Страница 111 из 113
II
Речь
Господин Президент и милостивые государи! Одновременно с вашей благосклонностью меня постигла большая неблагосклонность судьбы: ибо именно теперь, когда я нуждаюсь в полном обладании всем доступным мне красноречием, расстроенное здоровье заставляет меня опасаться, что я окажусь далеко не на высоте своей задачи. Я вынужден поэтому просить вас отнести хоть часть недостатков моей речи на долю крайне расстроенной нервной системы. Рассматривая вас как представителей всей американской нации, я понимаю, что случай дает мне возможность выплатить вашей нации долг благодарности. Я должен бы начать с того времени, когда, лет двадцать тому назад, мой высоко-почтенный друг, профессор Юманс, стремясь к распространению в Америке моих сочинений, заинтересовал ими гг. Апльтон, которые с тех пор оказывали мне всегда так много уважения и любезности, и, наконец, я должен бы перечислить все те доказательства сочувствия, которыми Америка поощряла меня в борьбе, бывшей для меня долгое время очень тяжелой. Но, высказав таким образом вкратце, как глубоко я обязан моим многочисленным и в большинстве случаев неизвестным мне друзьям по эту сторону Атлантического океана, я должен особенно помянуть все то внимание и гостеприимство, которое было ими оказано во время моего последнего пребывания здесь или, и еще более, то сочувствие и те добрые пожелания, для выражения которых многие из вас совершили столь большой путь с значительным ущербом времени, которое так дорого для американца. Я могу с уверенностью сказать, что улучшение здоровья, которое вы мне с такою сердечностью желаете, будет действительно в известной мере осуществлено благодаря этим пожеланиям, так как приятные впечатления содействуют здоровью, а вы, конечно, не сомневаетесь, что воспоминание об этом собрании останется для меня навсегда источником приятных чувствований. Теперь высказав вам, хотя и в коротких словах, свою искреннюю благодарность, я намереваюсь поспорить с вами. В немногих словах, сказанных мною по поводу американских дел и американского характера, я позволил себе несколько критических замечаний, которые были приняты гораздо более добродушно, чем я мог, по справедливости, ожидать; поэтому может показаться странным, что я опять собираюсь критиковать, тем более что недостаток, о котором я намерен говорить, большинству вряд ли даже покажется недостатком. Мне кажется, что в одном отношении американцы слишком далеко ушли от дикарей. Я не хочу этим сказать, что они вообще слишком цивилизованны: в обширных частях населения, даже в давно населенных областях, не замечается избытка тех добродетелей, которые необходимы для поддержания социальной гармонии; особенно на дальнем Западе действия людей обнаруживают не слишком много той "мягкости и теплоты", которые, как говорят, отличают культурного человека от дикаря. Тем не менее в одном отношении мое утверждение все же справедливо. Вам известно, что первобытный человек лишен способности применяться к обстоятельствам. Движимый голодом, опасностью, местью, он способен к временному напряжению энергии, но не надолго: его энергия имеет спазматический характер. Монотонный ежедневный труд для него невозможен. Совсем другое - человек более цивилизованный. Строгая дисциплина социальной жизни постепенно развила в нем способность к постоянным занятиям, так что у нас и еще более у вас работа стала для многих своего рода страстью. Этот контраст в характерах имеет еще и другую сторону. Дикарь думает только об удовлетворении своих потребностей в настоящую минуту и не заботится об удовлетворении их в будущем. Американец, наоборот: страстно преследуя будущие блага, он не замечает того блага, которое представляет ему сегодняшний день; и, когда это будущее благо достигнуто, он пренебрегает им, устремляясь снова в погоню за другим, еще более отдаленным, благом.
Все, что я видел и слышал во время моего пребывания среди вас, убеждает меня в том, что этот медленный переход от обычной инертности к постоянной деятельности достиг крайней своей точки, с которой должно начаться обратное движение - реакция. Повсюду меня поражал вид лиц, на которых написано глубокими чертами, сколько тяжелого им пришлось перенести. Меня поразил также значительный процент людей с седыми волосами, и мои расспросы подтвердили для меня тот факт, что у вас волосы седеют лет на десять ранее, чем у нас. Кроме того, в различных кругах мне приходилось встречать людей, которые или сами страдали нервным расстройством, вызванным переутомлением, или могли назвать знакомых, умерших от переутомления или расстроивших свое здоровье - некоторые навсегда, другие временно, причем они должны были потратить продолжительное время в попытках восстановить его. Я только повторяю мнение всех наблюдательных людей, с которыми мне приходилось беседовать по этому вопросу, и утверждаю, что эта жизнь под высоким давлением принесла населению громадный вред, систематически подтачивая его организм. Тонкий мыслитель и поэт, которого вам пришлось так недавно оплакивать, Эмерсон, в своем опыте о джентльмене говорит, что первое требование, которое предъявляется к джентльмену, - это чтобы он был хорошим животным. И это требование всеобщее - оно распространяется на человека, на отца, на гражданина. Нам достаточно толкуют о "презренном теле", и эти фразы побуждают многих преступать законы здоровья. Но Природа спокойно устраняет тех, которые так пренебрежительно относятся к одному из прекраснейших ее произведений и предоставляет населять мир потомками тех, которые не были так безумны.
Помимо этого непосредственного вреда, это явление влечет за собой еще другое косвенное зло. Исключительная преданность труду приводит к тому, что развлечения перестают нравиться, и, когда отдых становится наконец необходимым, жизнь кажется скучною вследствие отсутствия в ней единственного интереса - интереса к работе. Ходячее мнение в Англии, что для американца, когда он путешествует; главное заключается в том, чтобы в возможно кратчайшее время увидеть возможно больше видов природы, оказывается распространенным и здесь: признано, что удовлетворение, доставляемое ему самим передвижением, поглощает почти всякое другое удовлетворение. Когда я был недавно на Ниагаре, где мы с наслаждением провели целую неделю, я узнал от хозяина гостиницы, что большинство американцев приезжает туда на один только день. Фруассар, сказавший о современных ему англичанах, "что они наслаждаются грустно, по своему обыкновению", если бы дожил до наших дней, несомненно, сказал бы об американцах, что они наслаждаются поспешно, по своему обыкновению. У вас, еще более, чем у нас, отсутствует то увлечение минутой, которое необходимо для полного наслаждения, и этому увлечению мешает вечно присущее сознание многосложной ответственности. Таким образом, помимо серьезного физического вреда, причиняемого переутомлением, оно создает еще и другое зло, понижая ту ценность, которую в противном случае представляла бы часть жизни, посвященная досугу.
Но этим не исчерпывается еще все зло. Ко всему прочему присоединяется еще вред, причиняемый всем этим потомству. Поврежденное здоровье отражается на детях, и вред, причиняемый им таким образом, далеко превосходит то благо, которое вносит в их жизнь большое состояние. Когда наука сделает нашу жизнь в должной мере рациональною, люди поймут, что из всех обязанностей человека забота о здоровье одна из наиболее важных, и не только в интересах личного благополучия, но также и в интересах потомства. Здоровье человека будет рассматриваться как унаследованное достояние, которое он обязан передать потомству если и не улучшенным, то, во всяком случае, не умаленным; люди поймут тогда, что оставленные в наследство миллионы не могут вознаградить за слабое здоровье и пониженную способность наслаждаться жизнью. Затем нужно упомянуть также и о вреде, причиняемом своим согражданам несправедливым отношением к конкурентам. Я слышал, что один ваш крупный торговец прямо старается давить всякого, кто конкурирует с ним; естественно, что человек, становясь рабом своей страсти к накоплению, захватывает чрезмерную долю торговли или вообще профессии, которою занимается, затрудняет жизнь всем остальным, занимающимся ею, и исключает из нее многих таких, которые могли бы заработать себе, благодаря ей, необходимые средства к жизни. Вот, следовательно, помимо эгоистического мотива, еще два альтруистических, которые должны бы удерживать от чрезмерного труда.