Людишки

"Стоит ли ехать домой?" - спрашивал он себя, в то время как его тело независимо от сознания завело мотор, включило передачу и помахало рукой полицейскому, который крикнул вслед:

- Вам бы лучше поберечься!

Оставшиеся до ворот полмили пути Джошуа пролетел, словно на крыльях. Вдоль дороги не было ни домов, ни ферм, и лишь остатки каменных стен среди деревьев рукотворного леса напоминали о старых поселениях. Время от времени мелькали заросшие сорняками поля, еще не захваченные лесом. Дорога была достаточно гладкая и прямая, и одинокая "хонда" мчалась по ней, словно ковер-самолет по просторам безмятежного сказочного мира. Эх, кабы всегда так ездить!

Местная пресса, освещавшая события на Грин-Медоу, яростно обрушивалась на власти, запретившие движение по прилегавшей к станции дороге. Страницы газет заполнили плоды безудержной редакционной фантазии, пестрящие леденящими душу историями о школьных автобусах, вынужденных передвигаться по заполоненным нахальными грузовиками автострадам, о мучениях престарелых людей, вынужденных тратить лишние полчаса, чтобы добраться до своих спасительных пилюль, и тому подобными вещами. Уже были наготове репортажи о молоке, скисавшем в бидонах фермеров, вынужденных подолгу колесить в поисках объездных путей к рынку, и только страх перед разгневанными крестьянами, которые вполне могли сровнять здание редакции с землей, сдерживал буйное воображение газетчиков, впрочем, лишь отчасти.

К счастью, взаимодействие с местной прессой шло у Джошуа без особых осложнений. При встречах с пухлощекой девчушкой из местного еженедельника Джошуа напускал на лицо отстраненно-любезную мину и скармливал журналистке ту же бурду, которой потчевал остальных.

Сейчас он с наслаждением катил по закрытой дороге - в конце концов езда была одним из немногих удовольствий, которые он мог позволить себе в эти дни. Когда Джошуа добрался до штаба, представлявшего собой горстку трейлеров, разбросанных тут и там по дороге, словно в канадском шахтерском городке, его недомогания и след простыл, если не считать покрасневших глаз. Джошуа поставил "хонду" на отведенное для нее место и отправился в фургон пресс-секретариата. Стенографистка оставила на время долгие хлопоты у копировального аппарата и, порывшись в своей объемистой суме, отыскала нужное лекарство. Джошуа взял пузырек, вышел в туалет и закапал оба глаза, но безрезультатно. Глаза продолжали полыхать огнем, словно таившийся за ними мозг был раскален докрасна.

Войдя в фургон и вернув стенографистке капли, Джошуа собрался просмотреть толстую пачку сообщений, образовавшую на его столе опасно накренившуюся башню, когда в помещение вошла новая пресс-секретарь Англо-голландской компании, худощавая женщина лет тридцати с пепельно-серыми волосами, ясным спокойным взором и жестким рукопожатием.

- Здравствуйте, меня зовут Карэн Ливайн, - представилась она. - Давайте договоримся заранее: вы были и остаетесь старшим, а я, со своей стороны, обещаю любую помощь в вопросах, затрагивающих мою компанию.

- Спасибо, Карэн, - отозвался Джошуа, сияя насквозь фальшивой улыбкой, ибо он понимал, что эта девица продержится здесь не больше двух недель. - Я буду рад любой помощи, - сказал он, как говорил и всем прочим. - Добро пожаловать в нашу команду.

Дело в том, что Англо-голландская компания неукоснительно придерживалась принципов Экссона и его издательства "Валдеж": как можно меньше держать своих пресс-секретарей на одном месте, дабы воспрепятствовать установлению личных, дружеских отношений с противником, способствующих утечке важных сведений. Каждые две недели взору публики являлся очередной энергичный работник лет тридцати с хвостиком, сдержанный и вежливый, женщина или мужчина (это не играло никакой роли), придававший своему учреждению почти человеческий облик; однако прежде, чем это лицо приобретало все присущие человеку черты, пресс-секретарь исчезал, уступая место следующему.

Этот принцип не раз выручал Экссона на Аляске, так почему бы Англо-голландской компании не применить его в Грин-Медоу? Разговор с любезным собеседником сам по себе доставляет удовольствие. Какая разница, говорит он что-нибудь или молчит?

Появление очередного представителя Англо-голландской компании окончательно отбило у Джошуа охоту приступать к разбору накопившихся бумаг.

- Обойду-ка я территорию, - сказал он своей секретарше по имени Грейс, пожилой особе, в душе которой уже давно завял последний росток человеколюбия.

- А что я скажу, если будут звонить? - спросила она, бросая на начальника неодобрительный взгляд.

- Передайте им привет, - посоветовал Джошуа и выскочил на улицу.

Главный штаб теснился на пятачке, который в прежние времена свободного проезда по территории Грин-Медоу назывался воротами электростанции; здесь толпились полицейские и бойцы Национальной гвардии, упорно именовавшие станцию "объектом", как будто название могло что-то изменить.

Добровольцы Национальной гвардии из числа гражданских лиц - среди них редко встречались бухгалтеры и сотрудники руководящего звена, одни лишь чернорабочие, которые были рады подхалтурить, облачившись в военную форму (без всякого риска быть привлеченными к боевым действиям), - были оттянуты в леса и бродили парами и тройками вдоль периметра, внимательно разглядывая каждый дюйм забора. Многочисленные тупицы всех мастей по-прежнему не оставляли попыток пробраться на территорию - молодые репортеры, любители острых ощущений, отчаянные храбрецы, алкаши (в темное время суток), а то и просто шутники, - и за ними был нужен глаз да глаз. Хозяевам станции вовсе не хотелось, чтобы террористы, встревоженные выходкой расшалившейся детворы, покончили с собой, прихватив на тот свет сотни тысяч живых душ.

"И все же было бы очень любопытно попасть внутрь", - размышлял Джошуа, обходя штаб и направляясь к забору. В конце концов знать, что там происходит, - это его работа. Не то чтобы он хотел рискнуть жизнью, кого-нибудь спасти или остановить террористов, ничего подобного. Ему попросту было любопытно.

Неподалеку от штаба в лес убегала тропинка, и Джошуа пошел по ней. Вдоль забора, примыкая к нему вплотную, проходила мощеная дорога, оставшаяся со времен строительно-монтажных работ на станции. Впрочем, сейчас дорога малость заросла, и ее поверхность через каждые двадцать - тридцать футов была вздыблена корнями деревьев.