Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 17



3

Поезд мягко тронулся, я даже не сообразил, что мы уже едем.

- Что с тобой? - спросила она.

Я открыл глаза. Она сидела напротив, на диване, поджав под себя ноги, курила.

- Неужто получилось? - спросил я. - А что теперь?

Она засмеялась.

- Ура!.. - прошептал я.

- Мы же вдвоем, - смеялась она, - зачем шепчешь? Ни-ко-го...

- Не верю, слишком просто, - я говорил вполголоса. - Так не бывает...

Дверь двинулась, вошел проводник. Молодой и полуинтеллигентный.

- Ваш завтрак, - он положил на стол два пакета.

- А ужин? - спросил я.

- Спать пора, - он посмотрел мне в глаза, моргнул и вышел.

Дверь щелкнула.

Я глядел в ее зеркальную поверхность: под фонарями мелькали, метались, появлялись и исчезали знакомые, малознакомые и совсем чужие лица, мои коллеги прибывали и прибывали, заполняя перрон, у табло громоздилась гора заграничных чемоданов... Потом я увидел Клаву: зажав в высоко поднятой руке коллективный билет, она отбивалась от Тины, пытавшейся у нее этот билет забрать... Внезапно прямо передо мной возникла моя барышня, я шагнул было к ней, но увидел рядом ковбоя с сумкой, он осматривался с брезгливым любопытством, поставил сумку и буркнул: "Я, вроде, лишний на этом празднике жизни...". Что-то еще сказал, я не расслышал. Потом он повернулся и исчез в темноте.

Я смотрел ему вслед с уважением и безо всякого сочувствия.

"Тина, - сказал я, пробившись сквозь толпу, - диспозиция меняется: ты ведешь всех в купе, а мы..." "Учти, - крикнула мне Клава, - ты отвечаешь за всех, понял - за всех! А кроме "СВ" еще три купированных, ты всех должен..."

Дальше я не слышал, мне было совершенно не интересно, что и кому я должен...

Она разворачивала пакеты.

- Ой, гляди...

На столе появилась колбаса, сыр, булочки, печенье...

- Я тоже типа, как бы, не фраер, - сказал я.

Пятнадцать лет назад перед этапом мне выдали на Пресне три буханки черного - из расчета полбуханки на день - и вонючий целлофан с хамсой. Но на гражданке, как я помнил, стоило поезду двинуться, все начинали стучать в лбы вареными яйцами, разворачивали жареных куриц... Десяток яиц я сварил, а курицу заменил банкой красной икры. Помидоры и огурцы из ее сумки завалили наш столик. Было очень красиво. Я вытащил бутылку.

- А как же Тина? - спросила моя барышня.

- Я дал ей полчаса на всё про всё, - сказал я, - она их раскидает и...

Мы смотрели друг на друга.

- Полчаса, полчаса, - промурлыкала она, - это мало или много?

- Мало, если впереди четыре ночи и три дня, и много, если...

- У тебя плохо с арифметикой, - сказала она, - это в любом случае мало.

Рюмок не было, мы выпили по стакану и закусили огурчиком. Яйца есть я не мог, а икру было жалко: стол накрыт - мы ждали гостя!

О чем мы говорили?.. Нет, опять не вспомнить. Но закусывали только огурцами.

- Второй час, - сказала она. - Может, двери все-таки закрыты, ты же соврал, что узнавал у проводников?.. Или она не знает номер нашего вагона. Или...

- Она очень деликатная, - сказал я, - но если ты хочешь, я ее притащу...

В какой-то момент я подумал, что в суматохе мы сели не в тот поезд: я проходил вагон за вагоном, в пустых коридорах гулял ветерок, двери плотно задвинуты - где же толпа, только что буйствовавшая на перроне?

В пустом ресторане, наклонившись друг к другу лбами, сидели два мужика. Когда я проходил мимо, один поднял голову и спросил:

- Вы случайно время не знаете?

- Знаю, - сказал я, - полвторого.

- Вот видишь, - сказал он, упершись лбом в своего собеседника, - за час мы уговорили одну бутылку. Осталось семь часов. Сколько мы их уговорим?..

Ответа я не расслышал, открывая дверь в тамбур, легко умножил оставшиеся часы на бутылки. Следующий вагон был так же пуст, я прошел еще один такой же, но тут дверь из тамбура заклинило - открыть ее мне не удавалось: "Все-таки заперли..." - успел подумать я, нажал посильнее, кто-то взвизгнул, и я вломился...



Здесь стояла толпа - как два часа назад на перроне, громоздились заграничные чемоданы, слышалась разноязычная речь... "Спокойно, спокойно!.. услышал я Тину. - Прошу всех замолчать и слушать меня, только меня..." Дальше она залепила что-то по-английски...

Я протиснулся в вагон, Тина меня увидела.

- Все дело в коллективном билете, - быстро говорила она, глаза сверкали, и я понял, что, назначив ее руководителем делегации, сделал правильный выбор, если бы у каждого был свой билет, все было бы нормально, а тут все набились в один вагон, у одного корейца уже увели чемодан, они вшестером - корейцы забрались в одно купе, я не могу их растащить... Я говорила Клаве, она меня не слушала...

- Я имел ее маму... - услышал я.

На поставленном торчком чемодане сидел знаменитый бородатый питерский писатель, он был совершенно пьян и, видимо, пытался осмыслить ситуацию.

- Я имел ее бабушку... - продолжал он безо всякого выражения.

- У него сексуальные фантазии, - шепнула Тина, - он не может слышать имя Клавы...

Через толпу протиснулся начальник поезда - в форме он походил на генерала.

- Граждане, господа... - вразумляюще говорил он, - у нас еще два пустых вагона, прошу не волноваться, мы всех вас сейчас...

- Уходи, - шепнула Тина, - еще полчаса, и я их раскидаю...

- Водка стынет, закуска...

- Полчаса, - шептала Тина, - и я у вас...

Когда я проходил рестораном, мужики продолжали тему:

- Через год, - услышал я, - пойдет скоростной - два часа - и ты в Питере. Сколько мы успеем усидеть за два часа?

- Какой ты быстрый... - сказал второй.

Я открыл дверь в вымечтанное нами купе. Она курила и глядела в темное окно.

- Давай еще по стакану, - сказал я, - у нас снова полчаса.

Мы выпили и закусили огурцами.

Ситуация была дикая, во всяком случае, странная. Время уходило...

- Уже четвертый час, - сказала она вдруг, - там могло что-то случиться. Вообще, с нашей стороны свинство, мы ее втравили, а она тут и вовсе ни при чем. Тоже мне - друзья. А если ее там...

- Хорошо, - сказал я, - я их сейчас всех...

Что с ними делать, я, разумеется, не знал.

Пустые вагоны, пустой ресторан, те же мужики...

- А если колесо отвалится? - сказал один, когда я подошел к их столику.

- Какое колесо? - спросил второй: кто из них кто, я уже не понимал.

- Сколько, по-твоему, колес в каждом вагоне?

- Четыре. Два и два.

- Это у телеги четыре, и у лошади - ноги'

Пробегая следующие пустые вагоны, я пытался сосчитать: на шестнадцать умножить не получалось... В третьем вагоне я удачно умножил на десять и остановился: "Но ведь это тот самый!..". Конечно, я хорошо помнил, что третий вагон после ресторана был набит битком, я еще не мог сразу открыть дверь из тамбура...

Вагон был пуст, двери плотно задвинуты, гулял ветерок...

Тина тогда стояла у первого купе, и у меня было ощущение, что она именно там угнездилась... Нет, она сказала, что туда влезли пятеро... Нет, шестеро корейцев... Господи, неожиданно и странно подумал я, а если они ее... съели? Я помнил - конечно, помнил! Я работал на Сахалине в газете пятьдесят лет назад, там было много корейцев, они ели... собак. Я хорошо помнил, как у моего приятеля сожрали пуделька. Собака, разумеется, не человек, но мало ли что и как могло измениться за полвека?.. Что-то у меня с головой, водка, беготня по вагонам - при чем тут собаки? Здесь наши коллеги, замечательные писатели, правозащитники, интеллектуалы...

Я постучал еще раз. Ответом - мертвая тишина. Я перешел ко второму купе, потом к третьему...

Выглянул проводник.

- Вам чего?

- Я писатель, - сказал я, - руковожу всей делегацией, где тут у вас...

Он плюнул, махнул рукой и скрылся в своем купе.

Положение было безвыходное - что делать? Скорей, по инерции я стукнул снова, посильней...