Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 103

- Что с тобой? Что там за шум?

- Настина брата поймали.

- Да куда же ты?

Соня не ответила, забежала в конюшню, торопливо отвязала повод Зорьки. Схватила было седло, но бросила - нельзя терять ни минуты!

Сестра удержала Соню за руку, умоляя остаться, но та упрямо отдернула руку:

- Подсади!

Настоявшаяся в конюшне Зорька сразу припустилась шибкой рысью.

На другом конце села, где жил Карась, Соня с удивлением увидела спокойно играющих ребятишек. "Значит, в другом месте... В другом! А где? Опоздаю, опоздаю..."

Соня металась по селу...

3

Василий шел, едва переставляя ноги. Пусть Гришка думает, что он совсем ослаб. Надо сохранить силы для решительной схватки. Надо собрать свою волю, свои силы, выждать удобный момент. Гришка Щелчок измотавшийся пьяница, он не страшен в рукопашной, а выстрелить метко вгорячах он не сможет.

Из всех лихорадочных мыслей и воспоминаний больше всего беспокоило то, что прятался. Унизительно и бесполезно прятался. Если он останется жив, то никогда не повторит этого позорного шага. Лучше погибнуть вот так - на свету, на глазах людей, испытав последний раз свою судьбу вонзив пальцы в горло своей смерти.

Щелчок шагал вслед за Василием, подталкивая в спину обрезом, и победно покрикивал на свою жертву:

- Не оглядывайся, красная сука!

Василий пробовал догадаться, куда ведет. Карась живет на окраине, а вот уж свернули от центра села вниз, к речке... В лесу, значит, прячутся карасевцы? Разогнал их из Кривуши продотряд! Молодец Андрей! Проскочил!

Прошли последний плетень. Василий увидел за плетнем остановившиеся глаза и открытый рот курносого мальчишки. Очень похож на Мишатку...

Потянулся порыжелый луг, выбитый за лето стадом, а теперь скованный первым крепким морозцем.

"У реки... А потом берегом, к Большой Липовице", - решил Василий.

Сзади послышался звонкий перестук копыт. У Василия так и оборвалось сердце - рушилась надежда на спасение! Он резко оглянулся и увидел, что Щелчок тоже смотрит назад, разглядывая седока. Вот бы какой момент для схватки, если бы не этот всадник! Но что это! Всадник - баба! Она неслась прямо на них, стегая коня поводом. Ближе, ближе... Соня!

Она скакала прямо на Гришку, вот еще два прыжка и... Но Зорька в самый последний момент шарахнулась в сторону, дико всхрапнув.

- Куда прешь, стерва! - замахнулся на нее Щелчок обрезом.

Василий на одно мгновение увидел тревожное лицо Сони, потом спину Щелчка. Одним сильным рывком свалил его на землю. Пальцы судорожно вцепились в горло. Какой-то булькающий хрип вырвался изо рта Гришки. Несколько раз стукнул его головой о мерзлую землю. Тело Щелчка расслабло и затихло.

- Тащи меня с коня! Стаскивай скорее! - кричала Соня. - Стаскивай, а то увидят.

- Сама скачи! Я убегу! - Василий закинул за плечо Гришкин обрез.

- Говорю: стаскивай! - На него смотрели умоляющие, требовательные глаза. Василий схватил ее за руку и снял с коня.

- Скачи! Скачи скорее в Тамбов! - приказывала она.

Когда затопали копыта вдоль реки, все удаляясь, Соня испуганно оглянулась на Щелчка - не шевелится ли? - и побежала, осторожно озираясь, берегом реки.

4

Ефима привезли в коммуну.

Запавшие глаза его стояли, как у мертвеца, губы дрожали, силясь что-то произнести, и - не могли...

В пристройке, где когда-то жил Пауль, одна комната оказалась со стеклами. Ефима положили туда, настелив на пол сена.

Вскоре к Ефиму зашел Семен Евдокимович. Он неловко топтался у порога, пожелал скорее выздоравливать, а потом отозвал Авдотью за дверь.





- Держи фартук, - шепнул он. К пятку яичек, которые он бережно вынул из-за пазухи, присоединился малюсенький бумажный кулечек. - Соль... осторожнее...

Аграфена раздобыла где-то кружку сливок, Сергей Мычалин прикостылял с лепешками, завернутыми в подол солдатской гимнастерки.

Когда Авдотья разложила на соломе перед Ефимом все и рассказала, кто что принес, Ефим прослезился. Он понял, что родня его теперь не только Ревякины, но и Филатовы, и Мычалины, и Лисицыны, и Аграфена...

К вечеру Ефим приподнялся на локти и хриплым, срывающимся голосом попросил пить. Авдотья, ни на минуту не отходившая от него, принесла воды.

- Тимошку пымали? - спросил он.

- В амбар заперли. Раненый он.

Ефим слабо улыбнулся.

Авдотья начала расспрашивать, что с ним делал Тимошка, в какое место бил.

- Бил, да не убил, - ответил он. - С того света Юхим Олесин вернулся. С того света, Авдотья. Из петли выпал. Веревка не выдержала. Отлежусь вот... Ты иди к ребятам, я посплю. Мне лучше стало.

- За ребятами Аграфена доглядит, а я с тобой тут останусь.

- Васятка-то где?

- Ночью ушел, проводила я его, а что с ним теперь - не знаю.

Ефим повернулся к стене:

- Ну, ты ложись, ложись, я усну.

Но через минуту опять спросил:

- Тимошку-то в чьем амбаре заперли?

- Я там не была, не видала.

Юшка закрыл глаза, но не спал. Беспокойная мысль овладела им: что, если упустят Тимошку?

- Авдотья, а Авдотья, ты еще не спишь?

- Нет, а что?

- Тимошку-то сторожат ай нет?

- Да, чай, сторожат... Спи уж ты!

Ефиму не спалось. Он с радостью почувствовал, как возвращаются силы в его хилое тело. Ворочался, двигал ногами, привставал на локтях, заглядывая в окно.

Ночью, когда в пустой комнате раздался размеренный храп Авдотьи, Ефим тихонько встал, дотащился до окна. Из-за облака медленно выплывала луна. "Свети, свети, милая, - мысленно, просил Ефим, - всю ночь свети..." Он вернулся на свое место, полежал еще часок, потом снова встал. Ноги окрепли, он подошел к двери, попробовал ее открыть. Дверь легко подалась.

Ефим накинул на плечи зипунишко, которым его укрывала Авдотья, и тихо вышел на улицу.

Морозный воздух защекотал в ноздрях. Холодок пробежал по спине оживил Ефима.

Крылья ветряной мельницы черным крестом вырисовывались на небе под луной. У мельницы остановился, что-то припоминая. Зашел в распахнутые настежь ворота мельницы, нашарил рукой в углу железный шкворень и спрятал под зипун.

К рассвету добрался до сходной избы. Часовой-продотрядчик узнал "висельника", пропустил его в избу погреться.

- Ты чего так рано поднялся?

- Боюсь, вы Тимошку упустите. Где он?