Перекресток

Деревья вокруг пушились легким белым маревом отдаваемого тепла. Дорога, которую им предстояло пересечь, успела остыть и лежала впереди темной полосой с тлеющими кое-где на ней черточками корней. Под яблочным дичком хозяйственно фыркал еж.

- Жалко старика, - задумчиво проговорила Тьоу после некоторого молчания. - Один остается...

- Привыкнет, - неуверенно предположил Зииц.

- Скорее всего завянет... - Миччи сильно растягивал слова, сдерживая зевоту: грусть снова навеяла на него сон.

- Идем, идем, лежебока! - Зииц ухватил его под мышку. - А то задремлешь!

- Я не сплю. Я думаю.

- Истинный тави, ленивый и созерцательный! - Тьоу взяла Миччи с другой стороны и вдвоем с Зиицем поставила его на ноги. - Для тебя лишнее беспокойство даже просыпаться и двигаться, не то что с человеком дружить! Ну, работай, работай ножками, миленький...

- Уж если искать лентяев, то не среди нас, - возразил Миччи, уныло покоряясь друзьям. - Мы против людей метеоры! Вон там, послушай, петляют по лесу твоя девчонка с приятелем. Еле-еле до дороги добрели - полчаса километр. По мне, лучше до смерти на солнце вялиться, чем так ползать. Стремительные и беззвучные дельфины во время плавания не расталкивают и не рвут воду - они скользят в ней, слегка колебля. Вот так же мы ходим по лесу. А у человека волны, брызги и шум...

- Но ведь он сухопутный, Ми!

- Хорошо. А в лесу?

Тьоу прислушалась. Далеко на Поляне Грагги ударили дважды. Зииц ахнул и, будто подстегнутый, кинулся на звук.

- А в лесу? - переспросила тавинка и снова замерла, наполовину высунувшись из кустов. Стало слышно, как нежится листва под лунными лучами, как за ближними деревьями выбираются на дорогу Лорка и Толик, Посыпалась земля, крякнул берег канавы от грузного прыжка, зашуршали камешки. Скрипели и терлись одна о другую недогруженные корзинки.

- Дядя Толя, а почему вы бороду носите?

- Ой, ты не поверишь. Собирал в прошлом году грибы, упал, мох к подбородку и приклеился. Не оторвать.

- Ну вы же и выдумщик! Прямо Фантомас какой-то!

Они приближались, и Тьоу бесшумно попятилась.

- Быстро стемнело, правда, дядя Толя? Только луна, задевая деревья, качается. И дорога будто ледяная светится. - Лорка поежилась.

- Замерзла?

- Нет. Я подумала, как леснятам ночью скучно - в лесу. И мокро, если дождь...

- Может, у них кожа непромокаемая? Из плаща?

- Да, вы шутите, а сами небось в дупле и часа не просидите?

- Зачем же в дупле, когда есть палатка? Ярко-желтая, с алюминиевыми стойками...

Навстречу с радостным визгом выкатился черный комок:

- Ой, смотрите, кто нас встречает! Чуня! Чунька!

- Отыскал!.. Откуда ты, лохматый?

Широкие, щеточками, собачьи лапы оттолкнулись от земли, послышались мягкие шлепки и счастливый Лоркин голосок:

- Ну уж, сразу и в нос лизаться! Не стыдно?

"Еще чего! - визгливо проскулил Чунька. - Я знаешь как по тебе соскучился? Говорил ведь, чтоб взяла с собой. Мало ли какие звери в лесу?"

- Ишь-ишь, разошелся. А когти убери, песенька, куртку порвешь.

"До куртки ли, если в ней хозяйка?"

- Юрца не обижал? - Толик потрепал пса по шее.

"Да ну его, вашего Юрца! Вцепится в шерсть - я катай его по траве. Или приляжешь в тенечке, а он тут как тут".

Люди пошли быстрее, и голоса начали затихать. Тьоу выпрямилась, приказала псу:

- Поди сюда!

Чунька будто споткнулся, повернул морду, зарычал.

- Кого ты там заметил? - поинтересовался Толик.

"Чужие, чужие", - отрывисто пролаял пес.

- У нас же свобода, чудак! - настаивала Тьоу.

Чунька презрительно опустил уши, боком, на четырех лапах отпрыгнул к ногам Лорки:

"А кто вот ее будет защищать? Иди-иди, покуда цела!"

И, закрутив хвост кольцом, победно затрусил впереди. Лорка разбойничьи гикнула, захохотала, кинулась вперед, и они вдвоем с собакой помчались наперегонки, намного оторвавшись от Толика.

- А ведь есть, братец, что-то такое притягательное в человеке, а? Тьоу затормошила своего нахохлившегося друга. - Мы сколько тысячелетий бились, чтоб научиться всех понимать. А человек шутя подарил собакам язык. И не осознает этого...

- Тебе тоже служить ему захотелось? Вроде собачонки?

- Не служить, а дружить, улавливаешь разницу? С ними. И с другими...

- Боюсь, трудно тебе придется. Вот смотри, топает напролом наш задушевный родственник. - Миччи показал на Толика. - Он едва не расшибся о корягу, потому что слеп ночью. Впрочем, и дневной свет бесполезен для его незрячих ног. Вот он обломал розетку у ромашки. Просто так, под руку подвернулась. А теперь... Ой! Помнишь того жука-рогача, который повздорил с муравьями из-за крылышка капустницы? Он на него...

- Не надо, Миччи. Я вижу.

- И все же будешь рассуждать о дружбе?

- Буду, буду, буду! И ты сам когда-нибудь над собой посмеешься. Ну да, кое в чем наша цивилизация сильнее. Но это не помешало ей зайти в тупик. Мы можем и должны принести человеку культуру доброты. Два брата, два солнечных народа - ради одного этого стоит пойти на эксперимент!

- Ах, Тьоу, милая, взгляни еще раз. Он обернут мертвой тканью, и мертвая твердь отделяет его от живой земли. Он согнут под тяжестью ноши, потому что и пищу и знания ему приходится таскать отдельно. Глухой и бронированный, он всегда закрыт от природы.

- Нет, Ми, ты не очень хорошо знаешь человека...

- Постой, куда ты?!

Залитая луной, легкая, стройная, о громадными мерцающими глазами, с бледным лицом и яркими губами, Тьоу забежала вперед и вдруг стала на пути человека.

- О господи! - пробормотал Толик, перекладывая корзинки в левую руку, чтоб хоть такой ненадежной преградой заслониться от привидения. - Зря все же по асфальту не пошли.

- Здравствуй, брат! - громко и раздельно проговорила Тьоу. - Женщина свободного племени тави ищет дружбы. Вот моя рука!

Но человек уловил только шелест ветра в листьях придорожного куста. Он вытянул корзинки перед собой и с бьющимся сердцем двинулся на неясный силуэт, пока не уперся пальцами в гладкий березовый ствол. Он был по-своему храбр, этот бородатый Толик. Как и всякий нормальный современный человек, он не верил в чертовщину и леших. Но подсознательный ночной страх уравнивает всех. Даже тех, кто на спор ночует на кладбище. Столкнись такой храбрец с чем-то непризнанным, бесплотным; как дуновение, с чем-то официально не открытым и все-таки существующим, - он просто тут бы на месте и умер. А если бы даже остался жив и не утратил рассудка, то искал бы вполне естественное, общепринятое объяснение.