Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 121



-- Товарищ подполковник, доложите командующему, что капитан спецназа Пастухов просит принять его по делу государственной важности. -- И, видя, что он не шевелится, так же мирно добавил: -- Иначе, товарищ подполковник, я вышибу вам мозги. И вставить их на место будет довольно трудно. Идите и докладывайте. И оставьте в покое кобуру, вы не успеете даже достать свою пукалку.

Он дико посмотрел на меня и метнулся к двери в смежную комнату. Когда дверь за ним закрылась, Док поинтересовался:

-- Сережа, а ты уверен, что выбрал верный тон для разговора с адъютантом командующего?

Я отмахнулся:

-- Без разницы! Мы по уши в дерьме. Чуть больше или чуть меньше...

Обе створки двери кабинета распахнулись, на пороге появился кряжистый мужик с иссеченным крупными морщинами нестарым лицом, в камуфляже, с погонами генерал-лейтенанта. Из-за его плеча настороженно выглядывал адъютант.

Мы вытянулись по стойке "смирно".

Он с интересом оглядел нас, спросил адъютанта:

-- Эти, что ли?

-- Так точно, они.

-- Капитан спецназа Пастухов, -- представился я.

-- А что, капитан Пастухов, ты и вправду грозился вышибить мозги моему адъютанту?

-- Так точно, товарищ генерал-лейтенант!

-- И вышиб бы?

-- Так точно, товарищ генерал-лейтенант!

-- А не врешь?

-- Никак нет, товарищ генерал-лейтенант!

-- Что ж, дело у тебя, похоже, действительно государственной важности. Ну, заходите.

Он посторонился, пропуская нас в кабинет. В прошлом это была, наверное, учительская или кабинет директора школы. И мебель здесь осталась старая, школьная. Только на стенах висели не географические карты и анатомические атласы, а подробные планы и схемы театра военных действий. Адъютант задернул их черной шторой.

-- Докладывай, -- приказал командующий, усаживаясь на хлипкий учительский стул.

Я кивнул на адъютанта:

-- Пусть он уйдет.

-- Не доверяешь?

-- Нет.

-- Очень интересно. Выйди, -- приказал он адъютанту.

Когда за ним закрылись двери, Док по моему знаку выложил из сумки на стол фотографии, пленки и видеокамеру.

Командующий стал внимательно рассматривать снимки, один за другим. А я старался по выражению его лица понять, в курсе он или нет. Если в курсе -нам всем кранты. От снимка к снимку он хмурился все больше и больше. Отложив последнюю фотографию, он спросил:

-- Что это?

Не ответив, я перемотал в видеокамере пленку на самое начало и включил воспроизведение. Командарм так и впился глазами в экран монитора.

Запись длилась минут двадцать. Когда пленка кончилась, я выключил камеру.

-- Докладывай, капитан. Со всеми подробностями.

"Не знал", -- понял я, и у меня чуть отлегло от сердца.

Командарм слушал, не перебивая. Только когда я упомянул генерал-майора Жеребцова, он жестом остановил меня и приказал адъютанту немедленно разыскать Жеребцова и доставить к нему.

-- Продолжай, капитан!

Второй раз он прервал меня, когда я привел слова Дока о том, что ему рассказал его знакомый из лаборатории по опознанию трупов.

-- Соедините меня с начальником спецлаборатории номер 124! -- бросил он в трубку. Дождавшись ответа, спросил: -- К вам поступали трупы с удаленной роговицей глаз, с вырезанными железами, обескровленные?.. С какого времени?.. Как часто?.. Это были наши солдаты?.. Спасибо, все.

Как раз в ту минуту, когда я закончил доклад, в кабинет всунулся адъютант:

-- Жеребцов прибыл.

-- Давай его сюда!

В кабинет бодро вошел Жеребцов. Левое ухо его закрывал внушительных размеров марлевый тампон, прилепленный лейкопластырем.

-- Товарищ генерал-лейтенант, генерал-майор Жеребцов по вашему приказанию...



Тут он увидел нас, и челюсть у него так и отвисла.

-- ...прибыл, -- еле выдавил он из себя.

-- Вольно. Что у тебя с ухом?

-- В меня стрелял капитан Пастухов.

-- В самом деле? -- повернулся ко мне командующий.

-- Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

-- Зачем?

-- Чтобы убить, -- ответил вместо меня Жеребцов.

-- Почему же не убил?

-- Не попал, товарищ генерал-лейтенант!

-- Странные дела. Что это у нас за спецназ такой? Со скольких метров он в тебя стрелял?

-- Примерно с шести.

-- С шести?! -- Он повернулся ко мне. -- Сколько ты на стрельбах выбиваешь?

-- Сто из ста.

-- Из какого оружия?

-- Из любого.

-- С какого расстояния?

-- С любого.

-- Из какого положения?

-- Из любого.

-- И с шести метров в него не попал?

-- Почему не попал, -- сказал я, -- как раз попал.

-- Ладно... А теперь иди сюда, Жеребцов, -- приказал командующий и разложил на столе снимки. -- Знаешь, что это такое?

-- Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

-- Твоя работа?

-- Я выполнял приказ, товарищ генерал-лейтенант.

-- Чей?

-- Я не могу говорить об этом при посторонних.

-- Почему я ничего обо всем этом не знал?

-- Я не могу говорить об этом при посторонних, -- повторил Жеребцов.

-- Выйди и жди!

Жеребцов, пятясь, вышел. Командующий встал из-за стола и заходил вдоль своего кабинета. От стены до стены было метров семь, за это время он успевал произнести примерно пять или шесть фраз, включая междометия. И честно скажу: такого черного мата я никогда в жизни не слышал. Даже не подозревал, что такой существует. Правда, в армии я всего шесть лет, а он -- лет на двадцать, а то и на тридцать больше. Или у них в Академии Генштаба такой спецкурс читают?

Только на пятом или шестом витке генерал-лейтенант начал слегка повторяться. Видимо, он и сам это почувствовал. Поэтому вернулся к столу и долго сидел, закрыв лицо руками. Потом сказал:

-- Иди, капитан, отдыхай. И вы, ребята, тоже. Дальше я уж сам этим делом займусь. Только никому об этом -- ни слова. Понимаете, надеюсь?

-- Так точно, товарищ генерал-лейтенант, -- ответил я за всех.

Вернувшись в часть, мы сгоняли Артиста за бутылкой -- это у него в любой ситуации хорошо получалось -- и помянули Тимоху.

Бывшего каскадера "Мосфильма". Лейтенанта Тимофея Варпаховского. Светлая ему память.

Такой вот у нас денек получился. И я чувствовал, что этим дело не кончится. Внутренний голос мне это подсказывал. А он мне никогда не врет. Даже когда я сам себе пытаюсь врать. И на этот раз не соврал.

На следующий день, как всегда после операции, нам полагался, как говорят на гражданке, отгул. Но уже в десять утра к нам в казарму вошел наш полковник Дьяков. Лицо у него было как после тяжелого боя с большими потерями с нашей стороны.