Расплата

На уголке циркуляра Чичканов размашистым почерком написал: "Всем председателям коммун..."

2

Дверь широко распахнулась, и в кабинет быстрыми шагами вошел Подбельский.

Чичканов встревоженно встал. Обычно Подбельский телеграфировал о своем приезде заранее, его встречали на вокзале. А сейчас... Значит, в Козлове серьезные события. Чичканов испытующе изучал лицо Подбельского. Впалые, с нездоровым румянцем щеки, усталые сердитые глаза...

- Ты хорошо знаешь председателя Козловского исполкома? - тихим, охрипшим голосом спросил Подбельский. Он тяжело опустился в кожаное кресло перед столом.

- Лавров настоящий большевик, - коротко ответил Чичканов.

- И председатель Чека Петров настоящий, - перебил Подбельский, - оба настоящие, а нам от этого не легче. Петров влево загнул - до преступлений. Лавров вправо шарахнулся. А простые смертные всему этому делу свою окраску дают: из-за власти, мол, подрались.

Подбельский провел длинными сухими пальцами по ежику жестких волос, потер высокий морщинистый лоб, поправил усы. За всеми этими движениями Чичканов угадал крайнее волнение Подбельского.

- Так какие же результаты?

- Один день расследования, а я так измучился, дорогой земляк, недовольным тоном ответил Подбельский. - Пришлось говорить с людьми, которые явно примазались к партии. Петрова славословят явные подлецы и проходимцы. Я понял, что его пролетарской рукой, в которую мы вложили меч, руководила не его голова. Безграмотный, упрямый кузнец Петров, "Теренч", как его прозвали в Козлове, заучил одну только фразу: "За революцию в мировом мачтабе!" А редактор, этот хитрый пройдоха Мебель, фамилия-то какая! - хорошо изучил характер Петрова, он решил в своих корыстных целях столкнуть его с Лавровым. Во время мятежа Мебель прятался вместе с Петровым где-то в лесу, а теперь стал болтать о связи Лаврова с эсерами. Мол, Лавров потому и шел смело к мятежникам, что знал: не убьют своего. А теперь, мол, Лавров их покрывает... Петров дал своему коменданту Брюхину безграничные полномочия. Начался террор по всему уезду. Брюхин уничтожал не столько контру, сколько тех, кто не нравился Петрову и ему лично. Двадцать второй номер в гостинице, где разместил свой кабинет Петров, стал страшилищем для козловцев.

- Что же смотрел Лавров! - возмутился Чичканов.

- Он не смотрел. Он вызвал военкома и с его помощью арестовал Петрова и его коменданта.

- Правильно сделал.

- Вот тебе и правильно! Мебель - газетчик! Он не замедлил послать в "Известия" корреспонденцию о новом "мятеже эсеров", возглавляемом Лавровым. Козловские коммунисты были введены в заблуждение. Они освободили Петрова и арестовали Лаврова. Лавров теперь в ВЧК, в Москве. Сегодня пойду к прямому проводу. Буду говорить с Яковом Михайловичем Свердловым. Безусловно, Лаврова отпустят, но подумай, дорогой товарищ Чичканов, как все это выглядит, как об этом говорят в народе? И я сейчас волнуюсь уже не из-за Лаврова или Петрова. Меня тревожит возможность появления в других местах "лавровщины" и "петровщины", как называют это теперь козловские товарищи. - Он помолчал, разглаживая усы, потом встал, подошел к окну. - Недостаток образования и партийной культуры - и впредь самая опасная болезнь для многих наших честных, преданных, настоящих, как ты говоришь, большевиков. Об этой своей тревоге я обязательно расскажу Свердлову. - Подбельский закашлялся, зашагал по кабинету. Его худая, высокая фигура ссутулилась, словно на плечах была тяжелая ноша.

Но вот он подошел к столу, выпрямился:

- Надо послать людей на места. Проверить кадры в уездах. Пока тебе одному сообщаю: ЦК эсеров взял новый, подлый курс. Эсеры повально идут в нашу партию, чтобы изнутри разложить ее. - Подбельский захватил пальцами кончик усов, пощипал, словно что-то вспоминая. - Владимир Ильич, как никто другой, понимает сложность настоящего момента. Врачи не разрешили ему выходить на работу, но он не послушался. Ходит с перевязанной рукой... Вот так-то, дорогой земляк товарищ Чичканов. Зови Миллера и Бориса Васильева. Поговорим о кадрах.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Холодный бездорожный октябрь.

Каждое утро, еще не умывшись, Василий выходил из коммунарского двухэтажного дома и тревожно смотрел в сторону мельницы. Помольщиков приезжало все меньше и меньше. Но, видно, не только бездорожье держало мужиков дома.

Неужели за грозными слухами, которые третий день беспокоят коммунаров, стоит настоящая опасность? Василий шел в сельсовет к Андрею, но и тот ничего определенного не знал.

Прошло еще несколько настороженных, мрачных осенних дней. И вдруг на мельницу приходят двое неизвестных в галифе и кожаных куртках. Наглые, руки держат в карманах. Увидев Василия, окликнули:

- Эй, председатель, зря храбришься! Распусти мужиков из коммуны, пока не поздно! Отдай мельницу обществу!

Подойти к ним Василий не решился, молча прошел мимо.

А вечером из Кривуши вернулся взбудораженный Андрей:

- Плохие вести, Василий. Я посылал верхового в волость... Восстания в Большой Липовице и Покрово-Марфине. Под Отъяссами два дня назад убиты моршанские руководители Лотиков и Евдокимов. Телефонные провода порваны, волостного убили. В Воронцовском лесу, говорят, много дезертиров. У них пулемет даже есть. Хлеб с продпунктов мужикам раздают. Наши мироеды в Большую Липовицу поехали.

- И Долгов тоже? - спросил Василий.

- Его не видели.

Ночью мужчины-коммунары собрались в квартире Василия. Юшка и Семен Евдокимович присели на корточках у порога, тихо переговариваясь. Юшка был в новых штанах и новом картузе, отобранных у Сидора.

- По ночам, Василь Захарч, свои сельские стали рыскать по усадьбе, заговорил Сергей Мычалин. - Я сторожил вчера, Турова Ивана и Долгова Федора видел. "Што-то, говорю, мужики, поздно ходите?" А они: "Заблудились мы, заблудились". А сами смеются. Отошли подальше и говорят: "Скоро бить вас зачнем, коммуны!"

Хоть и немало Василий под пулями в окопах сидел, а жутковато стало. Глянул на своего друга Андрея, тот тоже голову опустил, насупился, обдумывает что-то. Юшка стащил картуз с головы, мнет его.

Семен Евдокимович развел своими саженными руками: