Событие

Константин Михайлович Станюкович

Событие

{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

I

В шестом часу дня к подъезду большого дома на Песках подъехал один из его жильцов - господин Варенцов. Это был блондин среднего роста, лет тридцати, одетый скромно, без претензий на щегольство и моду. Но все на нем было аккуратно и чистенько: и пальто, и фетр, и темно-серые перчатки.

В этот теплый августовский день Варенцов вернулся со службы не в обычном настроении проголодавшегося чиновника. Оно было приподнятое, возбужденное и слегка торжественное.

Варенцов соскочил с дрожек, вынул из портмоне две монетки, внимательно осмотрел их - те ли - и, вручая их извозчику из "ванек", не без довольной значительности в скрипучем голосе сказал:

- Я, братец, прибавил!

"Чувствуешь?" - казалось, говорили серо-голубые глаза.

Извозчик "почувствовал", но не очень от прибавки пятачка. И, снимая шапку, сделал льстивое лицо и проговорил:

- Ехал, слава богу, на совесть! Еще бы прибавили пятачок, барин хороший!

- Прибавил, а ты клянчишь! Стыдно, братец! - возмущенным и строгим тоном произнес Варенцов и вошел в подъезд.

Пожилой, худой и грязноватый швейцар Афиноген, судя по истрепанной ливрее и замаранной фуражке, нисколько не заботившийся о своей представительности, встретил Варенцова сдержанно, тая в душе серьезное неудовольствие против жильца.

Еще бы! Платит только рубль в месяц жалованья, на рождество и пасху дает по рублю, на чай хоть бы раз гривенник, никуда не посылает и не поощряет попыток на разговор.

Афиноген, жадный на деньги и объяснявший, что копит их единственно на "предмет женитьбы", хотя и не думавший о ней, вел упорную усмирительную войну против Варенцова и его жены.

Дверная ручка их квартиры не чистилась. Письма и газеты дня по два вылеживались в швейцарской. Непокорных жильцов, возвращавшихся домой после полуночи, Афиноген не без злорадства выдерживал на морозе у подъезда минут по пяти. Гостям Варенцовых, спрашивавших: "Дома ли?" - он врал ради педагогического воздействия, по вдохновению. Ничего не действовало.

Имевший определенные и довольно мрачные воззрения на супружескую верность и семейное благополучие жильцов, Афиноген старался найти какой-нибудь козырь против Варенцовых. Но все его тайные разведки были напрасны.

И обманутый скептик и скопидом решил, что восьмой нумер "очень аккуратен вокруг себя". Однако оружия не сложил, надеясь, что какая-нибудь "штука" да должна обозначиться. Тогда эти единственные непокорные жильцы в доме "войдут в понятие" и будут платить швейцару по-настоящему.

- Есть что? - спросил Варенцов.

- Почтальон только что подал! - официально-сухо ответил швейцар, подавая Варенцову повестку на заседание какого-то благотворительного общества.

- Писем нет?

- Подал бы...

Варенцов все-таки открыл ящик столика, у которого всегда дремал или читал газету швейцар. Затем взглянул на почтовый штемпель полученного конверта и, аккуратно положив в карман повестку, стал подниматься наверх.

Виктор Николаевич Варенцов жил в пятом этаже почти два года и никогда не находил, что высоко. Напротив, говорил, что наверху воздух лучше и подъемы полезны. Здоровый, с хорошо развитой грудью, он поднимался свободно, легко и ровно дыша. Но сегодня Варенцов подумал вслух: "Высоковато..."

Для кого - так и не досказал.

Он отворил двери своим ключом, бережно повесил пальто, смахнув с него паутину, положил шляпу на подзеркальный стол, сперва смахнув с него пыль, и перед зеркалом оправил свои густые, коротко остриженные, светло-русые волосы, волнистую бородку и мягкие небольшие усы.

Зеркало отразило чистенькое, пригожее лицо, свежее и румяное, дышавшее здоровьем. И весь он был чистенький в скромном пиджачке, с пестрым галстуком на высоком воротничке, стройный, крепкий и сухощавый, с белыми руками и обручальным кольцом на безымянном пальце.

Виктор Николаевич бросил взгляд на маленькую прихожую, потянул воздух красивым прямым носом и поморщился.

"Кухней пахнет, да и прихожая мала!" - решил Варенцов.

Проходя ровной неспешной походкой через гостиную, Варенцов и ее оглядел. И, словно бы заметив, что обстановка плохонькая и мебель потертая, подумал: "Не мешало бы обновить. Лина мечтает об этом!"

С этой мыслью Варенцов вошел в "уголок" Лины, как называла она часть большой спальной за драпировкой, - с мягкой, обитой светлым кретоном{239} мебелью, зеркальным шкафом, этажеркой с книгами и несколькими фотографиями писателей на простенке над простеньким письменным столом, на котором стояли в хорошеньких рамах фотографии мужа, детей и родных.

II

На пестрой тахте сидела, поджавши ноги, с журналом в руке молодая женщина лет под тридцать в полосатой юбке и яркой блузке.

Она была очень интересна, свежая и недурная собой, с неправильными чертами оживленного и умного лица, с роскошными, отливавшими рыжиной, каштановыми волосами, собранными на темени в пучок тяжелых кос, с красивым пышным бюстом, тонкой талией и полными сочными губами, из-под которых блестели ровные, мелкие и острые, как у мышонка, зубы.

Варенцов особенно крепко и значительно поцеловал маленькую, холеную руку с несколькими кольцами на мизинце и одиноким обручальным на безымянном.

Не поднимая с книги глаз с крупными веками и длинными ресницами, Лина слегка и небрежно потрепала щеку Варенцова и сказала:

- Иди мой руки. Сейчас велю подавать!

Ее властный, повелительный голос с красивыми низкими нотами не был особенно ласков. Молодая женщина поднялась с тахты и приятельски-равнодушно взглянула на мужа. Но в то же мгновение пристальный и острый взгляд ее блестящих и выразительных красивых глаз впился в глаза мужа. И она спросила:

- Надеюсь, никаких неприятностей, Вики?

Уже сама возбудившаяся необычным выражением лица Вики, не выждав его ответа, молодая женщина нетерпеливо прибавила:

- По твоим глазам вижу, что что-то случилось... Говори, Вики.

- Именно случилось, Лина... И нечто неожиданное...

- Ну... Что ж молчал?..

- Только что хотел, Линочка... Без тебя не решил... Как ты на это взглянешь... После обеда мы основательно переговорим... обсудим... А теперь в двух словах...