Страница 96 из 111
- Что случилось, Ричард? - спросила она с улыбкой. - Ты осматриваешь себя с таким видом, будто впервые узнал, что у тебя две руки и две ноги.
Ричард с тяжким вздохом откинулся к расшитым кипрским подушкам.
- Нет, ничего, мне просто показалось, будто к нам в постель забрались насекомые, - ответил он, утешая себя надеждой, что всего-навсего перегрелся вчера на солнышке.
Но к вечеру недомогание и лихорадка усилились, королю пришлось лечь в постель раньше времени и приказать жене устроиться на ночлег в другом месте. Ночью у него разболелись зубы и стали кровоточить десны, утром губы оказались осыпанными множеством гноящихся язвочек. Лишь одно утешало - ни в паху, ни под мышками не появлялось ни одного прыща. Наконец врачи, осмотрев больного, "утешили" его еще больше:
- Ваше величество, это болезнь, которую одни называют леонардией, другие - арнолидией. Зараза уже начала распространяться по всему лагерю, и вы оказались одним из первых, кто ее подхватил.
Узнав о том, что болезнь заразна, Ричард приказал Беранжере немедленно сесть на корабль и отправиться в Триполи, а если и там окажется это поветрие, плыть дальше, в Фамагусту, где искать убежища у тамплиеров. Беранжера рыдала и не хотела оставлять своего мужа, но опасность заразиться все же пугала ее столь сильно, что она, в конце концов, согласилась и отправилась в Триполи. Ричард тем временем слег не на шутку и первый приступ на стены Аккры пришлось совершать без него. Лишившись любимца, крестоносцы пали духом, и приступ оказался безуспешным. Рыцари Филиппа принялись обвинять рыцарей Ричарда, что те действовали без должной смелости, начались взаимные оскорбления и даже стычки. Леонардия распространялась и уже появились смертельные случаи. Ричард страдал невыносимо - более от бездействия, чем от недуга. У него стали выпадать ногти и волосы, кожа по всему телу шелушилась и слезала. Он приказал, чтобы ждали его выздоровления, а пока что обстреливали как следует город из осадных метательных орудий, валунами, привезенными из Сицилии и Кипра. В один из дней болезни, в шатер Ричарда на холме Тель-эль-Фуххар, явился посланник от Саладина, родной брат султана, Малек-эль-Адил-Мафаидин. Он сообщил, что Саладин свален тою же болезнью, которая приковала к постели Ричарда.
- Мой брат, как и все мы, очень уважает вас, ваше величество, - сказал Мафаидин на лингва-франка почти без акцента, - У вас и Саладина много общего в характере и благородстве натуры. Даже внешне, как мне кажется, вы чем-то похожи друг на друга.. Брат прислал вам лекарство, которое поможет быстрее встать на ноги. Вот оно. Разумеется, вы можете испытать его сначала на ком-то другом, но уверяю вас, Саладин никогда не опустился бы до такой низости, чтобы отравить соперника столь подло.
Ричард поблагодарил Мафаидина, подарил ему перстень с рубином, а Саладину передал золотой кубок, украшенный сапфирами. Когда Мафаидин ушел, Ричард тотчас же принял лекарство, в соответствии с советами саладинова брата. Амбруаз и лекарь Тромпо пытались было его отговорить, рекомендуя прежде испробовать средство на ком-нибудь из пленных сарацин, заразившихся леонардией, но Ричард ответил:
- Пока я буду проверять, умрет он или не умрет, минует еще как минимум два-три дня. Сколько же мне прикажете валяться и гнить? Нет, Саладин не мог прислать мне яду, это не такой человек, я чувствую, что он полон благородства.
К счастью, снадобье и впрямь оказалось не ядом, а лекарством, и болезнь под его воздействием начала отступать. Через пару дней к выздоравливающему Ричарду вновь явился Мафаидин. На сей раз он привез разных плодов и кривой меч, осыпанный бриллиантами. Ричард вручил ему для Саладина старинный римский щит, украшенный золотом и серебром. Мафаидин передал,, что его брат готов отдать Ричарду Наблус и Иерусалим и вернуть Крест Христов, но при условии, что Ричард принесет ему омаж.
- Передайте любезному Саладину, - вежливо отвечал Ричард, - что я в свою очередь готов ограничиться освобождением Святой Земли и не идти завоевывать Дамаск и Багдад, если Саладин принесет омаж мне.
Мафаидин сокрушенно развел руками, но видно было, что такой ответ понравился ему и понравится Саладину.
В первых числах июля Ричард окончательно выздоровел. Треть его лагеря была свалена болезнью, но две другие трети король повел за собой на штурм Сен-Жан-д'Акра. Филипп-Август, который, как выяснилось от разного рода осведомителей, тоже вел переговоры с Саладином, тем временем руководил действиями своих осадных машин и развлекался стрельбой из арбалета, метко сбивая стрелами защитников Аккры с крепостных стен и башен. Он был в трауре после гибели одного из своих лучших маршалов, Обри Клемана, но увидев, что выздоровевший Ричард ведет свои полки на штурм, велел тотчас же отменить траур и тоже выступать. Новые парламентеры вышли навстречу обоим королям и предложили новые условия. Саладин шел на сей раз на очень большие уступки. Он обещал вернуть все завоеванные им земли крестоносцев за исключением лишь Аскалона и Заиорданья, но с условием, что армии, приведенные в Палестину Филиппом-Августом и Ричардом Львиное Сердце вместе с армией Саладина двинутся за Евфрат и помогут султану завоевать западную Персию. Это условие весьма повеселило Ричарда.
- А что, - смеялся он, - мне это нравится. Я с удовольствием повоевал бы не против Саладина, а бок о бок с ним.
- Нет, - резко и угрюмо возразил Филипп-Август, - время, когда Саладин мог выдвигать условия, миновало. Либо он без боя отводит все свои войска за Иордан, либо пусть пеняет на себя.
- В общем-то, верно, - прекратив смеяться, кивнул Ричард. - Если нам очень понадобится Персия, мы завоюем ее и без Саладина. Только зачем она нам сдалась? Мы не принимаем условий.
Парламентеры снова вернулись ни с чем, и штурм возобновился. Пять дней продолжались боевые действия и переговоры, пока наконец не было заключено соглашение, устроившее и Филиппа, и Ричарда. Город целиком отдавался в руки крестоносцев со всем своим серебром, золотом, оружием, продовольствием, кораблями, лошадьми и скотом. Жители города имели право покинуть Аккру с некоторым количеством имущества, но не раньше, чем Саладин передаст Филиппу и Ричарду Честной Крест, полторы тысячи пленников-христиан и двести тысяч бизантов. Военачальники Маштуб и Каракуш попадали в число заложников.