмансипации. Давайте рассмотрим их позицию спокойно, как рабочую гипотезу. Ведь за прошедшие тысячелетия, когда в семейной жизни господствовали указанные принципы, не все было так уж однозначно плохо. И крепкие, дружные, счастливые семьи встречались. Сам Лев Толстой вопреки гневным нападкам ряда его биографов на Софью Андреевну был достаточно удачлив в супружестве своем. И у женщины в природе (или по крайней мере психике) действительно заложена определенная потребность покоряться сильной мужской руке, быть нежной, уступчивой и не тяготиться этим.

Но тут вот и встает со всей остротой целый ряд неожиданных вопросов. Что значит "покоряться"? Рабски мириться с любым капризом, любым своеволием, любым поведением, любой блажью? Не с любым? А с каким именно можно, с каким нельзя?

Далее: что значит "сильная мужская рука"?

В повести В. Маканина "Голоса" воспроизведена любопытная жизненная ситуация. Один из персонажей - телевизионный мастер Серега. С одной стороны, это клубок "спрессованной энергии", а с другой - из него "прет хамство, дикость, бесшабашность, дурь".

"Серега, конечно, груб, непостоянен и переменчив, - говорит одна из двух девушек, обсуждающих кандидатуры для приглашения на очередную вечеринку. - Но мужик. Это точно, мужик" - "А ты помнишь, как плакала в прошлый раз Валька?" - "Бедная Валька. Он заперся с ней в комнате, шкафом припер дверь". - "И Валька ревела, и муж плакал". Обсудив "ужасную"

ситуацию, подружки дружно решают: "Зовем Серегу!"

Трудно представить существо более жалкое и презренное, чем "рыцарь", всхлипывающий возле двери, за которой насилуют его жену. На этом фоне решение "зовем Серегу!" вполне логично. Ну а если без сопоставления с жалким мужем? Можем ли мы счесть олицетворением мужских качеств жеребца, способного перешибить копытом бревно при виде самки? Не можем?

А что можем?

И наконец, каким манером повернуть семейную жизнь на старые рельсы? Декрет издать? Вот посмеялись бы над нами женщины, начни мы утверждать свою власть в семье средствами юриспруденции! Права не выпрашивают, но, как провозгласил горьковский Нил, берут! Отобрать у женщин завоеванное ими и историей равноправие, вернуть их в зависимое, подчиненное положение можно, пожалуй, только одним способом, который предложила читательница "Комсомолки", доцент педагогического института Т. Мельникова: "С моей точки зрения, выход в другом: надо, чтобы глава семьи зарабатывал достаточно, чтобы содержать семью, а не гнал жену на работу из-за денег. Мне кажется, что идеальной семьей является та, где муж работает, а жена занимается домашним хозяйством и воспитывает детей".

Окажись у общества такая возможность - платить мужчинам вдвое больше и согласись наши женщины замкнуться среди пресловутых трех "К" (киндер, кирхе и кюхе), то "традиционная" семья, возможно, вернулась бы. Но всерьез обсуждать данный вариант восстановления престижа мужских брюк все-таки вряд ли стоит ввиду его нереальности и реакционности.

Старая семья начала "разлагаться", "эволирозать"

не случайно, и процесс этот, очевидно, необратим. Да и действительно ли единственный выход в том, чтобы гальванизировать прошлое? Ведь на самом деле еще и при жизни Толстого, как он намекает, в деле поиска "новых форм" взаимоотношения полов кое-что уже "наметилось".

Мы отмечали "удачливость" Льва Николаевича в супружестве его. Есть основания полагать, что виной тому не просто везение, счастливый случай. Не одно десятилетие в семье Толстого сохранялась любовь. Не христианская, общечеловеческая, которую великий писатель проповедовал как принцип отношения всех людей, а супружеская. Из-за того она сохранялась так долго, что Льву Николаевичу удалось утвердить свое "главенство", "подавить", "покорить", "подчинить"

Софью Андреевну?

"Нелегкое дело стать одною душою и одним телом, - делится Толстой секретами семейного счастья. - Надо стараться. Но и награда за старание большая. А средство я знаю одно главное: ни на минуту из-за любви супружеской не забывать, не утрачивать любви и уважения, как человека к человеку. Чтобы были отношения, как мужа с женою, - но в основе всего, чтобы были отношения как к постороннему, к ближнему, - эти-то отношения главное. В них держава".

Согласитесь, в этих словах отстаивается совсем иной путь укрепления семьи, чем тот, который декларирован в процитированной Войной дневниковой записи.

Так, значит, да здравствует равенство и взаимное уважение? Чего бы лучше, только опять же... Как его понимать конкретно - "равенство"? Как стремление к идентичности, к одинаковости, к полной взаимозаменяемости в производстве и в быту? Физиологическое равенство мужчины и женщины никто, разумеется, не пророчит, но эти чисто биологические различия некоторые ученые причиной различий в поведении не считают. Все дело в воспитании, во внушении, в социальной роли, к исполнению которой каждый готовит себя с колыбели - считают они. И не совсем без оснований. Поэтому многие американские и западноевропейские социологи и психологи предсказывают, что со временем мужские и женские социальные роли станут абсолютно одинаковыми, что вечного неизменного понятия женственности и мужественности не существует и что они в будущем потеряют свою определенность, свою цену, то есть и в женщине и в мужчине одинаково будут поощряться нравственные достоинства (общие для всех) и порицаться пороки, слабости (тоже не как мужские и женские, а как человеческие).

Казалось бы, против чего тут можно возражать?

Мы же и в мальчиках и в девочках воспитываем качества, которые не делятся на мужские и женские: благородство, честность, совестливость, доброту, любовь к Родине... В каждом мы ценим и стараемся развить истинно человеческие качества. Ну, а физиологические, биологические особенности от нас не зависят, о них и хлопотать нет нужды. Но поведение-то определяется воспитанием! Стало быть, чем более "человечными" будут становиться мужчины и женщины, тем меньше будет различий в их поведении. В идеале эти различия просто исчезнут. А способность рожать и вскармливать молоком - это не черта поведения, это чисто биологическая функция.

Вопрос о соотношении биологического и социального, природного и привнесенного в человека культурой, воспитанием, идеологией очень интересен сам по себе. Важен он и для нашего разговора. Ведь если будущее за общечеловеческим, лишенным отчетливой половой дифференциации, то, во-первых, вроде бы бессмысленно отстаивать мужественность и женственность как таковые - это не спасет их. А во-вторых, вредно, поскольку это означало бы тормозить прогресс. Ну, а если женственность и мужественность неистребимы в силу того, что они неизбежное (и автоматическое) следствие физиологических различий между мужчиной и женщиной, то нам тоже можно смело пускать ход событий на самотек - физиология формируется природой, а не воспитанием. С природы и спрос...