Страница 22 из 106
Состав германского войска отличался от римского наличием в нем многочисленной, хорошей иррегулярной конницы, умевшей работать рука об руку с пехотой. Цезарь{57} так описывает "парных" германских бойцов: "здесь было 6.000 всадников и столько же крайне проворных и храбрых пехотинцев; каждый всадник в пару к себе для своей охраны выбирал из всего войска одного пехотинца. Они принимали на себя отступление всадников и спешили вперед, когда последним приходилось трудно. Если тяжело раненый всадник падал с лошади, они обступали его и защищали. Вынуждаемые часто то к быстрому преследованию, то к отступлению, они достигали посредством упражнений такой быстроты, что, ухватившись за всадника, поспевали за ним".
В виду недостаточно хорошего вооружения массы пеших воинов, а также необходимости опасаться за фланги при столкновении с конным противником и для удобства движения по пересеченной местности, германская пехота строилась в бою не фалангообразной линией, а разбивалась на несколько глубоких колонн, человек 40 по фронту и в глубину. Целый ряд сотен, каждая 2-3 ряда по фронту, поставленных рядом, имея впереди своих гунно, образовывали такую колонну. При беспорядочном движении колонны в атаку, бегом с значительного расстояния, центр ее, обыкновенно, выдавался вперед, почему противники - римляне называли их построение клином или свиной головой. Но если прорыв фронта неприятеля не удавался мгновенно, то завязывался рукопашный бой, то эти колонны, под влиянием натиска сзади, беспорядочно развертывались в обе стороны и сливались в одну линию.
Так как спайка германцев была не механическая, а внутренняя, то особенно им удавался бой в лесу или на скалистой, пересеченной местности, где, рассыпаясь под влиянием местных условий, они продолжали представлять сплоченное тактическое целое.
Для решения важнейших судебных дел в мирное время авторитет гунно был недостаточен. На народном собрании племени выбирались для этого первенствующие люди - князья - из особенно уважаемых и зажиточных семейств. Князья окружали себя дружиной, преданной им, и объезжали различные гау племени. Когда в племени одному князю удавалось устранить других, он становился королем, зависимым от народного собрания. С течением времени роль народного собрания умалилась и свелась лишь к простому одобрению предлагаемого королем решения. Князья и короли объединяли в своих руках действия сотен на войне, сражаясь со своей отборной дружиной в первых рядах племени.
Исчезновение линейной пехоты. Германцы понимали, что их военная сила базируется на высокой квалификации отдельного бойца и на сплоченности родового быта и что воздействие на них римской цивилизации может гибельно отразиться на их боеспособности.
Однако, несмотря на все старания, родовой быт германцев, попавших в цивилизованные условия, был обречен на разложение. Условия натурального хозяйства властно толкали к расселению небольшими кучками по всей стране для облегчения довольствия. Старинные роды разбились на части.
Старый гунно, живший в одних условиях и одними интересами со своим родом, обратился теперь в крупного помещика, жизнь и интересы которого резко расходились с управляемыми им соплеменниками, которые обрабатывали своими руками землю. Гунно, ставший графом, т. е. губернатором, получил большую экономическую, военную и гражданскую власть, но его былой авторитет родового старейшины исчез.
В этих условиях колонны германцев необходимо должны были потерять свою изначальную крепость и сплоченность. Родовая спайка исчезла, а власть, которая могла бы создать искусственную спайку и сплоченность дисциплиной и муштровкой, еще не народилась. У королевской власти для этого не было ни силы, ни достаточного авторитета, ни знания. Цивилизация разлагала боевую силу германских варваров.
С уничтожением изначальной сплоченности германских сотен, тактика резко изменилась. Пехотинец, вооруженный холодным оружием, представляет серьезную силу только в сплоченной массе. Отдельный боец, как бы высоки ни были его качества, представляет ничтожную боевую ценность. Нет спайки, нет и линейной пехоты. Она исчезла с разложением римской дисциплины и германских родовых связей на долгий период средних веков. В Византии, вообще на востоке, усердно культивировалось метательное оружие - пешие и конные лучники. Но пеший лучник, хотя и имеет известное значение и без смыкания его в сплоченную тактическую единицу, может"играть только вспомогательную роль - в бою на пересеченной местности или за укреплениями - и вынужден уступать поле сражения натиску конницы. Римская пехота никогда не была прорвана и потоптана кавалерийской атакой. Теперь пехота, перед своим окончательным исчезновением с полей сражения, стремилась искупить недостаток своей спайки установкой перед фронтом передвижных рогаток.
У германцев конные воины всегда были в почете; наемным германским конным частям Юлий Цезарь в значительной мере был обязан своими победами. Теперь все внимание обратилось на конницу, в ущерб пехоте; о ней только и заботятся короли, лучшие воины идут в конницу.
Как одиночный боец, конный воин, снабженный не слишком тяжелым предохранительным вооружением, умеющий сражаться как на коне, гак и пешком, безусловно превосходил пехотинца. Массы исчезли с полей сражения; о числе заботились очень мало, так как условия для оперирования большими силами были крайне неблагоприятны: не было никакого организованного тыла, в армии каждый жил тем продовольствием, которое он брал с собою для похода. Все внимание устремлялось на качество, на квалификацию одиночного бойца. По мере того, как общие связи рвались, как слабела спайка тактических единиц, как все сильнее выступала отдельная личность, - конные воины получали все более решительное преобладание. Кто мог достать себе коня - садился на него, отправляясь воевать. Командование, управление боем отошли на второй план - решающее значение осталось только за личной доблестью.
Военная организация франков. Тогда как большинство королевств, основанных германскими племенами на развалинах Западной Римской империи и стремившихся сохранить родовой быт, исчезло без остатка, королевство франков сохранилось и явилось основой развития всей романско-германской культуры, так как приспособило свой строй к новым военным требованиям и оказалось в состоянии воспитать тех квалифицированных конных бойцов, к которым перешло решающее значение. Родовой быт разложился здесь прежде всего, так как франки расселялись среди народа, впитавшего в себя римскую цивилизацию исподволь, еще до захвата там крупного землевладения и верховной власти; они приняли тоже католическое вероисповедание и легко слились с местным населением. По-видимому, переход исподволь власти в Галлии к франкам предохранил хозяйственную жизнь от резкой катастрофы и создал в королевстве франков более прочный экономический базис для военного строительства. Уже в IV веке просторные незащищенные римские города в Галлии, под влиянием нападений варваров, сменились тесными, обведенными стеной бургами. Армия франков образовывалась призывом к оружию всех свободных; однако, в виду общих условий средних веков, этот призыв распространялся на все меньшее число отборных и специализировавшихся на военном деле людей. Вскоре, во время династических распрей, крупные землевладельцы добились первого закона, ограничившего власть короля - а именно, последний обязался назначать в гау графов не из своей дружины, а из числа крупных местных землевладельцев. С развитием средневековья графы становятся все менее чиновниками и все более и более владетельными особами. Нужно помнить, что великое переселение народов не явилось ни освежением дряхлой цивилизации чистым нравами, близким к. природе народом, ни расселением германских крестьянских масс среди римских полурабов-землевладельцев, а явилось заменой римской аристократии, базировавшейся на образовании, чиновничестве и богатстве, тонким слоем новой, совершенно неграмотной германской аристократии, связанной исключительно с военным делом. Никакой учет или контроль не был посилен средневековому неграмотному управлению. Графы стали наследственными не только потому, что оказались в силах добиться этого, но и потому, что никем не контролируемый граф, назначаемый на время, несомненно был занят мыслью только о скорой наживе, тогда как граф, видевший в своем графстве наследственное достояние, заботился и входил в его интересы гораздо ближе и мог являться на призыв короля с лучшими и более исправно снаряженными воинами.