Россия - Разборка

- Но ведь что-то тебе не нравилось? Давай начистоту. Что тебе не нравилось?

- Кончай, не время! - раздраженно бросил Тюрин. - Многое мне не нравилось. Но не время сейчас об этом.

- Нет, Тюрин, время, - возразил Мамаев. - Время! Другого не будет!

От невозможности сидеть на месте вскочил, быстро прошел по кабинету, остановился перед Тюриным, набычив лысоватую голову и сунув руки в карманы пиджака, как бы силой удерживая их там.

- Понять я хочу, Тюрин. Понять я тебя хочу. Я же тебя из говна вытащил. Я дал тебе все. Ты был мне почти другом. За что же ты со мной так поступил? За что же ты меня продал?

И тут же, не давая времени для ответа, крикнул с прорвавшейся злобой:

- Молчи! Молчи, сука! Молчи! Затем шагнул к комнате отдыха и распахнул дверь:

- Заходите!

В кабинет вошли Николай и охранник из службы безопасности, подталкивая впереди себя мужичонку с опухшим от пьянки лицом. Это был Васька-сантехник из дома на Малых Каменщиках.

- Смотри, кореш, - предложил ему Николай. - Разуй глаза и смотри. Нет ли среди присутствующих известного тебе гражданина?

Васька-сантехник испуганно огляделся, увидел Тюрина и обрадовался ему, как родному:

- Земляк! Ты? А я тебя ждал, ждал!

- Он? - спросил Николай.

- Он! Он! - радостно закивал сантехник. - Здорово, земеля! Куда ты пропал?

- Что же ты не поздоровкаешься с земляком? - поинтересовался Мамаев.

- Хватит ломать комедию! - брезгливо бросил Тюрин.

- Не рад тебе землячок, - сочувственно проговорил Мамаев. - Ну, иди, отдыхай. - Он вытащил из кармана десятидолларовую купюру и сунул сантехнику: Выпей за здоровье землячка.

- Это можно. Это мы завсегда. Если у тебя, хозяин, будут проблемы насчет фановой трубы или, к примеру сказать, засор...

- Иди, иди! - подтолкнул его к выходу Николай. - Закончено опознание.

- Что скажешь, Тюрин? - спросил Мамаев. - Что скажешь, гниль ты ментовская?

- Не вовремя ты затеял эту бодягу, вот что скажу! - с неожиданной для Мамаева резкостью ответил Тюрин. - Не вовремя!

- А ты куда-то спешишь?

- Я никуда не спешу. А вот твой счет пошел уже на часы!

Даже тени смущения не было на его высокомерном сонном лице. Усталость была. Раздражение было. Злость была. А смущения не было. Не было!

- Правильно народ говорят: когда человек приходит в торговлю, он теряет стыд; а когда приходит в милицию - теряет совесть, - констатировал Мамаев. - Я все думал: как мне с тобой поступить? Выгнать, это само собой. А потом? Перекрыть кислород, чтобы тебя даже рядовым охранником никуда не взяли? Можно, конечно. Но потом подумал: нет, не буду я этого делать. Просто задам тебе один вопрос. И если честно ответишь, отпущу с миром. Вот этот вопрос: за сколько ты меня продал? Сколько сребреников Буров тебе заплатил?

- Знаешь, в чем твоя проблема, Петрович? Ты считаешь, что всех можно купить.

- Да, ошибся, - сокрушенно признал Мамаев. - Виноват, ошибся. Забыл, что всех можно перекупить. За сколько же тебя перекупили, мразь?

Тюрин повертел стакан с виски в руках, поставил его на стол и встал:

- Хватит с меня. Прощай, Петрович. На твои похороны я принесу венок. Сказать, что будет написано на ленте? "Мудаку". Вот это и будет написано: "Мудаку!" Вот такими буквами: "Мудаку!"

И он показал, какими буквами.

- Уйдешь, когда разрешу! - рявкнул Мамаев.

- Уйду, когда захочу! Ты не в том положении, чтобы так разговаривать со мной! Ты сейчас ни с кем не можешь так разговаривать! Потому что ты труп! Понял? Труп! И только один человек может тебе помочь!

- Ты?

- Ты!

- Что ты этим хочешь сказать?

- Не понимаю, почему я с тобой вообще разговариваю, - заметил Тюрин. - Я, мент, разговариваю с убийцей. Заткнись! Откроешь рот, когда тебя спросят!

- Ты что несешь, Тюрин? - взъярился Мамаев. - Ты что, твою мать, несешь?!

- Сядь! - приказал Тюрин. - Сиди и молчи!

Он вынул из кармана полиэтиленовый пакетик и высыпал из него на столешницу несколько бесформенных металлических катышков.

- Знаешь, что это такое? Это пули. Такими пулями был убит следователь Таганской прокуратуры. Тот самый, который вел дело Калмыкова. Тот самый, которому ты подарил новую "бээмвуху" за услугу в твоей комбинации с Буровым. А почему он был убит? А потому что оказался слишком старательным. Потому что решил кровь из носу найти того, кто тебя заказал. Выслужиться хотел. Вычислил Люську и сдуру решил, что она работает против тебя. Представляю, с какой радостью он тебе об этом доложил! А, Петрович? Прыгал от радости?

Мамаев не ответил.

- Ты приказал ему молчать. Но сомневался, что он будет долго молчать. И правильно сомневался. Поэтому и пришлось его убрать. А кто его убрал? Твой уголовник - Николай. А из чего? Из пистолета "глок". Такими вот девятимиллиметровыми пульками. Не этими, нет. Эти я выколупал из мишени милицейской школы, когда учил твоего пса стрельбе. И знаешь, что показала баллистическая экспертиза? Догадываешься? Так кто же ты после этого, если не убийца?

- Никогда ты этого не докажешь!

- Мне и не нужно ничего доказывать. Это раньше мне нужно было доказывать. А сейчас мне хватит того, что я сам знаю. И я тебе скажу, как мне удалось все просечь. Место убийства было недалеко от твоей дачи в Кратове. А остальное уже дело техники. Сторож подтвердил, что приезжал человек на "БМВ" и спрашивал тебя. На обратном пути его и тормознул Николай.

- Почему ты рассказываешь это мне? - спросил Мамаев, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно. - Расскажи ментам, получишь благодарность в приказе по райотделу.

- Не служу я в милиции, Петрович. К большому счастью для тебя. Если бы ты честного опера завалил, я бы тебя сдал. А этот следак продажный получил свое. Не мое это дело! Понял? Не мое!

- Ты меня убеждаешь? Или себя?

- Это была твоя первая большая ошибка, - не ответив, продолжал Тюрин. - Но не последняя.

- Какая последняя?

- Скажу. Но сначала скажу про другое. Для чего, по-твоему, существует милиция?

- Чтобы деньги брать. Со всех.

- Нет. Чтобы защищать человека от бандитов и от самого себя. От бандита, который внутри человека. Плохо я тебе служил, Петрович. Не сумел защитить тебя от тебя. Поэтому и говорю с тобой сейчас. Не врубился я сразу в твою комбинацию с Буровым. А когда въехал, было уже поздно, Калмыков уже сидел. А ты тоже хорош. Берешь на службу профессионала и под носом у него втихую проворачиваешь такие дела. Неуважение это, Петрович. Мы, профессионалы, этого очень не любим.