Страница 5 из 13
Он показывает мне деловую переписку с неофашистами из ФРГ. Письма на типографских бланках, сверху на бланках два светлых круга.
-- Это места для свастики,-- объясняет Пирс.-- Наши партийные коллеги из Западной Германии в отличие от нас, американцев, пока еще не рискуют официально употреблять свастику в качестве своего символа.
Он дает мне листовку-программу, принятую на съезде в Котсуолде. В третьем параграфе раздела "Цели" записано: "Защищать частную собственность и частное предпринимательство от коммунистической классовой борьбы". В девятнадцатом параграфе раздела "Идеи" сказано: "Идеи классовой борьбы и равноправия наций должны быть уничтожены".
Он достает с полки журнал "Мир национал-социалиста", который издается здесь же, в этом вот домике-бункере. Тычет пальцем в статью "Документы большевистской революции". Торопясь, читает мне фотокопии донесений американских дипломатов и агентов американской разведки из России, охваченной пролетарской революцией. Пирс сам, лично разыскал эти документы в архивах государственного департамента США и снабдил соответствующими комментариями.
Вот 5 июля 1918 года некто Гаррис пишет в государственный департамент США из Иркутска, занятого белыми: "Я рекомендую интервенцию против большевиков. Я предлагаю тщательно разработанную союзную интервенцию американских, французских, английских, китайских и, может быть, даже японских войск".
А вот некий дипломат сообщает в октябре 1918 года из Петрограда: "Я считаю, что немедленное подавление большевизма является сейчас самой главной задачей... Если большевизм не будет немедленно задушен в колыбели, он распространится в той или иной форме по всей Европе и даже, возможно, по всему миру".
А вот донесение представителя "Нэйншэл сити бэнк оф Нью-Йорк" Стивенса, побывавшего в России в 1918 году: "Единственное решение русской проблемы -- международная интервенция военной силой". Вот она, идеологическая и политическая платформа, на которой объединились банкир из Нью-Йорка, бесноватый "фюрер" из Мюнхена и бывший преподаватель физики из Орегонского университета,
-- То, что не удалось сделать Гитлеру,-- торжественно говорит Пирс,-должны сделать мы.
По мнению Пирса, Гитлер не до конца решил в числе прочих и еврейскую проблему. Не дошли у него руки до негритянской проблемы. Как собираются решать эти проблемы современные нацисты? Разумеется, теми же методами, что и Гитлер. Пусть на этот счет ни у кого не будет сомнения, кипятится Пирс. Еще строже будет поступлено с коммунистами и всякими там либералами.
-- Мы создаем и тренируем ударные отряды штурмовиков, которым надлежит спасти белую арийскую расу,-- еще торжественнее говорит Пирс, и за стеклами его очков зажигаются хищные огоньки.
Партия издает свею газету "Белая сила". В пяти городах США по телефону можно прослушать пропагандистские лекции, записанные на пленку. В Вашингтоне --по телефону 528-43-61. Пирс утверждает, что такие телефонные лекции слушают до 15 тысяч человек в неделю.
...Интервью окончено. Я возвращаюсь в комнату, где за столом сидит белокурый эсэсовец с пистолетом на боку. Только теперь замечаю, что пистолет у него не на солдатском ремне, а на широком ковбойском поясе. Эдакая дань американизму, что ли?
На диване корчится парень в разорванной рубашке. Грустно глядит на меня одним глазом -- другой скрыт под повязкой.
-- Где это тебя так? -- спрашиваю.
-- В школе имени Вашингтона,-- стонет парень.
-- За что?
-- За Гитлера, нашего любимого фюрера...
-- Дурачок ты,-- говорю я ему как можно ласковее.-- Жалко мне тебя.
Парень взвывает по-волчьи и елозит по полу ногами в белых кедах.
Между прочим, на днях в столичной газете "Пост" была опубликована заметка, которую я приведу здесь полностью:
"Арестованы семь антинацистов.
Из полиции нам сообщили, что семь человек, в том числе двое подростков, были арестованы вчера за то, что они пытались помешать группе людей, одетых в форму нацистов, распространять литературу по Висконсин-авеню. Эти семеро не подчинились приказу полиции разойтись и продолжали выкрикивать грубости в адрес дюжих мужчин в коричневых рубашках и с нацистской свастикой на рукавах".
Так что этому дурачку, побитому сверстниками в школе имени Вашингтона, просто не повезло. Будь рядом полицейские, они бы схватили за шиворот тех, кто не хотел слушать о "нашем любимом фюрере".
И вот еще что. В те дни, когда я беседовал с доктором Пирсом, я был как бы под "домашним арестом": американские власти "на неопределенное время" запретили корреспонденту "Правды" выезжать из Вашингтона дальше 25 миль. Во избежание недоразумения мне пришлось довести до сведения государственного департамента и Федерального бюро расследований, что штаб-квартира "всемирного объединения национал-социалистов" расположена в 15 минутах езды от центра Вашингтона. Я начал отсчет от здания министерства юстиции, и спидометр в моей машине показал всего лишь четыре мили с небольшим, Так что запрета я не нарушил.
ИЩИТЕ МЕНЯ В МИССИСИПИ
Дом на западной стороне Нью-Йорка. Двенадцать этажей. Тридцать квартир. Еще одна -- в подвале, где гремит мусорными чанами Сидней -огромный негр, истопник и уборщик, единственный негр, постоянно живущий в нашем доме. Он молчалив, задумчив, порой угрюм. Иногда он играет на флейте негритянские блюзы, но мало кто в доме слышит одинокую тоскующую флейту из подвала.
Когда рыжая дама с третьего этажа выводит на улицу свою собаку, Сидней печально и укоризненно покачивает им вслед головой. Собака приведет хозяйку назад под вечер. Собака потащит даму на поводке через дверь и, тихонько повизгивая, сядет у лифта. Собака не умеет вызывать лифт. Хозяйка тоже, потому что она пьяна. Она будет долго шарить по стенке рукой в поисках кнопки и на что-то жаловаться собаке своим вечно простуженным голосом, пока кто-нибудь не придет на помощь. Собака благодарно и сконфуженно завиляет хвостом, как бы говоря: "Не судите ее строго. У нее погиб сын в автомобильной катастрофе. Добрый шестнадцатилетний мальчик. Мой друг. С тех пор она... Сами видите..."
Мужу этой женщины, худому высокому инженеру с седым ежиком, тоже нелегко. Однажды в лифте я слышал, как он произнес по-русски:
-- Ничего! -- И, заметив мое удивление, пояснил уже по-английски: -Во время войны я две недели работал на сборке американских самолетов под Мурманском. Однажды сломался кран, и мы сказали русским механикам: "Придется подождать, когда привезут новый кран, без него -- капут". Русские потоптались, посовещались, бросили в снег окурки и сказали: "Ничего!" Соорудили из бревен треногу, навесили цепи -- и пошла работа!
Когда самолеты были собраны и настало время попробовать их в воздухе, выдалась пресквернейшая погода. Американские инструкторы сказали: "В воздух нельзя. Опасно. Нужно ждать погоды". Русские летчики поглядели на небо, почесали в затылках, сказали: "Ничего",--и полезли в самолеты. Летали, как боги! Волшебное слово это ваше русское "ничего".
По утрам на ступеньках у почтовых ящиков, обхватив коленки руками, сидит маленькая, как подросток, женщина с узлом каштановых волос на затылке. Она ждет писем. Из Голливуда. От мужа. Говорят, что он актер. Иногда рядом с ней сидит девочка лет семи, дочка, очень похожая на маму. Девочка разглаживает на коленях вырезанный из журнала портрет Мерилин Монро и певуче говорит:
-- Когда мы будем жить в Голливуде...
-- Ни-ко-гда! Я сказала: ни-ко-гда! -- прерывает ее мать. И сердито подталкивает в спину.-- Иди учи уроки!
Из лифта выходит старая располневшая армянка с большими восточными глазами.
-- Почтальон еще не был? -- спрашивает она.-- Я подожду здесь.
Она плохо говорит по-английски и еще хуже понимает. Но сегодня она начинает сама:
-- Что сказали по телевизору?.. Я не поняла... Что-то о войне... Вы ничего не слышали о войне?
Ее сын служит в армии; сейчас он в Западной Германии, и она у каждого знакомого спрашивает: будет ли война?