Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 57

Бухгалтер "Саадет" рассказывал одну историю. "Однажды, в канун праздника Новруз-байрам, мы с заведующим хозяйственной частью отправились в дом к хозяину здания школы, чтобы уплатить деньги за аренду. Старик-армянин принял нас уважительно. Велел принести чай, сладости. Начальник хозяйственной части протянул ему 800 рублей. Старик взял деньги, положил рядом с собой на диван. Поговорили мы немного о том-о сём, а затем мой спутник объявил старику, что ученики "Саадет" готовят к празднику большой концерт и просят его пожаловать на представление в качестве почётного гостя. Старик поблагодарил за приглашение и хлопнул три раза в ладоши. Из соседней комнаты вышла хорошенькая девушка и вопросительно взглянула на старика. Старик что-то негромко приказал ей, и вскоре девушка принесла пятисотрублёвую ассигнацию. Старик вручил деньги начальнику хозяйственной части и сказал: "Купите на эти деньги от меня подарки ученикам школы одежду, учебники. Мне уже девяносто, стар я на концерты ходить. А ребятам накажите, чтобы учились как следует. И поздравьте их от меня".

Говорили, что девушка - внучка старика - была больна туберкулёзом, и дед, не жалея денег, разбил перед домом красивый сад. Насадил вечнозеленых деревьев, цветочных кустов. Словом, превратил свой двор в восхитительный уголок природы, что было весьма нелегко в условиях дореволюционного Баку. Птицы, в развешанных на деревьях клетках, пели на сотни голосов. По саду важно расхаживали павлины. Юная красавица играла на фортепьяно или гуляла по саду. А то сидела неподалёку от бассейна и читала книгу, слушая игру Алибека Гусейнзаде на скрипке или уроки пения, которые проводил с учениками Узеир Гаджибеков.

Число учащихся "Саадет" всё увеличивалось, и вскоре им стало тесно в стенах старого здания. Мирзу Алекпер-хана отозвали в Иран, назначив послом Швейцарии. Начальником школы стал Алибекзаде. На одном из собраний благотворительного общества он доложил, что школа нуждается в более просторном здании. Решили ассигновать деньги на строительство помещения. В это время встаёт каменщик-строитель и говорит: "У меня в городе два дома. Один из них я временно - пока не завершится строительство здания предоставляю в безвозмездное распоряжение дирекции. Мы с женой поселимся в одной комнате и будем присматривать за ребятишками. Лишь бы им было хорошо". На этом меджлисе было много людей побогаче, но ни один из них не проявил такой щедрости, как этот простой, неграмотный каменщик.

На месте нынешней глазной больницы было мусульманское кладбище. Решили построить на этом месте здание для "Саадет". Ахмедбеков подготовил проект. В одну из пятниц народ пришёл на кладбище. Ахунд прочитал молитву. Родные и близкие покойных перенесли останки на кладбище в нагорной части города, пустые могилы сровняли с землёй и заложили фундамент. Были готовы уже два этажа, когда началась первая мировая война. Торопливо возвели крышу и приспособили помещение под лазарет.

А за год до первой мировой войны Али-бек Гусейнзаде переехал в Турцию. Проводить его собралась вся азербайджанская интеллигенция. В честь его отъезда был дан обед а школе на Ганлы-тепе. Стол накрыли по-мусульмански, без вина. Подали лишь шербет. Приступая к еде, Алибек грустно улыбнулся и сказал: "Я покидаю Кавказ. Это, наверное, последний плов, который мне доведётся поесть в Баку... Поэтому, с вашего разрешения, кушать я буду по народному обычаю". Он засучил рукава и стал есть плов руками. Остальные интеллигенты последовали примеру Алибека. Звучали напутственные слова, прощальные речи. На следующий день Алибек Гусейнзаде навсегда расстался с Баку.

Образование в школах было в основном платным. Половина ежегодной платы вносилась в учебную часть в начале года, иначе учеников не допускали на занятия. Лишь незначительная часть бедных и сирот обучалоась за государственный счёт.

Дети приходили на занятия в сопровождении взрослых. Обеспеченные горожане подвозили свои чада на фаэтоне. Выпускать их одних на улицу не решались - слишком велик был риск. В те времена гочу нередко похищали детей состоятельных родителей и требовали выкуп. Некоторые держали дома вооружённую охрану.

Ворота городских зданий бывали закрыты на замки и засовы, ночью двери укрепляли ломами, спускали с цепи собак. Дворники выглядывали на улицу из окон привратницкой, незнакомого человека во двор не пускали. Много было в ту пору бродячего, разбойного люда...

Во всех кварталах города были мол-лахана - школы старого типа, где детей учили череке* , арабскому алфавиту, письму, умению читать Коран.

______________ * Книжечка, составленная из небольших сур Корана и используемая в качестве учебника-азбуки.





Методы воспитания в моллахане славились своей суровостью: провинившихся секли длинными хворостинами, привязывали к фалакке* , ставили коленями на горах. Моллапахана помещалась, как правило, в подвальных помещениях или, в лучшем случае, на первом этаже. В комнатах стояли мангалы с углём, лежали циновки да разное тряпьё, на котором сидели ученики. Земляной пол, сочащиеся сыростью стены, гнилые балки потолка, маленькие, вечно мутные, оконца, почти не пропускающие дневной свет. Сколько маленьких ребятишек подхватило здесь ревматизм, сколько молодых людей скончалось от туберкулёза, пройдя в детстве жестокую школу-моллахана...

______________ * Деревяшка, к которой привязывали ноги провинившегося и били палкой по пяткам.

Были в городе моллахана для девочек. Эти проходили "науку" под руководством моллы-женщины. Правда, большей частью учение ограничивалось тем, что они прислуживали в доме своего педагога, нянчили её детей, убирали во дворе, таскали воду из колодца. Ну и, конечно, каждая испробовала хворостины молла-баджи, которая не забывала "приласкать" своих подопечных. Жаловаться родителям было бесполезно: многие из них сами поощряли физические наказания. Не случайно, в ту пору бытовала поговорка; родитель приводит ребёнка к молле и говорит ему:

"Мясо твоё, кости мои".

БАКИНСКАЯ МУСУЛЬМАНСКАЯ ЖЕНСКАЯ ШКОЛА. Александровская женская школа, о которой я немного рассказывал выше, была школой нового типа, в корне отличавшейся от старой моллахана. Я разговаривал с выпускницами этой школы, и все они вспоминали "Александровну" с тёплым чувством, добрыми словами, иные со слезами на глазах. Одна из них. Набат-ханум Нариманова, подробно рассказала мне о годах, проведённых в пансионе школы, о правилах внутреннего распорядка, о системе обучения и воспитания, которая была там принята. Она говорила об этой школе, как о самом сладостном воспоминании юных лет, не померкшем за десятилетия прожитой жизни. Вот её приблизительный рассказ: "Наша Бакинская женская школа была первой и единственной школой подобного рода для девочек-мусульманок во всей Российской империи. Да что там в России, на Ближнем и Среднем Востоке, во всём мусульманском мире не было второй такой школы. Подлинно европейского типа. Окончившие эту школу девушки составили основные кадры первых женщин-педагогов Азербайджана. Конечно, многие продолжили после окончания "Александровки" своё образование - стали врачами, экономистами, библиотекарями, научными работниками. Я знаю художниц, доцентов, даже профессоров, которые некогда были выпускницами Александровской женской школы.

В первые годы мы одевались, как девушки-дагестанки, потом этот наряд сменила форменная одежда русских, гимназисток. Были у нас зимняя и летняя форма, а также платья для торжественных церемоний и праздников... Особое внимание уделялось опрятности одежды и чистоте обуви. В школе действовала специальная портняжная. Две женщины-портнихи обшивали учениц школы.

Школа справедливо слыла образцовой, причём, во всех отношениях: в смысле одежды, поведения, этикета, системы обучения и воспитания... С этой школой связаны наши самые дорогие, незабвенные воспоминания.

С особой теплотой вспоминаю я учителей: их заботливость, внимание, доброжелательную требовательность и терпение. Они могли по нескольку раз объяснять нам одно и то же, часами заниматься с отстающей ученицей и никогда не выходили из себя, не раздражались, не повышали голоса. Правда, и девочки старались - налегали на учёбу, чтобы не расстраивать любимых педагогов.