Полнолуние

Остальные же, образовав полукруг, покачивались вправо и влево.

Вероятно, таков был местный обряд.

- Хватит, - сказал Хельц, которому надоело. - Я все понял, достаточно, больше не требуется, - и добавил, взирая на замершего от неожиданности человека. - Вы должны не просто вызвать меня, вы должны собственноручно открыть мне двери...

Он небрежно указал на пентаграмму, которая его ограничивала. Человек, застывший в полуприседе, также посмотрел на нее, а затем, вдруг пав на живот, как лягушка, неловко раздвинул железные грани.

Его щеки полиловели.

- Ладно, - выходя из помертвевшего пятиугольника, сказал Хельц. Значит, господин Диттер Пробб, муниципальный советник. Пятьдесят два года, женат, еврей в девятом колене...

Он нетерпеливо подергал рукой - что, мол, поднимайся.

Тут же из полукруга, замершего в молчании, выдвинулся ещё один человек и, как хищник, оскалившись, уставился на господина советника.

Тот в растерянности отступил.

- Мессир... - пролепетал он. - Я не понимаю вас, мессир, такое страшное подозрение...

- Бросьте, - сказал Хельц. - Это не подозрение, это уверенность. Я ведь знаю всю вашу подлинную биографию, герр Пробб. Хотите скажу, чем вы занимались в шестидесятом году: Гармитц, первое назначение, школа для мальчиков? - Он сделал паузу. Господин муниципальный советник лишь часто моргал. - Ерунда, успокойтесь, это для меня не существенно. Это - добрые христиане не переносят проклятого народа - ненавидят его, как бы они ни открещивались. А по мне, наличие черной крови - достоинство. Стыдиться здесь нечего. Вон ваш заместитель по "Братству", господин Вольмар Цилка - в четвертом колене. И, по-видимому, ничего, совесть не мучает... - Он кивнул. Человек, который хищно оскаливался, тут же шагнул обратно. Плотный полукруг колыхнулся. Хельц снова поморщился. - Воняет тут у вас, господа...

Он, подняв руку, отчетливо щелкнул пальцами. Запах, исходящий из большого котла, тут же явно ослаб. Но, однако, совсем не исчез, и тогда Хельц щелкнул вторично - запах розы он предпочитал всем имеющимся. А затем материализовал из воздуха сигарету и зажег её - ногтем, выбросив шипящее пламя. Конечно, дешевый фокус, но он знал, что именно фокусы производят наибольшее впечатление. И поэтому, выталкивая дым из легких, окрасил его в рубиновый цвет. Впечатление это произвело. Вместе с тем он отметил, что проклятая сигарета материализовалась с задержкой, а огонь был какой-то не очень уверенный, худосочный. Точно пламя из зажигалки, в которой заканчивается бензин. Да и цвет сигаретного дыма не слишком рубиновый. Так, слегка красноватый, надо приглядываться. Вероятно, силы его ощутимо слабели. Хельц почувствовал в груди неприятный озноб и сказал - прикрывая его тоном высокомерия:

- Ну так что, господа? Вы звали меня, я - перед вами...

Тогда люди, стоящие полукругом, бухнулись на колени, а муниципальный советник Пробб, прижимая руки к груди, переломился в поклоне.

- Мы приветствуем вас, мессир, - заученно сказал он. - Вы пришли примите Царство земное. Здесь вы видите тринадцать своих детей. Мы пойдем наместниками во все страны света...

Эта речь была, видимо, заранее отрепетирована. Пробб согнулся и замер, даже, кажется, не дыша. Остальные, стоящие на коленях, тоже не шевелились.

Хельц опять затянулся.

- Что вам сказать, господа? Я боюсь, что не слишком оправдаю ваши надежды. Я бы мог предложить вам немного денег - за преданность. Но, наверное, деньги вас не очень интересуют. Люди вы состоятельные, вам нужна власть. И как раз в этом пункте мы с вами принципиально расходимся. Потому что лично мне никакая власть не нужна. Разумеется, было время, когда я мечтал о власти. Были годы и даже века, измотанные земными пределами. Но все в прошлом. Ныне у меня нет подобных желаний. И, наверное, вам не следует рассчитывать на меня. Вам придется завоевывать власть самим. Это, вероятно, не трудно...

Он извлек из воздуха новую сигарету. Муниципальный советник Пробб вдруг стремительно выпрямился и скрипнул зубами.

- Мы честно служили вам, мессир, - сказал он. - Мы рискнули положением в обществе и репутацией порядочных граждан. Мы, в конце концов, пожертвовали нашими душами. Это тяжкая жертва, мессир, а вы нас бросаете?

Люди, выстроенные полукругом, отчетливо зашептались.

- Ну, все то, что вы делали, вы делали добровольно, - заметил Хельц. Принуждения не было, и я не брал на себя никаких обязательств. А к тому же у вас остается очарование Мрака, - наступают Смутные времена, и на сторону Тьмы, как обычно, встанут тысячи и миллионы. Это страшная сила, постарайтесь ею воспользоваться...

- Так вы уходите, мессир?

Хельц обернулся в дверях.

- У меня нет больше времени на разговоры.

- А как же Царство земное?

- Оно меня не интересует...

Хельц тащился по жарким улицам старого города. Город, видимо, был основан очень давно, но в последнее время отреставрирован, полон средневековья: мастерские и лавки были отделаны под старину, переулки и площади вымощены крепким булыжником, шевелился на башне магистратуры раздвоенный узкий флажок, крепостные толстые стены проглядывали между строениями, а в кафе, куда Хельц заглянул, чтобы перекусить, оказались в продаже шоттельские пирожки со свининой. Сам хозяин кафе облачен был в куртку и кожаные штаны со штрипками, а еда подавалась на столики, сделанные из бочонков. Хельцу все эти декорации немного претили. Что их так тянет в средневековье, подумал он. Грязное кровавое время, захлебывающееся от ненависти. Бесконечные войны, резня, кошмар эпидемий. Хруст суставов, грабеж, выдаваемый за геройство. Голод, грязь, нищета, тридцать лет - срок человеческой жизни. Что они обнаружили привлекательного в этих помоях? Дикость, - впрочем, нынешняя эпоха не лучше. Та же грязь и та же жестокость, но только под флером цивилизации. А по сути - кровавые звериные наслаждения. И он, видимо, обречен теперь в этом участвовать.

Хельц допил кофе. Ему очень не нравился этот город. Было здесь что-то тусклое, удушающее, будто перед грозой. И не только, наверное, из-за секты доморощенных сатанистов - посмотрел он на сатанистов, ничего интересного нет - дело было во всей городской атмосфере, что томила и мучила его, как тюрьма. Надо было, по-видимому, выбираться отсюда. Он уже пытался представить себе берег Ривьеры - золотистый песок, мол, вдающийся в горячее море. Картинка возникала живая. И однако мгновенного скачка на Ривьеру не получалось. Ну никак, ну хоть кричи от бессилия. Вероятно, он уже потерял свободу пространства, и теперь, как все прочие, должен будет использовать поезд и самолет. Разумеется, если его опять не вызовет кто-нибудь. Хотя вызов, наверное, теперь тоже будет проблемой. Он становится обыкновенным земным человеком. Гениальным, конечно, учитывая опыт веков, но лишенным привычного сверхъестественного ореола.