Заговор патриотов

А вот это было уже непонятным. Открылся сезон охоты? За нами? Вряд ли. За Томасом? Очень сомнительно. За его бабками? Тогда это люди Краба.

Томас повернулся к нам с переднего сиденья и сообщил:

- "Линкольн" мы сейчас отпустим. Туда, куда мне надо, на таких тачках не ездят. Поедем на моей "двушке", она стоит возле моего...

Он замолчал и уставился в заднее стекло.

- Не понимаю, - сказал он. - Там ваш, что ли?

- Где? - спросил я. - В джипе?

- Нет. В серой "тойоте". Идет за джипом.

- С чего ты взял, что там наш? - удивился Муха.

- Он едет с подфарниками, - объяснил Томас. - В Таллине ездят с ближним светом. Во всей Европе ездят с ближним светом. С подфарниками ездят только в России.

- Твою мать, - сказал Муха.

Он усунулся в угол лимузина, вытащил мобильник и набрал номер. Негромко так, чтобы не услышал Томас, - проговорил:

- Ближний свет, жопа. Ты не в Москве.

Фары "тойоты" вспыхнули.

Муха спрятал мобильник.

- Нет, не наш, - сказал он.

Был только один человек, которого Муха мог назвать ласковым словом "жопа". Этим человеком был рядовой запаса, в прошлом старший лейтенант спецназа, а ныне совладелец детективно-охранного агентства "МХ плюс" Дмитрий Хохлов по прозвищу Боцман.

Я знал, что он обнаружится. Вот он и обнаружился.

Но расслабляться не следовало. В джипе уж точно сидели не наши. А в нем могло быть и пять человек. И даже семь. Поэтому я потянулся вперед и сказал Томасу на ухо:

- К дому не подъезжай. Тачку не отпускай, пусть ждет.

- Почему? - спросил он.

- Потому, - объяснил я.

- Понятно, - сказал он.

Пярнуское шоссе, как и предсказывал Томас, влилось в площадь Выйду. Томас велел водителю тормознуть возле какой-то арки. Джип "мицубиси" проехал вперед и остановился у мебельного магазина. Из него вышли двое и стали рассматривать витрину с кухонными гарнитурами. Водитель и остальные пассажиры остались в тачке. Кухни их не интересовали.

"Тойота" остановилась сзади и сразу выключила свет, растворилась среди голых мокрых деревьев и припаркованных к тротуару машин, крыши которых поблескивали под уличными фонарями в мелком моросящем дожде.

Мы высадились. Томас приказал водителю ждать, ввел нас в арку, потом в другую. Мы оказались в темном дворе. Это был тот самый двор, где во время погони мы сменили "мазератти" Артиста на "двушку" Томаса. Его пикапчик и сейчас стоял на прежнем месте под тентом. Томас отдал мне ключи и распорядился:

- Заводите. Тент суньте в багажник. Потом выезжайте туда, в переулок, показал он в дальнюю часть двора. - Там ждите. Я сейчас. Здесь моя студия, я быстро.

Но это поручение я передоверил Мухе, а сам вслед за Томасом вошел в подъезд. Как-то не хотелось мне оставлять его без присмотра с полиэтиленовым пакетом в руке, в котором лежали пятьдесят тысяч баксов. А подъезды и лифты в наше время - не самое безопасное место.

Но мои опасения оказались напрасными. В подъезде приятно удивила чистота и даже какая-то уютность. Лифт тоже был чистенький, кнопки не сожжены и не расковыряны.

Квартира Томаса, которую он называл своей студией, являла собой резкий контраст этому небогатому, но заботливо обихоженному дому. И не модернистскими картинами на стенах и по углам, а неряшливостью, беспорядком - не случайным, какой бывает при поспешном отъезде хозяев, а постоянным, привычным. Ни в просторной комнате, ни в кухне не было ни пустых бутылок, ни переполненных окурками пепельниц, но все равно создавалось впечатление, что из этой квартиры только что вывалилась шумная компания и скоро сюда вернется.

В углу студии стоял мольберт с укрепленным на нем большим холстом. На нем было что-то изображено, но что - я не понял. Если бы я увидел этот холст не на мольберте, а валяющимся на помойке, я решил бы, что об него просто вытирали кисти, а потом выбросили.

- Немножко пыль, - извинился Томас. - Это ничего. Проходи, я сейчас. Ты смотри картины, а на меня немножко не оглядывайся, ладно?

Я послушно отвернулся. Но поскольку перед моими глазами оказалось большое зеркало, висевшее над широкой тахтой, мне трудно было выполнить просьбу Томаса. Впрочем, почему? Он просил не оглядываться. Я и не оглядывался.

Возле стенного шкафа, занимавшего одну из стен, он снял светлый короткий плащ и надел другой, темный, длинный, свободного покроя. Потом извлек пакет с деньгами и загрузил его в просторный карман из такой же темной ткани, пришитый изнутри с левой стороны плаща. Но не против сердца, где обычно бывают внутренние карманы, а глубже, чуть выше бедра. Подергал плечами, проверяя, не заметно ли содержимое кармана со стороны. Проверка его удовлетворила.

Его действия показались мне разумными. Но то, что он сделал дальше, удивило: он вынул пакет с долларами из потайного кармана и вернул его в полиэтиленовый пакет.

- Вот теперь все, можно ехать, - сказал он. Заметив, что я оглянулся на холст, поинтересовался: - Тебе нравится?

Я молча пожал плечами. Я не понимал, что здесь может нравиться или не нравиться.

- По-моему, чего-то не хватает, - заметил Томас, окинув холст критическим взглядом. - Чего? Не понимаю.

- А что ты хотел этой картиной выразить?

Он глубоко задумался и честно признался:

- Ничего.

- Это тебе удалось.

Он еще немного подумал и согласился:

- Ты прав. Да, прав. В джипе были не ваши?

- Не наши.

- Точно?

- Точно.

- Сколько их там?

- Трое - как минимум. Но могут быть и еще.

- А на других машинах могут быть?

- Могут.

- Тогда сделаем так, - решил Томас. - Свет пусть. Пусть думают, что я дома. А мы выйдем здесь.

Он провел меня в кухню и отпер небольшую дверь. Это был черный ход. Он выходил на задний двор. Обогнув дом, мы оказались в узком переулке. Там стоял пикапчик Томаса. Томас вознамерился сесть за руль, но мы с Мухой решительно воспротивились: хмель из него вроде бы выветрился, но перегаром несло так, что его забрал бы первый попавшийся полицейский.

Покрутившись проходными дворами и переулками, мы выехали на какой-то проспект. Никаких подозрительных машин не просматривалось. Еще через полчаса оказались в районе порта среди старых кирпичных пакгаузов с подъездными железнодорожными путями. Возле торца одного из пакгаузов стояло несколько старых иномарок и "Жигулей". Над воротами помигивала красными неоновыми трубками вывеска "Moonlight-club".