Страница 96 из 106
- Что же привело вас в такое позднее время ко мне?
- Как тебе сказать?.. Без нужды мы к начальству не ходим. - Кузьма выразительно посмотрел на дверь дома. - Но вот интересно мне: ты нашего брата только на службе, в казенном кабинете, принимаешь или можешь и в хату пригласить?
- Да, конечно же! - спохватился Степан. - Заходите в хату, будьте гостем.
- О, это уже почти по-христиански! - обрадовался Кузьма. - А то у меня такое дело, что при посторонних ушах, да еще стоя, его не разгрызешь.
Озадаченный Степан повел старика в дом.
В просторной гостиной Галя и ее две подружки "колдовали" у магнитофона.
- Неужели это все твои девчата?! - поразился Кузьма, всматриваясь в лица девочек.
- Вот моя, - Степан ласково взял Галю за плечи. И сказал ей: - Тебе, дочка, быть сегодня хозяйкой. Поставь на плиту чайник да посмотри, что у нас там стынет в холодильнике.
Затем пояснил Кузьме:
- Сегодня я холостяк. Жинка дежурит в больнице.
Кузьма промолчал, шевеля губами вслед каким-то своим мыслям и теребя пальцами обветшалую бороденку. Степан Прокопович догадался: поразили старика по-восточному раскосые глаза Гали и ее смуглое скуластое лицо. Но пояснять ему ничего не стал.
Подружки Галины убежали домой, сама Галя ушла на кухню собирать ужин, а Кузьма с любопытством оглядывал квартиру Степана Григоренко.
В просторной гостиной с восточными коврами на полу и над диваном стояли пианино, стол, сервант и тумбочка с магнитофоном. Но Кузьму больше всего поразили книжные полки, видневшиеся сквозь раскрытую дверь в спальню, которая служила и кабинетом.
- Неужели все прочитал?! - ахнул старик, бесцеремонно заходя в спальню и рассматривая книги.
- Конечно, - усмехнулся Степан.
- Тогда я дюже разумно сделал, что пришел к тебе. А то была думка махнуть прямо в область, к самому секретарю обкома товарищу Квите. Мы же с ним знакомы! Но сейчас вижу, что и у тебя хватит грамотности кое-что мне растлумачить, а может, и написать письмо в правительство.
После этих слов Кузьма подошел к своему узлу, лежавшему под пианино в гостиной, и, развязав его, достал большую, оплетенную тонкой лозой бутыль, заткнутую осередком кукурузного початка. Затем торжественно водрузил бутыль на стол.
- Что это? - понизив голос, спросил Степан Прокопович, догадываясь, какая жидкость в оплетенке.
- Самогонка! - вызывающе выпалил Кузьма.
- Магарыч? - помрачневшее лицо Степана Прокоповича стало наливаться краской.
- Нет, этот самый, как его?.. ага!.. экс... экспонат... Ты думаешь, старый Кузьма такой лопух, что пойдет к партийному секретарю с магарычом? Каждый знает, что выгонишь в три шеи! Тут, брат, дело посурьезнее.
Степан Прокопович был окончательно сбит с толку. Присев на стул и усадив на диване Кузьму, он уставил на него требовательные глаза.
- Только не перебивай меня, Степан Прокопович, дай высказаться по порядку. - Кузьма деловито шмыгнул багровым носом.
- Ну, слушаю.
- Слушай. - Старик поерзал на диване, как бы испытывая его надежность. - Поначалу вот такая... как ее?.. ага!.. пре... преамбула! Значит, так... Только не перебивай, будь ласков.
В это время зашла Галя со скатертью в руках. Степан тут же взял со стола оплетенку и поставил ее на пол, у ног Кузьмы. Старик при этом нахмурил седые брови и обидчиво шевельнул усами. Но когда увидел, что Галя стала накрывать стол тугой белоснежной скатертью, удовлетворенно крякнул.
- Ну, рассказывайте, - поторопил Степан.
А Кузьма не мог оторвать любопытного взгляда от Гали, которая, выдвинув из серванта ящик, загремела вилками и ножами, потом, сдвинув стеклянную створку, начала доставать тарелки.
- Значит, так, - продолжил разговор Кузьма. - Вот ты, Степан Прокопович, партийный секретарь района, к самогонке относишься как к злостному элементу.
- Разумеется, - Степан ухмыльнулся не только словам Кузьмы, а еще тому, что Галя, сверкнув на отца плутоватыми заговорщицкими глазами, поставила на верх серванта микрофон и щелкнула кнопкой магнитофонной записи.
- Но я должен со всей сурьезностью сказать, - развивал свои мысли Лунатик, - что самогонка, или, по-научному, самодельная горилка, нужна в селянской жизни так же, как, скажем... на собраниях президия. Без нее никакого порядка.
Кузьма не догадывался, что теперь каждое его слово улавливает и записывает неведомая ему хитроумная машина - магнитофон.
Старик степенно, с глубокой убежденностью в непреклонной своей правоте, стал доказывать Степану Прокоповичу, что традиции украинского села, да и не только украинского, обязывают крестьянина пригласить, скажем, на свадьбу всех родственников до единого человека.
- А это, имей в виду, - Кузьма будто пригрозил Степану Прокоповичу, целая рота! Набирается человек шестьдесят, семьдесят! И каждого треба угостить до стельки! Где же набрать столько грошей, чтоб купить такое море казенной водки? Кто это выдержит такую нагрузку на карман? Вот, стало быть, надо немедля издать такой закон, который бы позволял... нет, не позволял, а требовал от селян гнать горилку на тот случай, если кто свадьбу справляет или провожает сына в армию, кто день рождения отмечает или к кому из города родня должна приехать... Да мало ли бывает случаев, когда нам без горилки труднее, чем тебе без директивы из области!
Степан, еле сдерживая смех, помалкивал. Он не хотел вступать в разговор, дабы не портить магнитофонной записи. А Кузьма воспринял его молчание, как неоспоримость своих доказательств, и с воодушевлением продолжал:
- Так почему же, едят его мухи, милиция не разумеет этого?! Приехал, понимаешь, в село полномоченный и махнул с членами сельрады по хатам, где есть самогонные аппараты. Заранее знал, куда идти! И меня, раба божьего, тоже застукали! Полную машину кубов да змеевиков нагрузили!
Дальше Кузьма стал подробно объяснять, у кого именно из кохановчан изъяли самогонные аппараты, называя людей по фамилиям или по уличным кличкам - не всегда благозвучным.
За окнами день почти потух, и в комнате стал разливаться синий сумрак. Вошла из кухни Галя, осторожно держа в каждой руке по две тарелочки - со шпротами, скибочками сала, красной икрой и костромским сыром. Степан Прокопович поднялся ей навстречу, боясь, что она уронит тарелки. Но в это время в спальне зазвонил телефон.
- Иди, папа, сама управлюсь, - сказала Галя.
В спальне, где в окно заглядывал со двора густой куст сирени, уже было полутемно, и Степан Прокопович, прежде чем снять телефонную трубку, включил электричество.
В трубке послышался знакомый певуче-гортанный голос Саиды. Она всегда, когда дежурит, звонит вечером домой. Саида интересовалась, все ли дома в порядке, и сказала, что завтра задержится в больнице позже обычного, ибо привезли девушку с сильным нервным потрясением, за которой Саиде надо понаблюдать. Степан Прокопович не стал распространяться о том, что у них неожиданный гость, и, пожелав жене счастливого дежурства, вернулся в столовую.
Здесь уже тоже горел свет. Магнитофон был выключен, а Галя хлопотала у стола, расставляя закуски.
Степан Прокопович принес из холодильника запотелую бутылку "столичной" водки, поставил на стол две рюмки и торжественно произнес:
- Прошу, Кузьма Иванович, к столу! Будем вечерять, а заодно и попробую объяснить вам, что самогонка не друг в нашей жизни, а лютый враг. - И налил "столичной" чуток себе, а гостю - полную рюмку.
Кузьма смотрел на Степана досадливо-сожалеющим взглядом.
- Значит, ничего я тебе не доказал? - спросил он со вздохом.
- Нет, - ответил Степан. - Дело в том, что в жизни людей есть традиции и есть вредные пережитки, с которыми надо бороться... Ну, за ваше здоровье!
- А чего же налил себе такую кроху? Десны полоскать?
- Нельзя мне много. Сердце...
- Больное?
- Да.
- То-то не можешь ты понять мужика. - И Кузьма лихо опрокинул содержимое рюмки в рот. Не закусывая, поднял с пола свою бутыль. - А теперь попробуем моей, незаконной. Незаконная бывает слаще законной.