Страница 110 из 143
Кажется, я покраснел.
- По некоторым признакам я вижу, что вы меня поняли, - сказал он. - И должен вас поздравить, вкус у вас превосходный. Но знаете, мистер Дэвид, эта девица кажется мне слишком уж предприимчивой! Нигде без нее не обходится. Шотландское правительство едва ли в состоянии преследовать судебным порядком мисс Кэтрин Драммонд, как это было не столь давно с неким мистером Дэвидом Бэлфуром. А прекрасная получилась бы пара, не правда ли? Первое вмешательство этой девицы в политику... Впрочем, не стану ничего вам рассказывать, решено и подписано, что вы должны выслушать эту историю при иных обстоятельствах и из более красноречивых уст. Но все же на сей раз деле обстоит серьезнее. Должен сообщить вам печальное известие: она в тюрьме.
Я вскрикнул.
- Да, - сказал он, - эта девица в тюрьме. Но, уверяю вас, отчаиваться нет никаких причин. Если только вы со своими друзьями и прошениями не добьетесь моей отставки, ей ничего не грозит.
- Но что же она сделала? В чем ее преступление? - воскликнул я.
- При желании это можно рассматривать чуть ли не как государственную измену, - ответил он, - потому что она помогла преступнику бежать из королевского замка в Эдинбурге.
- Эта юная леди - мой большой друг, - сказал я. - Я уверен, вы не стали бы шутить со мной, если дело было серьезным.
- И все же в некотором смысле оно серьезно, - сказал он. - Проказница Кэтрин выпустила на волк этого подозрительного господина, своего папеньку.
Итак, оправдалось одно из моих предчувствий Джемс Мор снова был на свободе. Он предоставив своих людей, чтобы держать меня в неволе; он добровольно выступил свидетелем в эпинском деле, и его показания, хоть и с помощью постыдной уловки, были использованы, чтобы повлиять на присяжных. Теперь он вознагражден: его отпустили на свободу. Вполне возможно, что власти предпочли придать этому видимость побега; но я-то знал, что к чему, знал, что это входило в условия сделки. Из тех же соображений я ничуть не тревожился за Катриону. Пускай себе думают, что это она открыла своему отцу ворота тюрьмы; может быть, даже она и сама так думает. Но все это - дело рук Престонгрэнджа, и я был уверен, что он не допустит даже суда над ней, не говоря уже о наказании. И тут у меня вырвался несколько опрометчивый возглас:
- А! Я так и знал!
- Порой вы проявляете редкую скромность, - заметил Престонгрэндж.
- Что угодно милорду этим сказать? - осведомился я.
- Я просто выразил свое удивление, - отвечал он, - поскольку у вас хватило ума додуматься до этого, но не хватило ума промолчать. Но, полагаю, вам будет небезынтересно узнать подробности. Я получил два известия, причем неофициальное полней и гораздо интересней, поскольку написано бойким пером моей старшей дочери. "В городе сейчас только и разговоров, что об этой великолепной проделке, - пишет она, - а сколько было бы шуму, если б стало известно, что преступнице покровительствует милорд, мой папенька. Я уверена, что вы из верности долгу (а может быть, и по другим причинам) не забудете Сероглазку. Знаете, что она сделала? Раздобыла широкополую шляпу с обвислыми полями, длинный, плотный мужской плащ и большой шейный платок, задрала юбки бог знает до каких пор, сунула ноги в штаны, взяла в руки пару заплатанных башмаков и отправилась в замок! Здесь она выдала себя за сапожника, которому Джемс Мор отдавал чинить башмаки, и ее пропустили к нему, причем лейтенант (видимо, большой весельчак) хохотал вместе со своими солдатами над плащом этого сапожника. Вскоре они услышали крики и звуки ударов. Сапожник вылетел вон, плащ его развевался, шляпа была нахлобучена чуть ли не до подбородка, и он пустился наутек, а лейтенант и солдаты проводили его насмешками. Но им стало не до смеха, когда они потом заглянули в дверь и увидели только высокую сероглазую красотку в женском платье! Что же до сапожника, он уже давно был за тридевять земель, и, по-видимому, несчастной Шотландии придется примириться с этой утратой. Сегодня вечером я при всех выпила за здоровье Катрионы. Право, наш город ею восхищен; я думаю, щеголи стали бы носить в петлицах кусочки ее подвязок, если б только могли их раздобыть. Я хотела поехать в тюрьму навестить ее, но вовремя вспомнила, что я дочь своего папеньки, и вместо этого написала ей записку, которую переслала с верным Дойгом, так что, надеюсь, вы признаете, что я умею, когда хочу, быть осмотрительной. Этот же верный дурак доставит вам мое письмо вместе с письмами мудрецов, чтобы вы могли выслушать простачка заодно с Соломоном. Кстати, о дураках: сообщите, пожалуйста, обо всем Дэвиду Бэлфуру. Хотела бы я видеть его лицо, когда он узнает, что длинноногая девица в столь затруднительном положении! Я уж не говорю о легкомыслии вашей любящей дочери, питающей к нему уважение и дружбу". А засим следует подпись моей негодницы! - продолжал Престонгрэндж. - И - вы видите, мистер Дэвид, я сказал истинную правду, утверждая, что мои дочери шутят над вами любя.
- Дурак весьма польщен, - сказал я.
- А признайте, разве не великолепно разыграно? Разве эта девица с гор не настоящая героиня?
- Я всегда знал, что у нее благородное сердце, - сказал я. - И уверен, что она даже не подозревала... Но прошу прощения, я коснулся запретного предмета.
- Могу в этом поручиться, - сказал он напрямик. - Могу поручиться, она думала, что бросила вызов самому королю Георгу.
Напоминание о Катрионе и мысль о том, что она в тюрьме, странно меня взволновали. Я видел, что даже Престонгрэндж восхищен и не может сдержать улыбки, думая о ее поступке. Что же до мисс Грант, то, при всей ее неприятной манере шутить, она ясно выразила свое восхищение. Меня вдруг бросило в жар.
- Я не дочь вашей светлости... - начал я.
- Это мне известно! - ввернул он, улыбаясь.
- Я сказал глупость, - поправился я. - Или, верней, я не так начал. Без сомнения, было бы неразумно со стороны мисс Грант посетить тюрьму. А вот я, мне кажется, буду плохим другом, если не поспешу туда сей же час.
- Эге, мистер Дэвид, - сказал он. - Мы ведь, кажется, заключили с вами сделку?
- Милорд, - сказал я, - соглашаясь на эту сделку, я, конечно, испытывал благодарность за вашу доброту, но у меня язык не повернется отрицать, что мной руководили и собственные интересы. В моем сердце было своекорыстие, и теперь я этого стыжусь. В интересах вашей светлости рассказывать всем и каждому, что этот Дэвид, от которого столько беспокойства, ваш друг и живет в вашем доме. Что ж, рассказывайте, отрицать этого я не стану. Но покровительство ваше мне больше не нужно. Я прошу только одного - отпустите меня и дайте мне пропуск, чтобы я мог повидаться с нею в тюрьме.