Страница 3 из 11
- Милый, ну и где тебя все это время носило? - спросил из душа голос моей жены.
Я вытащил из кобуры "Беретту", открыл дверь... Никого там не было, и вода в кабинке текла просто так. А возле двери лежал примитивный магнитофон с не менее примитивным приспособлением, включающим его, как только открывают дверь спальни. Магнитофон истерично расхохотался голосом Бориса и я всадил в этот ненавистный смех всю обойму. А потом я взбесился. Я перевернул вверх дном все в спальне. Вышвырнул из гардероба все, что нашел там, попутно вспоминая историю каждой чертовой шмотки и проклиная себя за хорошую память и Бориса, эту память унаследовавшего. Разломал и гардероб, и кровать, перебил все бьющееся и после этого перешел к детской. Над восстановлением интерьера своей комнаты Борис трудился особенно прилежно. Игрушки валялись в четко спланированном беспорядке. Передний план занимали те, которые подарил я. На столике лежало письмо шестилетнего Бори, которое он так мне и не написал.
"Дарагой папка! Это я твой боря сын пишу писмо. Тибя нет болше нигде гаварит мама толко я ей ни верю я знаю што ты есть приижжай..."
В детской я буянить не стал. Я сюда еще вернусь. С огнеметом. Я просто поспешил покинуть свой "музей", вернулся в основную часть. Я так и не смог определить назначение пяти комнат, которые здесь занимал Борис - все они играли массу ролей одновременно...
... Залпом осушил бутылку пива, опять закурил. Нет, каков подонок! Мало того, что испоганил мне всю жизнь, так еще и издевается над несчастным одиноким стариком...
"Спокойно, Игорь, спокойно. - сказал я сам себе.- Во-первых, не так уж ты и стар, тебе ж еще шестидесяти нет. А во-вторых, мы еще поглядим, кто кого..".
Мне удалось уговорить себя успокоиться, и, допив пиво, я посмотрел пару фильмов по видео, после чего лег спать.
Москва, 2027 год, 6 октября, 10:04 утра.
Разбудил меня звонок Бориса. Он осведомился, как мне спалось и как понравилось в музее. Ответил как мог вежливо, с ангельской улыбочкой поблагодарил за неустанную заботу, раскланялись. Встал, сварганил кофе, заказал в "Макдоналдсе" гамбургеры. Сжевал, кофейную чашку швырнул в форточку. Ее моментально постигла участь давешнего стакана - пулеметная очередь, стопроцентное попадание. Да, дела...
Не зная, чем себя занять, три часа смотрел телевизор. Новостей никаких. Какой-то кретин покушался на Папу Римского, вот и все новости. Мыльные оперы за последние сорок лет ничего принципиально нового предложить тоже не могли, и я пошел в тренажерный зал.
Позанимавшись два часа, принял душ и засел в библиотеке за компьютер с моим архивом. Помнится, лет пятнадцать назад меня посетила интересная мысль, что рукописи горят, да еще как; и при помощи сканера я за неделю перевел свой архив в компьютер. И с тех пор всю личную переписку аккуратно сканировал. И я не пожалел об этом, когда весь бумажный архив отправился в небытие вместе с дачей...
Времени у меня - сколько хочешь. Еда, питье, выпивка, курево - все есть. Пока есть, как выразился Борис. Ну, пока есть, а там посмотрим. Так что вполне можно просто вспомнить былое, читая страницы и разглядывая фотографии, на самом деле давно сгоревшие в огне.
оз. Селигер, 1982, июль
- Игорь! И-и-игорь! Иди обедать! Ты где, Игорь? - кричит мать, а меня нет. Я спрятался в старом немецком ДОТе на самом конце косы. Даже если б я не залез в эту бетонную будку, меня все равно не было бы видно: кусты столь густы, что все равно мою фигурку - метр с кепкой - видно только с озера... И сижу я в ДОТе, и представляю себе, что кругом война, но только ДОТ этот наш, а не немецкий, и сижу в нем я, а взвод окопался рядом, на косе, и десант подлых фрицев подходит с озера на лодках. И тут я из своего "Максима": тра-та-та-та!!! И ребята, что затаились в окопчиках позади и повыше меня, тоже: тра-та-та-та!!! А потом меня вызывают в Москву, и сам товарищ Жуков говорит мне перед строем таких же молодцов, как я: " За проявленные вами, товарищ Стрекалов, героизм и мужество, присваивается вам звание Героя Советского Союза". И я, стоя навытяжку, отвечаю ему: "Служу Советскому Союзу!". А потом, когда я, покрытый пороховой гарью и славой, дохожу до Берлина, меня ранят в самом последнем бою, и возвращаюсь я домой на носилках, весь перебинтованный, окруженный цветами и красивыми санитарками...
А еще чудесно стоять по колено в воде, и, героически не обращая внимания на комаров, таскать на удочку окушков и плотвичек, чтобы потом завялить их и осенью угощать московских друзей, как бы невзначай упоминая при этом, что сам их и поймал, и все остальное...
... а вечером сидеть у костра, и, задумчиво смотря на пляску языков пламени, слушать взрослых, поющих под гитару свои взрослые туристические песни; и тут же, подражая им, сочинять собственные стихи и песни, и... Счастье. Просто счастье...
... и потом быть целый месяц героем всего двора со своими рассказами о Селигере, большая часть которых выдумана из головы по ходу повествования...
Ленинград, 1989, август.
- Ты умеешь дразнить Неву? - спросила она.
- Нет...- честно ответил я, слегка ошарашенный постановкой вопроса.покажешь?
- Конечно!
Мы спустились к самой воде неподалеку от Медного Всадника.
- Смотри!- крикнула она и обратилась уже к реке: - Ты, дура ленивая, грязная, неповоротливая, текла бы побыстрее, глядишь, почище была бы...
Мелкие волны, набегавшие на ступеньки, явно увеличивались в размерах и достигали уже третьей от воды ступени. Мы стояли на четвертой. Мне понравилась игра, и я с удовольствием в нее включился:
- Ууу, неряха неповоротливая, чухонка неопрятная, свинья шлиссельбургская...
Вот про свинью - это уже было лишнее... Нева вздыбилась, и длинный коричневый маслянистый язык волны встал на долю секунды перед нами, как кобра перед броском... Я успел отпрыгнуть, она - нет, и некоторое время дама сердца с мокрыми ногами путешествовала по городу на моих неокрепших юношеских руках...
... А по вечерам мы с ней взахлеб читали друг другу "Карлсона, который живет на крыше", иногда перемежая его стихами Пушкина, Ахматовой, Пастернака, Цветаевой и своими собственными, и все было великолепно и просто...
Тамбов, 1996 год, 7 марта, 15:00