Одинокая волчица

В общем, он с полным на то основанием мог применить к себе стихотворение кого-то из классиков: "О, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней!" Двадцать с лишним лет тому назад, когда он первый раз женился, все было совершенно по-другому. Они оба были слишком молоды и что ещё хуже - слишком разные. Жена происходила из старой интеллигентной семьи, а он даже не знал своих родителей. Да и что мог предложить выпускник школы милиции? Живи они отдельно, все, возможно, и утряслось бы, но он пришел в их семью "примаком", что называется, без кола и двора, о чем постоянно напоминала теща. Да ещё ребенок... После одной не слишком красивой сцены Павел собрал свои нехитрые пожитки и хлопнул дверью. Потом развелись уже официально. А он был настолько молод и глуп, что не настоял на своем законном праве: видеться с сыном. Честно говоря, ни единой попытки не сделал...

Почему он именно сегодня вспомнил о делах давно минувших дней? Наверное, потому, что жизнь круто менялась. А ещё потому, что его действительно беспокоили некоторые странности в поведении Милочки. Она почему-то перестала говорить с ним о своей книге, хотя это было делом всей её жизни, уходила в свои мысли, отвечала невпопад... Существование другого мужчины исключалось - он слишком хорошо знал кристальную чистоту своей любимой. Так что же тогда?

Зазвонил телефон, резко вырвав Павла из размышлений, и он поспешно схватил трубку. Милочка? Предупреждает, что задерживается?

- Слушаю вас, - почти спокойно сказал он.

В трубке была тишина, но такая, какая бывает, если абонент на другом конце провода сдерживает дыхание и не желает говорить. Такие нюансы Павел различал чисто автоматически. Поклонник? Или не туда попали? Он подождал ещё какое-то время, потом попросил:

- Перезвоните, пожалуйста, вас не слышно.

И положил трубку. Перезванивать, однако, не спешили. Что ж, значит, ошиблись. Наверняка ошиблись. Не станет Милочка заводить какие-то романы за его спиной. Не тот случай.

Милочка была первой, на которой он захотел жениться после краха первой семьи. Что там захотел - просто мечтал об этом. Она была ещё так молода, у них вполне могли быть дети. А ему всю жизнь не хватало семейного тепла и уюта. И каждый новый шаг на пути к совместной - официально совместной, гражданский брак меня ни в коем случае не устраивал, - жизни воспринимал как счастливые вехи. Милочка позвонила ему по собственной инициативе, Милочка позволила остаться у неё на ночь, Милочка дала ключи от своей квартиры, Милочка познакомилась с его друзьями... Все это казалось ему триумфальным шествием к маршу Мендельсона, обручальным кольцам и так далее и тому подобное.

Правда, он слегка побаивался знакомства Милочки с Наташей. Слишком уж они были разные. Наталья, к тому же, могла выпалить что-нибудь насмешливо-ехидное и обидеть человека, даже не желая этого. Один раз Павел даже сказал ей, что у неё язык борется за независимость от мозгов, чем, в свою очередь, обидел её и о чем очень сожалел впоследствии. Но ведь она и святого доведет до грубости!

К счастью, Милочкиного такта хватило на двоих. Тем не менее, Павел старался не оставлять их с глазу на глаз, во избежание, так сказать. Бог знает, что способна ляпнуть Наталья в самый неподходящий момент! Конечно, стрессы, которые она перенесла в последние годы, её несколько оправдывают, но это вовсе не значит, что Павел готов был пожертвовать Милочкиным спокойствием и потакать Наташиным причудам. Для этого есть Андрей, который во всех этих играх, кажется, просто купается. Воистину любовь зла... Черт побери, где же Милочка?

В этот момент повернулся ключ во входной двери. Павел мысленно обругал себя достаточно резко: сидел и придумывал невесть что, вместо того, чтобы приготовить ужин. А теперь его к плите и не подпустят, потому что для Милочки "святые женские обязанности" - это действительно святое, и готовит она с такой же тщательностью и вдохновением, как работает над своим романом. Впрочем, она все так делает...

- Освободился пораньше, - сказал Павел, выходя из комнаты в коридор. Привез тебе фруктов. Устала?

Почему-то он всегда говорил с ней каким-то телеграфным стилем. Наверное, потому, что вообще не умел красиво говорить. И уже никогда не научится, судя по всему.

Милочка клюнула его в щеку и негромко сказала:

- Спасибо, Павлик. Опять меня балуешь.

Он хотел возразить, что никакое это не баловство, но посмотрел на неё - и у него перехватило дыхание. Никогда ещё не видел её такой красивой и такой... странной, что ли. Щеки разрумянились, глаза блестят, чуть приоткрытые губы подрагивают, а дышит так, будто всю дорогу бежала бегом. И взгляд совершенно отсутствующий. Его снова кольнуло предчувствие каких-то неприятных перемен в жизни.

- Проголодалась? - спросил он просто чтобы что-то спросить.

- Что? Ах, нет, совсем не хочу есть. Может быть, позже...

Милочка упорно не смотрела Павлу в глаза, хотя все остальное было, как всегда. Она сняла плащ, аккуратно повесила его на плечики и убрала в стенной шкаф. Туфли тоже спрятала в специальное отделение, а сама надела домашние. Он невольно посмотрел на свои собственные ботинки: всегда забывал переобуваться, хотя специально для него были приобретены тапочки и поставлены на видное место. Конечно, Милочка никогда не станет делать замечания, но это, пожалуй, ещё хуже.

Он молча стал переобуваться, ожидая традиционного глубокого вздоха облегчения: порядок восторжествовал. Но Милочка, похоже, не заметила ни самой оплошности, ни неуклюжей попытки её исправить. Мысленно она явно была где-то в другом месте.

- Нас завтра приглашают за город, - сказал Павел, когда они оба прошли в комнату и Милочка скрылась за дверцей шкафа, чтобы переодеться. - Ты ничего не имеешь против?

- Завтра? - приглушенно отозвалась она. - Н-нет. А кто приглашает?

- Наташа с Андреем. Поедем?

- Если ты хочешь...

- Я тебя спрашиваю.

Помимо его воли голос прозвучал резко. Милочка выглянула из-за шкафа.

- Ты сердишься? Я просто неудачно выразилась. Конечно, поедем. Мне очень нравятся Наташа и Андрей. Да, я рада.

Павел присел в кресло и стал рассматривать давным-давно знакомый узор ковра. Сигнал тревоги внутри звучал все громче. Обычно Милочку приходилось уговаривать оторваться от её романа, подышать свежим воздухом, пообщаться с людьми. Сегодня она согласилась почти сразу. И почему-то сочла нужным сообщить, что его друзья ей нравятся. Нет, профессия все-таки оставляет на человеке неизгладимый отпечаток: скоро он самого себя будет подозревать в неточностях биографии и неадекватности поведения.

- У тебя все в порядке? - осторожно спросил он.

Милочка появилась перед ним в домашнем платье, которое ей удивительно шло, и присела на ручку кресла:

- Павлик, у меня все хорошо. Кажется, я почти закончила роман. Остались сущие пустяки, так, дошлифовка. Мне оставалось найти одно письмо Екатерины к Григорию Орлову - и вчера я его нашла! Теперь все встало на свои места, я закончила эпилог так, как хотела. Я практически все закончила. Даже странно - чувствовать себя свободной...

Он испытал невероятное облегчение. Господи, как все просто, оказывается! Она закончила десятилетний труд, вот и разгадка задачки. Отсюда странности поведения последнего времени, ответы невпопад, отсутствующий взгляд. А теперь все будет по-прежнему, только ещё лучше. Но он-то хорош, ревнивый, подозрительный дурак!

Он притянул Милочку к себе на колени и спросил:

- А как мы будем отмечать окончание твоего труда?

- А мы не будем это отмечать, - засмеялась Милочка. - Вот издам его, получу гонорар, стану лауреатом какой-нибудь потрясающей премии и тогда мы с тобой поедем в Париж и все отметим там. Вдвоем. Хорошо?

Ему было так хорошо, как никогда в жизни...

Глава третья.

Помимо всего прочего, смеющийся Андрей - такая редкость, ради которой можно было закрыть глаза на что угодно. Да и с пресловутым чувством юмора у меня, если честно, неприятности бывали чаще, чем мне хотелось бы. В плане его специфичности и обостренности. Так что чья бы корова мычала...