Сокровище Черного моря

- Он был один?

- Его сопровождал отставной генерал, старый знакомый его семьи.

- Вы не помните фамилию? Фамилию генерала?

- Он отрекомендовался - Каратыгин, Малыгин... или что-то в этом роде..

- ...Я полагаю, что мне следует его повидать, - сказал Смолин после короткой паузы.

- Радецкого?

- Да. Но дома его, очевидно, нет.

- Генерал увел Радецкого к себе, - пояснил Калашник.

- Вы не спросили адреса генерала?

- Да... На всякий случай узнал.

- Когда вы могли бы?

- Да хоть сейчас.

- Тогда ждите меня внизу.

- Ладно, спускайтесь.

Смолин медленно вышел из комнаты и спустился в вестибюль навстречу Калашнику, который ждал его, одетый и в шляпе.

... Они молча шли, погруженные в свои мысли, не обращая внимания на оживленные, многолюдные улицы.

Уже совсем смеркалось, когда они подошли к маленькой даче генерала, затерявшейся в зелени каштанов и кипарисов. При их приближении с крыльца спрыгнул толстый бульдог. Калашник, по своему обыкновению, не разыскивая кнопки звонка, ударил в дверь кулаком. Бульдог залаял.

- Кто там? - послышался за дверью женский голос.

- Скажите, пожалуйста, - обратился Смолин. - Павел Федорович Радецкий здесь? Дверь раскрылась.

-Сегодня уехал...-сказала женщина, выглядывая.

Калашник и Смолин разочарованно переглянулись.

- А... генерала... м-м... Малыгина можно видеть? - спросил Калашник.

- Шорыгина? Можно, пожалуйте, - ответила женщина и крикнула в глубину дома. Степан Тимофеевич, к вам!

Калашник и Смолин вошли в дверь, сопровождаемые бульдогом, подозрительно обнюхивавшим их следы. В коридоре под потолком загорелась люстра, и из дверей слева появилась плотная фигура генерала. Это был ослепительно белый, плотный мужчина, с загорелым румяным лицом, полными щеками.

- Кого имею честь... - начал он с любезной улыбкой, всматриваясь в лица гостей.

- Разрешите отрекомендоваться, - сказал Смолин. - Профессор Калашник, а я - Смолин. Друзья Павла Федоровича Радецкого.

- Весьма приятно. Шорыгин. С профессором Калашником я уже имел случай познакомиться. Проходите, пожалуйста.

Он ввел гостей в небольшой кабинет, увешанный коврами и обставленный мебелью, обитой кожей.

- Садитесь, прошу вас. Вот папиросы, предложил Ш.орыгин.

- Извините нас, Степан Тимофеевич, за неожиданное вторжение, - начал Смолин. Нас привели к вам чрезвычайные обстоятельства. Мы интересуемся, что случилось с Павлом Федоровичем Радецким.

Лицо Шорыгина помрачнело.

- Да, несчастный, несчастный старик... Судьба его вызывает глубокое сожаление.

- Вы имеете в виду... исчезновение его дочери? - выговорил с некоторым усилием Смолин.

- Вся совокупность семейных обстоятельств сложилась у него чрезвычайно неблагоприятно, - ответил Шорыгин. - И это было последним ударом. Сейчас он близок к умопомешательству...

- А... как это случилось? - осторожно спросил Смолин.

- Он мне кое-что рассказал, но рассказ его был довольно бессвязен, и я, видя его состояние, не решился расспрашивать.

Калашник и Смолин слушали его, опустив глаза и не глядя друг на друга.

- Дело сложилось так, что Валерия Павловна дала согласие выйти замуж... некоему Васильеву... Павел Федорович не был доврлен ее выбором, но, естественно, не хотел препятствовать ее счастью. Насколько я мoг понять, что-то мешало этому браку, кажется, даже сам Павел Федорович не знал, что именно, и это его очень мучило. Ну-с, однажды ночью Валерия Павловна ушла из дома, оставив записку крайне странного содержания. Из нее яоно было одно - что она уезжает, чтобы соединить свою жизнь с жизнью этого Васильева... Но для этого ей необходимо преодолевать какие-то препятствия, покинуть дом отца и тому подобное. Старик остался совершенно один.

Шорыгин молчал. Калашник кашлянул и спросил, выждав короткую паузу:

- А Васильев?

- Утром, конечно, старик направился к нему. Васильев жил в гостинице "Южный берег". Павлу Федоровичу ответили, что Васильев выехал неизвестно куда. Тогда старик поехал разыскивать их. Он побывал в Алуште, Гурзуфе, Ялте, всюду расспрашивая о своей дочери. Нигде он не обнаружил никаких следов. Наконец, он вернулся в Феодосию. Здесь я его и встретил. Я пытался помочь ему в поисках. Ну, конечно, мы никого не нашли. А сегодня утром он, совершенно обезумевший и больной от горя, выехал в Севастополь. Мои уговоры остаться на него не повлияли.

Шорыгин замолчал.

Калашник и Смолин погрузились в невеселые мысли.

- Работаете в наших краях? - спросил, наконец, генерал.

- Да работаем, - ответил Смолин неохотно.

- Здесь, надо сказать, для исследований моря благоприятнейшие места, любезно продолжал хозяин.

- Да, конечно, - неопределенно согласился Смолин.

- Я ведь родился в Феодосии. С Павлом Федоровичем мы росли вместе с юных лет. Его отец проводил здесь каждое лето - с апреля по октябрь. И беспрерывно вел научные исследования...

- Любопытно, - заинтересовался Смолин. - Чем же он занимался?

- Да по вашей части. У Радецких эти занятия - старинная традиция. Минералогией и химией занимался еще дед Павла Федоровича - морской врач и путешественник. В семье до сих пор хранятся воспоминания о его путешествиях. Отец Павла Федоровича рано осиротел, бедствовал, но также проявлял большой интерес к науке. Был он врачом, но практикой не занимался. Женился на богатой и увлекся научными изысканиями. Исследовал минералы под Карадагом. Здесь ведь издавна известны залежи самых разнообразных камней халцедон, яшма, сердолик. Он собирал их со дна моря...

Смолин насторожился.

- ...в огромных количествах, прямо сказать, тоннами. Каждые две-три недели обязательно уходил в Севастополь десяток подвод, груженных тяжелыми ящиками.

- В Севастополь? Почему же туда?

- А потому что под Севастополем, в Александриаде у него была лаборатория, в своей даче, на краю поселка. Там он и занимался исследованиями.

- Интересно... А дед Павла Федоровича тоже был минералогом?

- Дед был гениальный, глубочайшего ума ученый. Но, судя по семейному преданию, личная жизнь сложилась у него тоже неудачно. Потому-то он и не занял места в науке,, которого заслуживал... Мне рассказывали, что еще студентом медицинского факультета он проявил исключительные способности. Его считали будущим светилом. И вот - несчастная любовь к недостойной женщине. Он бросил все, уехал в кругосветное плавание морским врачом, высадился где-то на островах в Тихом океане и прожил с туземцами пять лет. Вернулся он оттуда странным, замкнутым, нелюдимым человеком. Умер он примерно лет сто назад.

И кажется, какие-то его записки были опубликованы уже после его смерти.

Генерал поднялся. Смолин понял, что визит затянулся и стал прощаться. Калашник нехотя последовал его примеру.

Гл а в а 41

ПОЖЕЛТЕВШИЕ СТРАНИЦЫ

... Поздно вечером, усталый, измученный, Смолин открыл дверь своего номера в гостинице. На столе горела лампа. Навстречу ему, отложив журнал, поднялся с кресла Колосов.

- Полковник! - удивился Смолин, пожимая протянутую руку.

- Я не хотел мешать вашей работе вызовом в Севастополь, и прибыл сам для срочного разговора. Не возражаете?

- Какие же могут быть возражения? -Смолин сбросил шляпу и пальто. Очень рад вас видеть. Надеюсь, разговор с вами поможет мне разобраться хоть немного в последних событиях.

- Боюсь, что не сумею оправдать ваши ожидания. Но кое-что интересное для вас сообщить могу. Прежде всего разрешите задать вам несколько вопросов.

- Я вас слушаю.

- Скажите, Евгений Николаевич, известен ли вам некто Васильев?

- Если вы имеете в виду субъекта, причастного к киноискусству, ответил, нахмурясь, Смолин, - то он мне известен. Вернее, мне приходилось с ним встречаться.

- В обществе киноактрисы Радецкой?

- Да.

- Ну, так вот, вчера в наше управление в Севастополе явился ее отец и заявил, что его дочь скрылась с этим субъектом неизвестно куда, - по его подозрению, за границу.