Страница 18 из 25
Он быстро оглянулся через плечо посмотреть, не проснулся ли Папаша Сатана. Нет, спит. Брафф замер, пригвожденный к месту, пока глаза его изучали сложное Управление Всем. Его взгляд метался вверх, вниз и снова вверх. И вдруг затряслись пальцы, затем руки, потом все тело забила неуправляемая дрожь. Впервые в жизни он засмеялся. Это был гениальный смех, не тот смех, который он часто подделывал в прошлом. Взрывы хохота неслись под куполом помещения и многократным эхом отражались от него.
Папаша Сатана вздрогнул, проснулся и закричал:
- Кристиан! Что с тобой, мой мальчик?
Смех от крушения планов? Смех облегчения? Адский смех? Брафф не мог выдавить ни слова, так был потрясен видом серебряной нити, ведущей к загривку Сатаны и превращающей его тоже в марионетку... Нити, что тянулась, тянулась и тянулась на громадную высоту к другой, еще более огромной машине, управляемой другой, еще более огромной марионеткой, скрытой в неизвестных просторах космоса...
Да будь благословен неизвестный космос!
5
"В начале всего была тьма. Не было ни земли, ни моря, ни неба, ни кружащихся звезд. Было ничто. Затем пришел Ялдаваоф и оторвал свет от тьмы. И тьму Он собрал и превратил в ночь и небеса. И свет Он собрал и превратил в солнце и звезды. Затем из плоти Своей плоти и из крови Своей крови создал Ялдаваоф Землю и всех существ на ней.
Но дети Ялдаваофа были новые, зеленые для жизни и необученные, и раса не рожала плоды. И когда дети Ялдаваофа уменьшились в численности, закричали они Господу своему: "Удели нам взгляд, Великий Боже, чтобы узнали мы, как плодиться и размножаться! Удели нам внимание, Господи, чтобы Твоя добрая и могучая раса не погибла на земле Твоей!"
И так стало! Ялдаваоф отвратил лик Свой от назойливых людей и были они раздраженные в сердце и, грешные, думали, что Господь их оставил их. И стали пути их путями зла, пока не пришел провозвестник, чье имя Маарт. И собрал Маарт детей Ялдаваофа вокруг себя и сказал им так: "Зло твой путь, о народ Ялдаваофа, несомненно, Бога твоего. Для того ли явил Он тебе знамение?"
И сказали они тогда: "Где это знамение?"
И пошел Маарт на высокую гору, и было с ним великое число людей. Девять дней и девять ночей шли они на вершину горы Синар. И у гребня горы Синар было им знамение, и упали они на колени, крича: "Великий Боже! Велики слова Твои!"
И так стало! И воспылала пред ними огненная завеса. КНИГА МААРТА; Х111: 29 - 37".
Через завесу к реальности? Нет смысла пытаться собраться с мыслями. Я не могу, это так мучительно для меня - собраться с мыслями. Разве я могу, когда я ничего не чувствую, когда ничего не трогает меня - взять то или это, выпить кофе или чай, купить черное платье или серебристое, жениться на лорде Бакли или сожительствовать с Фредди Визертоном. Позволить Финчли заниматься со мной любовью или прервать с ним отношения. Нет... бессмысленно и пробовать.
Как сияет завеса в дверном проеме! Точно радуга. Вот идет Сидра. Прошла через нее, словно там ничего нет. Кажется, без всякого вреда. Это хорошо. Бог знает, я могу вытерпеть все, что угодно, кроме боли. Никого не осталось, кроме Боба и меня... И он, вроде бы, не торопится. Нет, еще Крис прячется в органной нише. Полагаю, теперь мой черед. Что бы там ни было, но я не могу стоять здесь вечно... Где?
Нигде.
Да, точно, нигде.
В моем мире не было места для меня, именно для меня. Мир ничего не хотел от меня, кроме моей красоты, а что внутри - им плевать. Я хочу быть полезной. Я хочу принадлежать. Возможно, если я буду принадлежать... если в жизни окажется для меня цель, растает лед в моем сердце. Я могу столько узнать, почувствовать, стольким могу насладиться. Даже научиться влюбляться.
Да, я иду в никуда.
Пусть будет новая реальность, что нуждается во мне, хочет меня, может меня использовать... Пусть эта реальность сама примет решение и призовет меня к себе. Если я начну выбирать, то знаю, что выберу опять не то. А вдруг я не нуждаюсь ни в чем и, пройдя через горящую завесу, буду вечно в черной пустоте космоса?.. Уж лучше пусть выберут меня. Что я еще могу сделать?
Возьмите меня, кто хочет и нуждается во мне!
Как холодна завеса... как брызги холодной воды на коже...
"И пока люди молились на коленях, громко закричал Маарт: "Встаньте, дети Ялдаваофа, встаньте и смотрите!"
И встали они, и замерли, и тряслись. И вышло из огненной завесы чудище, чей вид заледенил сердца всех. Высотой в восемь кубитов, шло оно вперед, и кожа его была белой и розовой. И волосы на его голове были желтыми, а тело длинным и искривленным, как больное дерево. И все оно было покрыто свободными складками белого меха.
КНИГА МААРТА; Х111: 38 - 39".
Боже милостивый!
Неужели это та реальность, что призвала меня? Та реальность, что нуждается во мне?
Это солнце... так высоко... с бело-голубым злобным глазом... как у этого итальянского артиста... как его?.. Высокие горы. Они выглядят кучами грязи и отбросов... Долины внизу - как гноящиеся раны... Ужасная вонь. Кругом гнилье и развалины.
А существа, толпящиеся вокруг... Словно обезьяны, сделанные из угля. Не животные. Не люди. Словно человек сделал животное не слишком хорошо... Или животное сделало людей еще хуже. У них знакомый вид. Пейзаж тоже выглядит знакомым. Где-то я уже видела это. Когда-то я уже была здесь. Может быть, в грезах о смерти?.. Возможно.
Это реальность смерти, и она хочет меня? Нуждается во мне?
"И снова толпа закричала: "Славен будь Ялдаваоф!" И при звуках святого имени чудище повернулось к огненной завесе. Но завеса исчезла!
КНИГА МААРТА; Х111: 40".
Не уйти?
Отсюда нет пути?
Не вернуться к здравомыслию?
Но завеса была позади меня секунду назад. Не убежать. Слушать звуки, которые они издают - визг свиней. Неужели они думают, что поклоняются мне? Нет, это не может быть реальностью! Нет такой ужасной реальности. Призрачное видение... как то, что мы разыграли перед леди Саттон. Я нахожусь в убежище. Роберт Пил разработал хитрый трюк, чем-то опоил нас... тайком. Я лежу на диване, вижу галлюцинации и страдаю. Скоро я очнусь. Или преданный Диг разбудит меня... прежде чем подойдут эти страшилища.
Я должна очнуться!
"С громкими криками чудище побежало через толпу. И пробежало оно мимо всех людей и понеслось вниз по склону горы. И хриплые крики его усиливали страх, и в криках этих билась гулкая медь.