Страница 5 из 22
Насколько человек в любви деятельности, настолько он в Господе, потому что он настолько в Церкви и в Небе, а Церковь и Небо, по Господу, как один человек, формы которого, называемые органическими главными и низшими, также внутренними и внешними, состоят из всех любящих дела и творящих их; сами действия составляют этого человека, потому что он духовный человек, состоящий не из лиц, но из творимых ими действий; во всяком случае в нем все, получающие от Господа любовь, к деяниям и творящие их для ближнего ради деяний и рада Господа; а так как этот человек есть Божественность, исходящая от Господа, и Божественность, исходящая от Господа, есть Господь в Церкви и в Небе, то явствует, что они все суть в Господе. Если такие человек, то потому, что всякое действие, служащее каким бы то ни было способом общему благу, есть человек прекрасный и совершенный по качеству деяния и в то же время по качеству любви к нему; это происходит от того, что в каждой части человеческого тела есть по действию идея всего; ибо каждая частица взирает на целое как на свое ex quo (от чего исходить) и целое взирает на нее в себе как на свое per quod (чем действует); по этой идее целого в каждой частице является то, что каждое действие есть человек, как в малом, так и в большом и форма органическая такая же в частях, как и в целом; более того, частицы частей, которые внутреннее, человечнее составных, потому что совершенство повышается внутрь, и все части органические в человеке слагались по формам внутренним,, и те по формам более внутренним и так до сокровенных, через которые есть сообщение со всяким чувством и со всякою мыслию человеческого духа; в самом деле, дух человеческий в каждой из этих частей распространяется во всем, относящемся к телу; распространяется он во всех частицах тела, ибо он есть самая форма жизни; если бы не было тела для духа, то человек бы не был ни духом, ни телом; посему решение и соизволение воли человека определяются мгновенно и производят и определяют действие совершенно как если бы сама мысль и воля были в них, а не над ними. То, что по действию своему каждая из мельчайших степеней человека есть человек, не входит в мысль природную, как оно входит в духовную мысль; в духовной мысли человек не есть лицо, но есть действие, ибо идея духовная лишена представления лица, как лишена представления материи, времени и пространства; посему, когда Ангел видит другого Ангела в Небе, то видит его как человека, но мыслит о нем как о действии, и даже Ангел по лицу является соответственным действию, в котором он и любовь действия оживляет его лицо; по этим объяснениям можно видеть, что всякое доброе действие по форме есть человек.
XIV. Те, кто себя любят превыше всего и любят мир как себя самих, не суть ни человеками, ни в Господе. Любящие себя и в мире могут даже творить добрые дела и творят их они, но в них любовь к делам не добра, ибо дела от них самих, а не от Господа и ради них самих, а не для ближнего; они говорят или уверяют, что для ближнего в смысле обширном и тесном, то есть для Церкви, для отечества, для общества и для сограждан, иные даже отваживаются сказать, что дела для Бога, потому что они поступали по Его заповедям и что дела исходят от Бога, будучи добром, и всякое добро от Бога, когда между тем они творят дела для себя самих, потому что от себя самих и ежели для ближних, то дабы на них дела обращались; они известны и отличны от творящих дела по Господу для ближних в смысле обширном и тесном в том, что в каждой вещи принимают в расчет себя и миры и любят добрую славу для различных целей, и даже любят дела, лишь насколько видят в них себя и то, что к ним относится; сверх того их удовольствия суть удовольствия плотские, и они ищут тех, которые от мира; можно видеть, каковы они по сравнению. Они сами суть голова, мир есть туловище, Церковь, отечество, согражданин суть ступни, а Бог - обувь; но для любящих дела по любви к делу Господь есть голова. Церковь, отечество, сограждане туловище до колен, мир - это ноги от колен до ступней, они же сами суть ступни, пристойно обутые; по сему видно, что одни совершенно противоположны другим и что нет человечного в творящих дела по себе или по себялюбию. Есть два начала всех любвей и всех чувств: одно идет от Солнца Неба, которое есть чистейшая любовь, другое от Солнца мира, которое есть чистейший огонь. Извлекающие от Солнца Неба любовь суть духовны и живы, и Господь их возносит из их самости; но извлекающие огонь от Солнца мира природны и мертвы и погружаются сами собою в самость, от чего происходит, что они видят одну природу во всех предметах зрения и если признают Бога, то лишь устами, но не сердцем; это они разумеются в Слове под поклонниками солнца, луны и всего небесного воинства. Они представляются как люди в духовном Мире, но при свете Неба как чудовища и их жизнь им кажется жизнью, но для Ангелов они смерть; между ними есть многие признаваемые учеными в Мире и, что меня часто удивляло, они считают себя мудрыми, относя все к природе и предусмотрительности и смотрят на других как на простаков.
XV. Человек не здорового духа, если дело не есть его любовью или его занятием. В человеке есть внешняя мысль и в нем есть внутренняя мысль. Человек обретается в мысли внешней, когда он в обществе, слушает ли он тогда или говорит, поучает или действует и пишет, но дух его в мысли внутренней, когда он дома и перемещает во внутреннее расположение разбиравшиеся вопросы, эта мысль его духа есть настоящая в себе, тогда как предыдущая была мыслию его духа в теле, та и другая остаются у человека по смерти, и тогда не знают, каков человек прежде чем внешняя мысль не отнята от него, ибо тогда только мысль говорит и действует по чувству. Человек здравого смысла услышит тогда вещи диковинные, он услышит и увидит, что многие из тех, которые в Мире говорили разумно, проповедовали талантливо, поучали научно, писали с сознанием и даже поступали предусмотрительно, лишь только внешнее их ума отнимается, то мыслят, говорят и поступают безумно, как маньяки в Мире, и что удивительно, полагают, что они мудрее других. Но дабы им не оставаться долго в безумстве, они введены бывают время от времени во внешнее и через это в общественную и пристойную жизнь, в которой они были в Мире; когда их в обществе и в Небе им дано вспоминать об их безумствах, то они сами видят и признают, что они говорили бессмысленно и поступали безумно, но все-таки, войдя в свое внутреннее или в самость своего духа, они безумствуют, как прежде. Их безумства приводятся к следующему: они хотят властвовать, похищать, прелюбодействовать, проклинать, вредить, презирать честь, правоту, искренность, отвергать и осмеивать всякую истину и добро Церкви и что еще удивительнее, они любят такое состояние духа; в самом деле, некоторых из них исследовали, любят ли они мыслить здраво или безумно, и открылось, что любят мыслить безумно; была обнаружена также причина такого состояния, именно та, что они любили себя и мир превыше всего и занимались делами только ради почета и наживы, предпочитая плотские удовольствия духовным; в Мире они были такого нрава, что никогда здраво не мыслили, разве только находясь в обществе с людьми, единственное облегчение для их безумства, это то, что их отсылают в ад, дабы они там работали под управлением судьи; пока за работой, они не безрассудствуют, ибо работа, которою заняты они, их держит как бы в заточении и в узах, дабы не бросились они в бред своих вожделений; там они работают на пищу, на одежду, на постель, таким образом, помимо себя по нужде, а не свободно, по расположению. Наоборот все те, которые в Мире любили дело и выполняли его по любви к нему, мыслят здраво в духе своем, и дух их мыслит здраво в теле, ибо их внутренняя мысль есть также мыслию внешней и речь и действия соответствуют ей; любовь к делу удерживает в себе их дух и не допускает их предаваться пустякам, вещам бесчестным и сластолюбивым, чудачествам и хитрости, ни быть игрушкой различных вожделений; такие по смерти становятся подобными себе, их дух в себе самом ангельский, и когда внешняя мысль удалена, они становятся духовными Ангелами и суть, таким образом, преемниками небесной мудрости, исходящей от Господа. Теперь по этим соображениям очевидно, что человек не здравого ума, если дело не составляет его любовь или его занятие.