Расплата

Всю дорогу до Ирской коммуны Василий раздумывал над словами мужика. Да, да, он по-своему прав. Василий сам знает о круговой поруке в селе, но почему-то ему думалось, что приход советской власти все изменил, а оказывается, изменился только сам Василий да такие, как он, сельские коммунисты и еще бедняки, как Юшка. А коммунистов в иных селах совсем нет, все дела вершат кулаки.

И страшная мысль обожгла мозг: "Да ведь во многие села еще не пришла по-настоящему советская власть! Наскочит продотряд, приедет уполномоченный... "Ты приехал и уехал", - сказал старик... А село остается со своими страхами и думами, а эсеры сидят рядом в селе и нашептывают мужикам день и ночь свои планы переустройства жизни".

Если бы в каждое село по три-четыре стойких коммуниста!

Василий вспомнил отца...

Тот тоже боялся неписаных сельских законов. Шел в коммуну с оглядкой и ушел без сожаления.

Все ли в Кривуше живы? Тиф у них бушует... В зажиточных кирсановских селах меньше болеют, но и тут не везде остановишься.

В Ире, у мельницы, к отряду подошел паренек, назвавшийся Иваном Слащилиным.

- Вчера тут Антонов был с дружиной. Чуть нашего председателя не убили.

- Ранили? - заинтересованно спросили бойцы.

- Не, невредимого отпустили.

- Как же это так, почему?

- Вы сами у него спросите.

- А где он сейчас?

- Заболел, дома лежит.

- А ты кто?

- Как "кто"? Я коммунар. И отец мой коммунар.

Василий приказал парню лезть к нему в седло. Тот проворно вскарабкался и сел сзади. Отряд шагом тронулся к коммуне.

Алексей Степанович Белов, услышав топот конских ног, испуганно вскочил с лежанки. Неужели вернулся за ним Антонов?

В дверь постучали.

Готовый ко всему, он встал во весь свой богатырский рост у двери и поднял крючок.

- Входите!

Василий назвал себя и трех чекистов, вошедших вместе с ним, спросил позволения сесть.

Белов подал табуретки, сел сам.

Растерянный, испуганный взгляд его блуждал по лицам вошедших.

- Товарищ Белов, правда, что вы были в руках Антонова и он вас отпустил?

- Правда, - нагнул голову Белов. - Лошадь отобрали, тулуп сняли и отпустили. Вы лучше заберите меня, товарищи чекисты, да посадите, веры мне теперь не будет от коммунаров, ведь я коммунист, - вдруг жалостливо попросил он Ревякина.

- Ты погоди ныть-то, - строго сказал Василий. - Рассказывай все по порядку. Меньшов, записывай.

К столу сел чернявый чекист в роговых очках, вынул тетрадку и карандаш.

- Из Песков я ехал. Вижу, по коммуне какие-то люди бегают с винтовками... Из моего дома сверток выносят... "Стой", - говорят. Серую рысачку мою из упряжки долой, меня под ружье. Подходит ко мне один... черненький, маленький такой... "Я, говорит, Токмаков, милиционер. Помнишь меня?" - "Нет, говорю, запамятовал". - "А Антонова помнишь?" - "Помню, говорю. - Как же, он сына у меня крестил в Кирсанове". - "Ну, вот и пойдем к крестному отцу, он и тебя окрестит". Повели под конвоем на Озерскую дорогу. А там целый отряд. Конники все.

- Сколько примерно? - перебил его Василий.

- Да я и не мог разглядеть, не до того было. Смерти ждал... Человек сто, а может, меньше... Антонов на санках ковровых с братом Митрием. Тройка впряжена. Пулемет сзади. Сам в белом тулупе. Меня прямо к его санкам подвели. В снег утонул я по колени. "Что, говорит, попался, Алексей Степаныч? Чего тут в Ире делаешь?" - "Кошу, говорю, да пашу". "Из партии не ушел?" - "Нет, говорю, не ушел". - "Ну, говорит, ладно, нам некогда... По первому разу старых друзей прощаю. Второй раз не попадайся. Прощай". Возок тронулся, а я все в снегу стою и не верю, что отпустил живым. Последние конники подъехали, сняли с меня тулуп, ожгли плеткой и ускакали. Сам не свой вернулся. До сих пор нутрё дрожит. Что хотите со мной делайте, только возьмите отсюда. - И его богатырское тело затряслось в беззвучном плаче.

- А ну хватит, товарищ Белов! - приказал Ревякин и встал. - Будь коммунистом, а не тряпкой! Мы тебя никуда не возьмем. Перед людьми страмотить незачем. Завтра сам явишься в Кирсанов. Припомни, какая амуниция, какое оружие. Все изложишь письменно.

- Так я же совсем неграмотный.

Василий замялся от неожиданности, кашлянул и уже мягче сказал:

- Одним словом, в Кирсанове будь. Все доложишь. А сейчас припомни, куда они двинулись?

- По дороге на Чуповку поскакали, а там небось на Иноковку, да и в лес. Одни у них путя...

С тяжелым чувством покидал Василий коммуну. Так вот и кривушинские коммунары живут в страхе. "У кого у печи - рогачи, а у нас - винтовки". Сколько еще трудностей впереди?

"Одни у них путя..." - сказал Белов. Может быть, и в самом деле по одним и тем же дорогам кружит эта разбойничья шайка?

На Озерской дороге, где только вчера проскакала дружина Антонова, Василий остановился. Вон и следы еще целы - дорога встолчена, кое-где лошади сходили с дороги и тонули глубоко в снегу.

- Товарищи бойцы! Кто согласен сопровождать донесение в Кирсанов? Нужно двоих.

Несколько человек подняли руки.

- Жигалов и Пеньков - в распоряжение Меньшова. А мы идем на преследование...

3

Плужников ждал Антонова в Карай-Салтыках, в доме кулака Семенова, служившего надежной явкой банды.

Огня не зажигали. Так было условлено.

Перед Плужниковым сидел сын Семенова и тихо рассказывал о трагической смерти отца:

- Контрибуцию не хотел отец платить. В темную его посадили. Уперся отец: нет ничего, да и вся недолга. А он золотишко копил. Скупой был папаша, царство ему небесное. Бывало, селедок бочку привезет и ни одной своим домашним не даст, всю в продажу пускал. Сами, говорит, и щепотку сольцы в рот возьмете, если хотите чайку с аппетитом попить. Знали соседи, что должон быть капиталец у отца. Вот сосед Долгушин из бедного комитета и говорит отцу: "Так нет денег? Ну ладно, сами найдем!" Припугнул мать, она и сказала. Под кирпичом на печке, у стены, выковыряли мешочек кожаный. Привели из темной отца и показали ему мешочек. Батя только и сказал: "Да что ж это, господи! Конец!" И упал мертвый. Не выдержало сердце. Вся жизнь его в том мешочке была, дядя Гриша, понимаешь?

Плужников вздохнул, истово перекрестился на образа и внушительным голосом произнес:

- Так ты теперь, Ванюша, служи верой и правдой нашему "Союзу". За отца отомсти, мы тебя на видное место поставим, оценим по заслугам.