Страница 109 из 111
С тем он и отошел, и было это во вторник предпоследнее недели Великого поста, в год 6707 от Сотворения Мира и 1199 от Рождества Христова. Королева Беранжера, примчавшись в лагерь под Шалю, оплакала хладный труп своего возлюбленного супруга, а верный Меркадье так сильно переживал гибель государя, что сам изловил отпущенного Бертрана де Гудруна и своими руками содрал с него кожу, после чего велел повесить, а деньги, подаренные арбалетчику королем Ричардом, рассыпать по округе, и чтобы никто не смел к ним прикасаться.
Впрочем, и это в достаточной мере известно каждому, а посему нам остается закончить свое повествование. Но оно было бы не полным, если бы мы не сказали несколько слов о последних годах жизни другого нашего персонажа, о коем известно гораздо меньше, нежели о Ричарде, а точнее сказать - почти вообще ничего не известно, ибо, в отличие от доблестного короля Львиное Сердце, он старательно избегал славы и где только мог уничтожал следы своего существования в мире.
В тот год, когда короля Ричарда судили в Шпейере, навигатору тайного ордена Креста и Розы и сенешалю тамплиеров Жану де Жизору исполнилось шестьдесят лет. С позором покидая Шпейер, где рухнули все его надежды на то, что Ричарду будет вынесен суровый приговор, Жан почему-то больше всего негодовал, что пленный король назвал его старым. Что он законченный лжец, вор, сплетник и негодяй, навигатор уже давно о себе догадывался. Но старый?! Старым он себя никоим образом не ощущал. Нет, он был полон сил и намеревался прожить еще столько, сколько в свое время прожил великий Жизорский вяз, и для достижения этой цели, он знал, требуется только одно - постоянно питаться новыми и новыми жертвами, как ведьма Мелузина, которая, как поговаривали, вновь объявилась, на сей раз где-то на Востоке, во владениях русского князя Всеволода.
Рана, нанесенная Жану де Жизору в Шпейере, заживала долго. Но не зря он привык ощущать себя таинственным властелином вселенной, главным сенешалем князя мира сего. Загадочная власть над людьми и их поступками, хотя и продолжала остывать с годами после гибели Жизорского древа, не покидала навигатора Креста и Розы. Он чувствовал, что магия Ормуса начала давать сбои, но неизменно утешался воспоминаниями о том, какую грандиозную интригу ему удалось провести в Леванте, в результате которой крестовый поход, возглавляемый ненавистным Ричардом, захлебнулся. И Жан начал плести новую паутину, мечтая, в конце концов, уловить в нее Ричарда и лично всосаться в его сердце. В его львиное сердце...
Прежде всего Жан де Жизор основательно принялся за расширение сферы влияния своего тайного ордена. Крест и роза вместо Христа и Храма, круарозьеры - вместо тамплиеров, новая личинка в теле старого, дряхлеющего рыцарского образования. Рано или поздно эта личинка должна будет изглодать изнутри тело, в котором находится, но орден Креста и Розы будет гораздо более скрытным, нежели союз храмовников. Поначалу все шло хорошо, особенно в Лангедоке, где многие высокопоставленные альбигойцы охотно вступали в орден. На другой год после шпейерской катастрофы Жан окончательно избавился от горечи поражения. Ричарда выпустили? Он уже наводит свои порядки в Англии? Ерунда, еще посмотрим, кто кого! Ведь Жан уже сделался одним из самых доверенных лиц короля Филиппа-Августа.
Но затем наступили тревожные времена для навигатора Креста и Розы. Начавшаяся война Ричарда против своих врагов на континенте приносила королю Англии значительный успех. А на юге Раймон VI Тулузский, наследовавший своему отцу, повел решительную борьбу против альбигойской ереси, а значит, косвенно и против многих круарозьеров, только-только поднимающих голову в Лангедоке. Наступил день битвы при Фретевале, в которой Ричард, действуя столь же блистательно, как против Саладина при Арсуфе, не только разгромил войско французского короля, но и овладел его архивами и казной! Продолжая отступать, побитые воины Филиппа подошли к Курселю, где их ждало подкрепление, и Филипп решил дать повторное сражение. От Курселя до Жизора было рукой подать, и тут у Жана де Жизора, состоящего при штабе короля Франции, мелькнула идея, которая раньше, возможно, показалась бы ему бредовой, а теперь лишний раз свидетельствовала о том, что великий навигатор действительно стал не тот, что прежде. Он прискакал в свой фамильный замок и вместе с Жаном де Фо спустился в подземелье, где хранилась великая реликвия. Приближаясь к бездонному колодцу, навигатор почувствовал недоброе - сердце подсказывало ему, что он лишился щита Давида, что тайник пуст, что кто-то выкрал святыню. Излишняя суетливость и нервозность де Фо лишь подтверждала эти подозрения. Привязавшись веревкой, Жан де Жизор смело шагнул в страшный зев колодца - а Ричард назвал его старым! - и стал спускаться в шахту, держа в левой руке факел. Чем ниже он углублялся, тем сильнее стучало его сердце в предчувствии недоброго. Вот, наконец, и ниша в стене колодца. Золото щита засверкало при свете факела... Жан не поверил своим глазам - щит Давида, вопреки сильным предчувствиям, находился на своем месте в тайнике. Оставалось извлечь его и отвезти в Курсель, как и задумывалось. Имея его при себе, Жан сможет помочь Филиппу разгромить неукротимого Ричарда. И когда, извлекая щит из тайника, навигатор не удержал его трясущейся правой рукой, ему показалось, что это он, а не щит Давида, полетел в бездонную пропасть. Крик отчаяния вырвался из груди навигатора и он едва не выронил и факел.
- Что с вами, мсье? - раздался сверху испуганный голос де Фо.
Жан в ответ зарычал, как рычит сторожевой пес, почуявший приближение грабителей. Но, может быть, ему все лишь померещилось? Нет, не померещилось. Тайник на сей раз уж точно был пуст, и не по вине неведомых злодеев, а по неосторожности, неуклюжести великого навигатора.
Повисев какое-то время в слепом отчаянии, он, наконец, ответил на очередной испуганный зов своего верного прихвостня:
- Тяни, болван! Тя-ниии!
Лишь поднявшись наверх, он сумел овладеть собой и сказал:
- Все в порядке. Мнимые подозрения обманули меня.
Но удар был слишком велик, и сенешаль Жан слегка повредился в уме. Он заперся в своем замке, днем и ночью расхаживал по его мрачным комнатам, ударял себя в тощую грудь и злился, что сила таинственной власти над людьми вываливается из его рук точно так же, как щит Давида в бездонную шахту адского колодца. Он до того извелся, что заболел и слег в сильной горячке.