Страница 60 из 94
В ту ночь Кухта не мог заснуть. События последних дней проносились у него в голове, словно кадры кинофильма. Вот он видит перед собой спящего Летко. "Все ли он понял? Не выстрелит ли кто-нибудь из ребят раньше времени? Не расстроят ли эсэсовцы наши планы? Вероятно нет, ведь должны же они выйти из дому. А что делать, если вдруг они пойдут группами? Или если поставят меня в середине? Ведь это вполне вероятно. Нет, прошу извинения, ведь я тут дома, а вы - наши гости!"
Да, рискованно, но на попятный идти нельзя. "Это ваше первое боевое задание, товарищ Кухта!" - вспомнил он слова Величко. И почему так медленно тянется время... Любой фронтовик знает, что такое ожидание перед атакой. Нет, это не страх, скорее нетерпение. Ты веришь, все окончится благополучно, но хочется,.чтобы это осталось уже позади.
Наконец господа встали. Адъютант сообщил, что завтракать в казарме они не будут и что господин надпоручик должен немедленно проводить их на вокзал.
Вот они спускаются со второго этажа во двор. Кухта открывает дверь и пропускает их одного за другим. Далее все идет по плану.
Вдруг к нему поворачивается эсэсовский обер-фюрер, тот, что накануне сидел в комнате начальника станции, и, указывая на группу словацких солдат с автоматами в руках, раздраженно спрашивает:
- Что это значит?
- Занимаются строевой подготовкой, - угодлив отвечает ему Кирил Кухта на ломаном немецком языке.
Идут дальше. Тридцать, двадцать... теперь уже каких-нибудь десять шагов до словацких солдат - и зазвучит:
- Hande hoch!
Надпоручик Кухта еще раз осматривается. В последний раз. Он идет слишком близко от группы эсэсовцев. Ему следует немного отойти от них, отстать, и он замедляет шаги.
Один из членов военной миссии что-то заподозрил. Он выхватывает пистолет и кричит по-немецки, затем стреляет в часового у ворот и бросается к проходной.
Началась паника. Теперь Кухта не может скомандовать: "Hande hoch!" Поздно. Он падает на землю и кричит:
- Огонь!
Ротный Летко, поняв ситуацию, повторил:
- Огонь!
Тридцать автоматов словацких солдат ответили на стрельбу тридцати двух гитлеровцев. Обе группы находились друг от друга на расстоянии каких-нибудь двадцати шагов. Под перекрестным огнем оказался и организатор всей этой операции. Но его даже не ранило. Огонь словацких солдат был страшен. Члены миссии остались во дворе казарм. Никто из них не доложит о случившемся. Это произошло утром 28 августа 1944 года. А 29 сентября гитлеровские войска вторглись в Словакию.
Словакия имела для гитлеровцев большое стратегическое значение. Разветвленная сеть железных и шоссейных дорог Словакии использовалась оккупантами для переброски войск на советско-германский фронт из Моравии и Чехии, Венгрии и Польши, а также из Австрии и Германии. За день перед вступлением гитлеровцев на территорию Словакии с гор спустились партизаны. Подобно бурному потоку, они растекались по словацкой земле и быстро занимали города и села. Это был вооруженный авангард восстания. К ним без колебаний присоединялся народ, истосковавшийся по свободе, народ, который был полон решимости покончить с клерикально-фашистским тиссовским режимом. По всей Словакии поднялись патриоты, руководимые Коммунистической партией.
Сообщения из Словакии о перерастании партизанского движения в партизанскую войну, о крупном размахе национально-освободительной борьбы вызывали наше восхищение и поднимали дух личного состава корпуса.
Почти в то же время мы получили сообщение о том, что предатель Тиссо, испугавшись мощного революционного выступления словацкого народа, поспешил к Гитлеру просить о помощи. Он стремился сохранить и укрепить клерикально-фашистский режим и положение немецких хозяев в Словакии. Гитлеровцы не заставили себя долго упрашивать и немедленно стали подтягивать войска к словацким границам для вторжения в страну и ее оккупации.
С нетерпением ждали мы новых сообщений радиостанции Банской Бистрицы. Воины строили догадки и предположения о том, какие вести могут прийти. Помню, это было около полудня 30 августа 1944 года, когда раздался голос повстанческой радиостанции. С огромным воодушевлением, неописуемой радостью прослушали мы сообщение о начале Словацкого народного восстания. В памяти невольно возникли чудесные слова словацкого поэта Само Халупки:
Сгинь, пропади от вечного позора, подлый сброд,
Который стремится поработить чудесный мой народ.
И пусть навеки увенчает слава отважных богатырей,
Жизни не щадящих во имя счастья людей!
Но того, кто коварно посягнет на твою свободу, убей.
Гей, убей его, верный сын своего народа!
А если и голову придется сложить в жестоком бою
Сражайся и смерть предпочти рабскому житью!
Эти стихи, передаваемые повстанческой радиостанцией, звучали удивительно прекрасно. Они вызвали у нас необыкновенный подъем, и все мы прониклись боевым настроением патриотического призыва поэта.
Взволнованные, полные энтузиазма, мы многократно повторяли вслух строки из этого стихотворения.
С тех пор прошло немало времени, свершилось много важных и крупных событий. Но ни минувшие годы, ни прошедшие бурные события не сгладили в моей памяти ярких впечатлений тех незабываемых дней.
Историческое сообщение повстанческой радиостанции передавалось из уст в уста. Я как сейчас помню тот день. Раздаются приветственные возгласы, все обнимаются и целуются. Мы, чехи, сердечно поздравляем словаков, они в свою очередь приветствуют нас. Среди солдат и офицеров царит радостное настроение. Звучат песни. Воины разбились на отдельные группы, в каждой оживленно говорят, и главная тема - Словацкое восстание. Строятся предположения о его значении и возможном развитии.
- Я так думаю, - говорил кто-то в группе воинов, к которым я подошел, что это восстание ускорит освобождение всей нашей страны.
Присутствующие согласились и одобрительно закивали.
- Это ясно, как дважды два - четыре, - поддержал товарища другой солдат и, словно боясь, чтобы кто-нибудь не опередил его, поспешил объяснить свою мысль: - Словаки покончат с предателем Тиссо и выгонят фашистов. Они достаточно хлебнули горя от приспешников Тиссо и теперь крепко будут стоять за свое дело. Это ясно каждому.
- А я так считаю, что теперь весь наш корпус должны перебросить в Словакию. Ведь мы представляем немалую силу. Не так ли? - сказал третий солдат. - Мы бы там поработали на славу.
- Друзья! - обратился к группе солдат десятник, видимо командир отделения. - Если повстанцам в Словакии придется круто, я клянусь своей головой, хотя она у меня только одна, что нас туда направят. Нам рассказывал один офицер-просветитель, что в Словакии уже действуют несколько десятков партизанских отрядов, в рядах которых много советских партизан. А вы сами догадываетесь, что эти отряды созданы там не для парада. Просветитель говорил также, что русские посылают туда оружие.
- Это немыслимо, - отозвался солдат, который первый начал разговор, чтобы словаки, в жилах которых течет горячая кровь Яношика{17}, позволили скрутить себя по рукам и ногам. Правильно сказал недавно Гонза: они уже хлебнули достаточно горя как во времена первой республики, так и под властью этого фарисея с манишкой католического священника на груди. И мы не должны допустить, чтобы кто-либо снова опутал наш народ.
Поощряемый вниманием слушателей, солдат продолжал:
- Будь на то моя власть, я бы немедленно приказал перебросить наш корпус в Словакию. Хотя я ни разу в жизни не прыгал с парашютом, но на сей раз я бы решился.
Это был весьма интересный и поучительный разговор. И так говорили тогда повсюду.
Из приведенных мной отрывочных высказываний видно, как личный состав корпуса понимал свои обязанности и долг перед восставшими. Наши воины выражали желание немедленно направиться в Словакию, чтобы оказать помощь восставшим. Они стремились помешать гитлеровским дивизиям задушить восстание. Да, весь корпус единодушно мечтал поскорее пробиться к повстанцам и оказать помощь словацкому народу.