Ворчание старика

Музыка выплеснулась из динамиков, гости-андроиды стряхнули оцепенение и завели обычные светские беседы. Они, правда, совершенно не замечали гостя и старика, а продолжали обсуждать достоинства масок.

Старик медленной и какой-то шаркающей походкой добрел до столика и упал на стул.

- Эхе-хех. А на что вы рассчитывали? Ну продали вы бы маски по настоящему. Расхватали бы их случайные люди, цены бы верной не дали.

- Идиот, разве дело в деньгах?

- Вот именно, что не в них. У вас ведь шикарные, музейные вещи. Но вы хоть в состоянии понять - они сейчас не в моде, совсем.

Старик поморщился.

- При чем тут это?

- При том. Неужели не ясно - это бы задало новую моду. Вещи такого уровня меняют все. Пришлось бы перестраиваться. Думаешь, это только бы нам помешало? Да тебя бы вмиг перекупили, а стал бы упираться - по стенке размазали. Или ограбили. Пойми, если не можешь человека различить...

- Это явно новая модель, - запротестовал бывший хозяин корпорации, и голос его терялся за аккордами мелодии и звуками разговора.

- Все равно. Тебя ведь обманули - раз. Удовольствие ты и от андроидов получал - два. По уму, чтобы цену поднять, изделия выбросить на рынок не смог - три. Ты - проиграл, - бывший ученик перегнулся через стол, заглянул в самые стариковские глаза, и сквозь зубы процедил, - Сдайся, уйди, не мешай.

Бывший глава корпорации закрыл глаза и опустил лицо.

- Сволочи вы все...

Непрошенный гость наклонился к самому его уху и зашептал.

- В твоих устах это звучит особенно цинично. Ведь будь ты помоложе... Что бы ты тогда с нами сделал? Просто кончилось твое время, старик. Оно ушло. Смирись.

Так прошла минута, и музыка по-прежнему наполняла зал. Гость уселся на стул, а старик медленно-медленно поднял голову.

- Все маски у вас?

- Почти. Только "Проснувшуюся нимфу" увели из-под носа. Какая-то сумасшедшая тетка. Но ты особо не надейся - там все железно прикрыто. Платили мы тебе, кстати, вполне честно. И за эти три тоже настоящую цену дадим, не сомневайся. А хочешь, они все, - он махнул рукой на гостей, торговаться начнут, дело даже до драки дойти может? Не желаешь насладиться?

- "Осень" не отдам. Мое. На торги не выставлял, - и какое отчаяние было в этих словах.

- Кто бы спорил. Да ты выпей, а то смотри, какой напряженный. Сидишь, будто шпагу проглотил. Расслабься.

Услужливой тенью подскочила официантка, налила в рюмку чего-то янтарно-прозрачного. Старик равнодушно опрокинул это в себя. Бывший ученик говорил еще что-то: бормотал лицемерные утешения, сам подливал выпивку и предлагал закуску. Часа через два гость ушел, а старик этого не заметил. Его совсем развезло: он что-то яростно доказывал официантке, кричал, что еще вернется, потом плакал. К полуночи он заснул, вслед за начавшимся храпом разошлись гости-андроиды, а прислуга, аккуратно подхватив старика, бережно понесла его к машине, и в самом скором времени он уже спал в своей постели.

Старик не умер от остановки сердца или от инсульта, не повесился, не застрелился и вообще не стал сводить счеты с жизнью. Вот только он больше не презирал чувственные удовольствия и не отвергал виртуальность. Теперь по утрам нимфа открывала ему глаза своим поцелуем, за завтраком он пробовал тончайшие вина, за обедом - редчайшие деликатесы. Владелец особняка больше не шел к станкам - их ему заменила имитационная сфера. Там он сражался во главе победоносных армий, рисовал лучшие в мире картины и гранил самые большие алмазы. А иногда он сжигал города, насиловал школьниц и разбивал детские головы о камни. Изредка вечерами его утешал гашиш, но чаще, наглотавшись стимуляторов, он шел к нимфе, у которой была та самая лукаво-двусмысленная улыбка. Тишины в доме теперь никогда не было - даже когда хозяин забывался тяжелым сном, дарившим кошмары, в столовой шел непрерывный пир, где пили за его здоровье. В четырех десятках комнат на трех этажах кто-то за кем-то крался, убивали дежурных жертв, художники лепили скульптуры, а поэты в припадке электронного вдохновения сочиняли стихи. Только раз или два в неделю, когда на старика накатывала отчаянно-прозрачная тоска, он доставал из сейфа свою последнюю маску, осматривал ее, гладил и утирал капавшие на нее слезы. Через два месяца такой жизни он умер.

Корпорация ждала этого. Все маски были широко разрекламированы и объявлены новым направлением ювелирного искусства, последним творением ее основателя. Их продали в разные концы мира и в отечественные музеи по невероятным, феерическим ценам. Корпорация заработала на этом ту славу, которой ей стало не хватать в последние годы. Но одна вещь пережила и саму корпорацию, и всех людей, помнивших ее основателя: маска "Осень". Светлая и легкая грусть, пробуждающаяся надежда, многолетняя мудрость - все это живым огнем билось в ее глазах. И не было людей, равнодушно смотревших на нее.

Октябрь2002