Страница 43 из 48
Глава шестая
«…В ближайшие два-три дня на всей территории республики сохранится сухая, ясная погода. В западных областях ночью минус 3–8, днем 2–4 градуса мороза, на востоке – около нуля. На дорогах возможен гололед. Мы передавали вечерний выпуск новостей».
Голиков открыл дверь. Под ногами у него нахально прошмыгнул Филимон – удрал резвиться во двор. Майор не спеша разделся, выключил радиоприемник и пошел на кухню. Матово-стеклянные дверцы буфета были со вчерашнего дня красноречиво распахнуты, обнаруживая за собой зияющую пустоту. «Завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу». Майор заглянул в холодильник – отдавать было решительно нечего.
Голиков поставил на плиту чайник, присел на высокий табурет, автоматически потянулся за папиросами.
«Все, закончу дело – сразу же бросаю курить», – решил он и тут же поймал себя на мысли, что давать подобное обещание ему не впервой. До очередного дела. Сколько их уже прошло, этих дел – сложных и тривиальных, трагических и со счастливым исходом, но такого!..
Голиков знал, бывают преступления, которые так и не удается раскрыть до конца. Процент их невелик. Но по какой шкале можно измерить стоящие за сухими статистическими данными изломанные человеческие судьбы?…
За истекшие сутки расследование продвинулось вперед по нескольким направлениям, но это не сильно радовало Голикова – раскопки не принесли ожидаемого результата. Работу пришлось прервать, в начале шестого – в лесу сумерки сгущаются раньше, а продолжать поиски в темноте, когда необходимо прощупывать буквально каждый квадратный сантиметр – дело бесперспективное.
Пока закипала в чайнике вода, майор перебирал в памяти события двух последних дней. Информация из Чулыма в какой-то мере явилась для Голикова неожиданностью – Границкого опознали по фотографии работники зверосовхоза. Он совершал туда вояжи в шестьдесят восьмом и шестьдесят девятом годах, затем, видимо, примелькался, и ему нашлась замена в лице Моисеева.
Саркисова в зверосовхозе не опознали, зато при обыске у него под фальшивой электророзеткой были обнаружены часы и перстень Моисеева, а в кладовке в неисправном пылесосе – пачка сторублевых купюр. Супруга Саркисова Карина, маленькая истеричная женщина, устроившая безобразную сцену Волошину, давать объяснения по поводу этих находок отказалась.
«Натурное» опознание Эльякова и «заочное» Саркисова затягивалось, поскольку подруга матери Северинцевой домой еще не возвратилась.
Как и предполагал майор, практически отпала версия о причастности к делу. Кости. Валентин Нефедов таки «вычислил» его и взял четырнадцатого вечером возле входа в пивбар. Костя, а точнее Константин Степанович Короткое, двадцатипятилетний лоботряс, был так ошарашен, когда лейтенант железной рукой подхватил его под локоть, что долго не мог понять, чего от него хотят… Во время повторного допроса Кормилина Тимошкин выяснил интересную деталь. Исподволь подведя Ивана Трофимовича к перипетиям небезызвестной ночной игры, следователь вскользь упомянул о сахаре, всыпанном в бензобак «Жигулей» Баринова.
Это повергло Кормилина в замешательство, и он, смутившись, заявил, что на следующее утро обнаружил пропажу пачки сахара из буфета, но не придал этому особого значения. Старший лейтенант сообщил о новом факте Голикову, но другие события оттеснили на второй план эту информацию «месячной давности»…
Через полтора часа возвратился Филимон. Голиков впустил его, пошел в спальню и устало повалился на кровать. Снились майору жуткие вещи. Будто Нефедов с перебинтованной правой рукой и пистолетом в левой крадется по лесной тропинке, выслеживая кого-то, а со всех сторон проносятся над лейтенантом мрачные бесформенные тени. Приснился также Владимир Петрович, дающий интервью корреспонденту местной молодежной газеты о причинах роста организованной преступности на юге Италии.
Утром, умывшись и выпив стакан чая без сахара, майор по многолетней привычке собрался наметить план первоочередных мероприятий, но не смог. К накопившейся усталости внезапно прибавились сомнения в правильности принятого решения. Идти в управление не хотелось.
«Борохович… золото… Саркисов. Что-то не вяжется!»
Одевшись, Голиков спустился во двор и пошел к своему гаражу. На работу он не спешил – наверное, впервые в жизни.
Выкатывая тяжелый, видавший виды мотоцикл, Голиков поднял глаза на небо – остроносый истребитель набирал высоту, оставляя за собой густую белую полосу.
Миновав арку, Голиков выехал на улицу, повернул направо и помчался по занесенной снегом мостовой. От холодного пронизывающего ветра перехватило дыхание. Утренний воздух бодрил, ощущение скорости захватывало целиком. На перекрестке майор едва вписался в поворот, с трудом выровнял мотоцикл и, убрав скорость, обогнул здание музыкальной школы.
Из окон доносились звуки музыки. Подъехав к бордюру, Голиков прислушался. Вначале неуверенные и робкие, аккорды постепенно набирали силу, мелодия звучала жизнеутверждающе…
После получасовой поездки по городу майор вновь почувствовал себя в форме: настроение улучшилось, апатию как рукой сняло.
Подъезжая к дому, Голиков еще издали заметил служебную «Волгу». Возле нее стоял Сергей Бородин, вглядываясь в окна четвертого этажа. Неясное предчувствие кольнуло майора. Резко затормозив, он легко соскочил с мотоцикла. Из подъезда выбежал запыхавшийся Пошкурлат.
– Александр Яковлевич, – голос капитана возбужденно звенел, – нашли!..
Тело покрылось крупными пятнами, налетом слизи и распространяло тошнотворный гнилостный запах, конечности со следами въевшихся веревок были нелепо скрючены, рот приоткрыт в жутком оскале. Пустые вытекшие глазницы завершали отталкивающую картину. Рядом лежали обрезки веревок и два мешка – матерчатый и полиэтиленовый.
Шагах в пятидесяти угрюмый лейтенант строил взвод; у кучи свежевырытой земли остались тихо переговаривающиеся эксперты, кинолог с подвывающей овчаркой, Громов и Чижмин. На общем фоне выделялся фотограф – мельтешил, щелкал вспышкой. Впрочем, на него никто не обращал внимания…
Еще по дороге Голиков успел выяснить у Пошкурлата следующее. Поиски были продолжены в восьмом часу утра и вскоре кто-то из солдат натолкнулся на следы разрыхленного грунта метрах в двухстах от места происшествия. Через несколько минут «захоронение» вскрыли. На глубине полутора метров был обнаружен мешок с разложившимся трупом мужчины…
На лицах присутствующих то и дело проскальзывало ощущение смутной догадки, но высказываться вслух никто не решался.
К майору подошел Чижмин и отрапортовал, нервно покашливая. Из его информации Голиков почерпнул разве что факт отсутствия у убитого каких бы то ни было предметов и документов. Хотя в документах особой нужды не было. От, казалось бы, логично выстроенной версии в один миг ничего не осталось. Она рассыпалась, как карточный домик.
«Как же так, – ломал голову Голиков, – путь, по которому мы шли, замкнулся в начальной точке. За кем же мы, черт возьми, гонялись? За призраком, тенью?!»
В это время в кабинете Коваленко протекал оживленный разговор между начальником управления и Железновым.
– Талант, – убеждал последний, – заключается отнюдь не в умении построить очевидную для всех гипотезу. Талант выражается в способности предвидеть новые обстоятельства, скрытые до поры. А разложить по полочкам готовые данные может каждый.
– Павел Александрович, но ведь рассуждая подобным образом, мы теряем все критерии объективности.
– Объективность, – улыбнулся Железное, – есть способность принять правду в любом, даже самом неприглядном виде. А значит, готовность в любой момент и на любом уровне признать свои ошибки, а затем своевременно их исправить. И сегодняшняя находка – вовсе не случайное везение. Голиков интуитивно чувствовал, что там что-то должно быть. Неважно, что он рассчитывал на иной исход – дело-то на редкость запутанное. Главное, Александр Яковлевич глубоко проанализировал создавшуюся ситуацию и сумел убедить нас в необходимости поисков…