Страница 63 из 143
Дядя не отозвался, только беспокойно поерзал на месте.
- Так вот что, сэр! - вскричал Алан. - Было бы вам известно, я дворянин; я ношу королевское имя; я не бродячий торговец какой-нибудь, чтоб обивать у вас пороги. Иль вы дадите мне учтивый ответ, причем сей же час, или, клянусь скалами Гленко, я все кишки" из вас выпущу.
- Эй, уважаемый, полегче! - возопил дядя, с трудом поднимаясь на ноги. - Какая муха вас укусила? Я же простой человек, а не учитель танцев, и я, ей-ей, стараюсь соблюдать учтивость. Это вы такую дичь порете, что стыдно слушать. Кишки выпустит, ишь ты, какой скорый! - огрызнулся дядя. - А как насчет моего мушкетона?
- Что значит порох в ваших дряхлых руках против блестящей стали в руке Алана? - отвечал мой друг. - То же, что сонная улитка противу быстрокрылой ласточки. Вам не успеть курок нашарить своим неуклюжим пальцем, как рукоятка моей шпаги затрепещет на вашей груди.
- Э, уважаемый, да кто же спорит? - сказал дядя. - Извольте, будь по-вашему, я вам ни в чем не поперечу. Только скажите, что вам надобно, и увидите, мы с вами мигом поладим.
- Я, сэр, хочу лишь одного, - сказал Алан, - чтобы со мною не юлили. Ну, словом, коротко и ясно: убить вам мальчишку или держать под замком?
- Ах ты, грехи какие! - всполошился Эбенезер. - Ах, грехи! И как это язык поворотится!
- Убить или оставить в живых? - повторил Алан.
- В живых оставите, в живых! - причитал дядюшка. - И никаких кровопролитий, сделайте милость.
- Что ж, это как угодно, - сказал Алан. - Только так обойдется дороже.
- Дороже? - закричал Эбенезер. - Неужто вы не погнушаетесь осквернить руки преступлением?
- Ха! - бросил Алан. - Все едино, то и другое преступление. Зато убить было бы проще, быстрее и верней. А содержать малого - дело хлопотное, мороки не оберешься.
- Я все же предпочту, чтоб он остался жив, - сказал Эбенезер. - Я никогда к нечистым делам не был причастен, и для того, чтобы потрафить дикому горцу, начинать не собираюсь.
- Глядите, совестливый какой... - насмешливо обронил Алан.
- Я человек твердых убеждений, - просто сказал Эбенезер. - А если мне за то приходится платить, я расплачиваюсь. К тому же, - прибавил он, не забывайте, что юнец - сын моего родного брата.
- Хм, ну-ну, - сказал Алан. - Тогда потолкуем насчет цены. Назвать ее довольно затруднительно, сперва придется выяснить кой-какие незначащие обстоятельства. Недурно бы узнать, к примеру, сколько вы дали в задаток Хозисону.
- Хозисону? - ошеломленно вскричал дядя. - За что?
- А чтоб похитил Дэвида, - сказал Алан.
- Ложь это, наглая ложь! - завопил дядя. - Никто его не похищал. Это вам бессовестно налгали. Похитил! Да ни в жизнь!
- Если его и не похитили, не наша с вами в том заслуга, - сказал Алан. - И не Хозисона, если верить тому, что он сказал.
- То есть как это? - вскричал Эбенезер. - Значит, Хозисон вам все рассказал?
А ты как думал, дубина ты старая! - закричал Цуан. - Откуда же еще мне знать об этом? Мы с Ходаисоном заодно, он со мной в доле - теперь сами видите, есть ли вам польза лгать... Да, прямо скажу, почтенный, дурака вы сваляли, что того морячка так основательно посвятили в свои дела. Но о том поздно горевать: что посеешь, то и пожнешь. Вопрос в другом: сколько вы ему заплатили?
- А сам он вам не сказывал? - спросил дядя.
- Уж это мое дело, - ответил Алан.
- Ну, все едино, - сказал дядя. - Что бы он там ни плел, то наглая ложь, а правда, как перед господом богом, вот она: заплатил я ему двадцать фунтов. Но скажу начистоту: помимо этого, ему предназначалась выручка, когда запродаст малого в Каролине, а это был бы кус пожирней, но уж не из моего кармана, понятно?
- Благодарю вас, мистер Томсон. Этого совершенно довольно, - молвил стряпчий, выходя из-за угла. - Вечер добрый, мистер Бэлфур, - прибавил он с изысканной любезностью.
- Добрый вечер, дядя Эбенезер, - сказал и я.
- Славная выдалась погодка, мистер Бэлфур, - прибавил, в свой черед, Торренс.
Ни слова не сказал мой дядя, ни словечка, а как стоял, так и плюхнулся на верхнюю ступеньку и вытаращил на нас глаза, точно окаменев. Алан незаметно вынул у него из рук мушкетон; стряпчий же, взяв его под локоть, оторвал от порога, повел на кухню (следом вошли и мы) и усадил на стул возле очага, где еле теплился слабый огонек.
В первые мгновения мы все стояли и глядели на него, торжествуя, что дело завершилось столь успешно, однако же и с долей жалости к посрамленному противнику.
- Полно, мистер Эбенезер, полно, - промолвил стряпчий, - не нужно отчаиваться, я обещаю, что мы вам предъявим мягкие условия. А пока дайте-ка ключ от погреба, и Торренс в честь такого события достанет нам бутылочку вина из запасов вашего батюшки. - Он повернулся и взял меня за руку. - Мистер Дэвид, - сказал он, - я вам желаю всяческих радостей от этой доброй и, я полагаю, вполне вами заслуженной перемены в судьбе. Вслед за тем он не без лукавства обратился к Алану: - Мистер Томсон, позвольте выразить вам мое восхищение: вы свою роль провели с незаурядным искусством, и лишь одно я не вполне себе уяснил. Вас, как я понимаю, зовут Джеме или Карл? А если нет, значит, Георг?
- Отчего же, сэр, я непременно должен зваться каким-то из этих трех имен? - воинственно произнес Алан и весь подобрался, словно бы учуяв обиду.
- Да нет, сэр, просто вы помянули про королевское имя, - невинно отозвался Ранкилер. - А так как короля Томсона до сих пор не бывало - во всяком случае, моих ушей слава о нем не достигла, - я рассудил, что, очевидно, вы имеете в виду то имя, которое вам дали при крещении.
Удар пришелся по больному месту; и не скрою, Алан принял его тяжело. Ни слова не сказав в ответ, он отошел в дальний угол кухни, сел и нахохлился; и только после того, как к нему подошел я, пожал ему руку и стал благодарить, сказав, что главная заслуга в моем торжестве принадлежит ему, он улыбнулся краем рта и согласился примкнуть к нашему обществу.
К тому времени уж был затоплен очаг и откупорена бутылка вина, а из корзины извлечена добрая снедь, которой мы с Торренсом и Аланом принялись отдавать должное; стряпчий же с дядюшкой уединились для переговоров в соседней комнате. Целый час совещались они при закрытых дверях; к исходу этого срока они пришли к соглашению, а после дядя с племянником по всей форме приложили к нему руку. Его условия обязывали дядю уплатить вознаграждение Ранкилеру за посредничество, а мне ежегодно выплачивать две трети чистого дохода от имения Шос.