Страница 23 из 72
Эти распоряжения не были для войск чем-то совершенно неожиданным: в воздухе не первый день пахло грозой. Но со второго июля мы на своих позициях третьей линии обороны жили уже как на передовых, каждый час ожидая команды: К бою!
В тот предрассветный час, когда мы услышали далекий гул канонады и увидели над собой армаду вражеских бомбардировщиков, мы не знали, что нашему командованию еще накануне, четвертого июля, стало точно известно время начала наступления противника. На рассвете четвертого к одной из наших передовых позиций на юге Курского выступа, близ Белгорода, вышел перебравшийся через линию фронта солдат немецкой армии и заявил, что он больше не хочет воевать за Гитлера, поработившего его родину, Словакию, и желает сделать важное сообщение. Он рассказал: Я-сапер. Нам дан приказ разминировать наши минные поля, проделать проходы в проволочных заграждениях - немцы готовятся наступать, и очень скоро, может быть - завтра, пятого. Солдатам уже выдан сухой паек и шнапс. Но точного дня и часа немецкого наступления этот перебежчик не знал.
Наступила ночь с четвертого на пятое июля. Безлунная, как и предыдущие. Тишина лежала по всему фронту дуги между позициями наших и немецких войск. Тишина и темь: противник почему-то не бросал осветительных ракет, как делал это еще недавно каждую ночь. Но спокойствие было только кажущимся. С нашего переднего края напряженно следили за нейтральной полосой. Бесшумно подбирались к позициям противника, чтобы установить его намерения, войсковые разведчики.
Около полуночи разведчики одной из частей, занимавших оборону впереди станции Поныри, что стоит южнее Орла, возле которого было сосредоточено много вражеских войск, заметили нескольких немецких саперов: действуя скрытно, те снимали мины на своем минном поле, расчищая проход. Разведчики решили взять языка. Без боя это не удалось - завязалась перестрелка. Одни саперы были убиты, другие бежали, но все же одного из них разведчики захватили и доставили в штаб. Тотчас же допрошенный пленный показал, что пехота и танки уже заняли исходное положение для наступления и оно начнется в три часа утра. Об этом немедленно было доложено по команде. В час ночи это важное сообщение стало известно командующему Центральным фронтом генералу армии Рокоссовскому и находившемуся на КП фронта представителю Ставки маршалу Жукову. Времени на то, чтобы принять какое-то решение и привести его в действие, оставалось в обрез менее двух часов. Счет шел буквально на минуты. Почти не оставалось времени на то, чтобы согласовывать вопрос со Ставкой. Верить или не верить показаниям пленных? Упредить противника артиллерийским огнем? Ну а если боеприпасы будут израсходованы преждевременно, а противник начнет наступать не в ближайшие часы, а позже - чем тогда отбиваться от него?
Рокоссовский и Жуков приняли решение и доложили об этом в Ставку. В два часа двадцать, за сорок минут до начала вражеского наступления, артиллерия Центрального фронта, нацеленная на позиции противника и места сосредоточения его войск, готовых наступать, открыла огонь.
Артиллерийский гром разорвал предрассветную тишину - по врагу ударили шестьсот стволов.
Так началось великое сражение на Курской дуге...
Это было совершенно неожиданным для врага. Полчаса бушевал наш огневой вал на его позициях. Горели подготовленные для рывка танки, падали сраженные разрывами солдаты, ждавшие сигнала атаки, рвалась связь между штабами. Но наибольший ущерб был нанесен артиллерии противника, которая готовилась через несколько минут начать артподготовку: более пятидесяти его батарей было подавлено.
Внезапный удар нашей артиллерии вызвал переполох у противника. Многие солдаты, офицеры и даже генералы решили, что русские сами начинают наступать. Это вызвало у немцев растерянность и сомнение в успехе их наступления.
Лишь через два часа, уже после рассвета, в четыре тридцать утра, противник смог начать ранее запланированную им артиллерийскую подготовку. Но удар той силы, как было рассчитано, уже не получился.
Одновременно с началом артподготовки противник поднял в воздух бомбардировщики - более трехсот. Вот их-то мы и увидели над своими головами на рассвете. А далекая, но все же слышная нам канонада была голосом не только вражеской артиллерии: в тот момент, когда противник, наконец, смог начать свою артподготовку, вторично ударила наша артиллерия - на этот раз уже удвоенной мощью - почти тысячью стволов.
Находясь на третьей линии обороны, мы могли только слышать это. Но артиллеристы нашей дивизии приняли участие в начавшемся сражении с первых его минут. Каким же образом?
Еще задолго до начала сражения два из трех дивизионов шестьсот пятьдесят второго артиллерийского полка дивизии были выдвинуты на первую полосу обороны, туда, где держала рубежи девятнадцатая латышская стрелковая дивизия. Оба эти дивизиона приняли участие в упредительном огневом ударе по врагу пятого июля.
Уже через годы после войны, когда я начал писать эту книгу, один из моих фронтовых товарищей, майор в отставке, Борис Семенович Нейман, бывший командир гаубичной батареи, а на Курской дуге - уже начальник артиллерийской разведки дивизии, вспоминал об этом так:
- В ночь на пятое июля я был на нашем артиллерийском наблюдательном пункте - на переднем крае латышской дивизии. Помните - ведь еще за два дня до этого было предупреждение верха: немцы могут ударить в любой момент. Вот мы и дежурили... Цели заранее были разведаны и определены, весь огонь спланирован, расчеты - у орудий. Еще темно было - команда по телефону: в два двадцать открыть огонь! Передали мы команду дивизионам. Уже светает чуть. Припал я к стереотрубе. Туманно, видно плохо. На стороне противника все спокойно. Тишина предутренняя. Вот стало слышно - первые птицы проснулись, голоса подают. Гляжу на часы. Два десять, два пятнадцать... Два двадцать! Словно гром пошел перекатами. Гляжу в окуляры - на стороне противника дым стеной, серый, черный, бурый, с дымом туман мешается, колышется...
Но вот отстрелялась наша артиллерия. С немецкой стороны, слышно, тоже снаряды летят. Но как-то вразнобой... Снова наши батареи ударили по всему фронту. Громыхает, как в сильную грозу, а на немецкой стороне словно туча грозовая по земле клубится. Еще не смолкли наши пушки - самолеты появились, неисчислимое множество. И наши, и немецкие. Круговерть, бои в несколько ярусов. Светло уже совсем, хорошо видно - прямо над нами десятки самолетов, а может - и сотни. Каждые две-три минуты в небе черный шлейф: либо наш самолет подбитый падает, либо немецкий. Прямо над НП в воздухе взорвался наш истребитель. Через несколько минут чуть в стороне врезался в землю немецкий. Нам с нашего НП, с высотки, хорошо видно - падают и падают самолеты. Во многих местах уже торчат над бурьяном то крыло, то хвостовое оперение. Еще один наш ястребок совсем близко в землю врезался, из кабины летчика выбросило. Подбежали мы - может, жив? Какое там!.. Запомнил я того летчика на всю жизнь: капитан, молодой, красивый, шлем слетел с него, кудри черные... Говорит кто-то рядом: Документы бы у него взять, семье сообщить... Может, и взял кто. А мне некогда было, обратно на НП побежал: со стороны немцев, слышно, танки идут, много...
* * *
Двумя с половиной часами позже назначенного срока ослабленный потерями от нашего артиллерийского огня еще на исходных позициях, противник, наконец, смог двинуть свои танки и пехоту. Атака за атакой, атака за атакой... Бронированным кулаком бил враг в стену нашей обороны. Его удары принимали на себя части, стоявшие впереди нас. А мы продолжали оставаться в тревожном ожидании и в готовности вступить в бой, не очень точно зная, что происходит впереди: выдерживают ли наши товарищи натиск танков и пехоты врага или противник уже преодолел первую и вторую оборонительные полосы, идет на нас и вот-вот мы примем его удар на себя?
Мы прислушивались к раскатам артиллерийской грозы. Горизонт в стороне, откуда она доносилась, временами словно подергивался колыхающейся дымкой казалось, горит сама земля. До бела раскаленное июльской жарой небо пятнали черные и белые хлопья разрывов зенитных снарядов, посылаемых навстречу вражеским бомбардировщикам. И яростно носились, круто разворачиваясь, взмывая вверх и резко устремляясь вниз, наши и немецкие истребители, стремясь вогнать один другого в землю.