Оберег

- Да, для корчмовых драк - штука что надо. - с пониманием кивнул Руслан. Все, пора мне. Солнце уже высоко, а путь неблизок. Бывай здоров, хозяин. Спасибо за хлеб-соль.

- Ой, хозяин, да какой красивый! - заржал Шмель, когда Руслан пришел за ним. Богатырь ничего не ответил, отвязал коня, вывел во двор. Вскочил в седло.

- Ну, поехали дальше. Где сегодня ночевать придется - не знаю. Так что на вторую корчму не рассчитывай. Да и калита у меня не бездонная.

Боги, до чего же надоело сидеть взаперти в четырех стенах! И что с того, что "четыре стены" - это пять комнат в огромном тереме? Веселее-то от этого не становится! Мила в несчитанный раз выглянула в окно. А за окном так хорошо солнце светит, листва шумит, чуть поодаль Днепр катит свои воды... Отец каким-то образом прознал, что тогда к ней в окно ломился тот безумец, и категорически запретил выходить из дому. Еще и стражу поставил. Ну и пусть. Будем надеяться, что не узнает.

Мила долго подмасливалась к Белояну, и наконец, уговорила. Он разрешил ей тайком от отца раз в седмицу выходить в город, но непременно с охраной. И всякий раз за ней по пятам топала орава "селян" такого угрюмого вида, что любой базарный дурень догадался бы, что не простая горожанка погулять вышла... Сегодня Мила далеко не пошла: недалеко от княжьего двора собралась небольшая толпа. Протиснувшись вперед, она увидела, что в центре внимания толпы был скоморох. Свои штуки развеселые он показывать уже закончил, и теперь рассказывал то ли последние вести из дальних краев, то ли байки, то ли и то, и другое одновременно. Мила прислушалась, и сердечко ее учащенно забилось: скоморох рассказывал о Руслане!

- ... говорит тогда Руслану свет Лазоревичу Черноморд злой колдун: "Ой, Руслан-богатырь, не губи ты меня, я, хоть и злыдень, да жить-то мне хочется! Вот гляди: злата-серебра несчитано в сундуках моих, перлов морских да каменьев самоцветных здесь россыпи целые! Бери сколько хочешь!". Отвечает ему тогда Руслан наш свет Лазоревич: "Не надо мне ни серебра твоего, ни злата, ни перлов морских, ни каменьев сверкающих. А нужна мне только голова твоя злопыхательская". "Подожди еще, не губи! - Черноморд говорит, - Вот, гляди, у меня здесь дюжина дюжин женщин. Каждая из них прекрасна, как майский рассвет, за каждую из них любой муж не задумываясь отдаст все, что имеет. Бери любую из них, или, если хочешь, всех, но оставь мне жизнь!". Отвечает ему Руслан Лазоревич на это: "Не надо мне девок твоих лихоманских, какими бы раскрасавицами они ни были. Никто не люб мне окромя милой сердцу моему Людмилы Володимировны, дочери князя киевского! А твою головушку я с плечиков-то сниму..." - Мила почувствовала, как краснеют щеки, учащается дыхание. - Но того не знал Руслан Лазоревич, что колдун хитроподлый время тянул, зубы ему заговаривая. И наложил тогда Черноморд на свою голову заклятье: как Руслан ему голову срубит, так новая сей же миг отрастает! По сей день рубит Руслан голову Черноморда, и отрубить никак не может. Но и Черноморд никуда сбежать не смеет, ибо тем же заклятием прикован к месту...

Мила выбралась из толпы, быстро зашагала обратно, в терем. "Селяне" послушно громыхали сапогами на два шага сзади. Гулять княжне расхотелось, ей нужно было побыть одной. Если скоморох не врет, Руслан уже нашел колдуна, отверг все его дары и теперь обречен всю оставшуюся ему или колдуну жизнь рубить несрубаемую голову Черноморда. Скоморох сказал, что колдун прикован к месту заклятием. Не значит ли это, что, если его с места этого сдвинуть, заклятие утратит силу? А почему бы не попробовать? И княжна Людмила приняла твердое решение убежать при первой же возможности из стольного Киева, и идти помогать Руслану довершать расправу над злобным кудесником Черномордом. Как убежать - это второй вопрос. Главное, что решение принято.

Глава 20

Утро принесло неприятную неожиданность. Одна из девушек была найдена мертвой. Под ее левой грудью торчала рукоять ножа. Остальные бывшие обитательницы гарема жались в сторонке, испуганно поглядывая на тело и причитая вполголоса. Молчан осмотрел труп. По всему выходило, что зарезали несчастную во сне. Она вечером уснула, а вот проснуться ей было не суждено.

- Ну, и кто это сделал?! - грозно вопросил Рыбий Сын. Девки заголосили еще громче, замотали головами, и внятного ответа на свой вопрос воин так и не дождался. Удивительно было еще вот что. Погибшая была хазаркой. Накануне все хазарки, числом семь, распрощались с отрядом и ушли куда-то в степь - здесь они были дома, где-то неподалеку кочевали их родные. А эта осталась, сказав, что до ее родных мест еще дня два пути. И вот, пожалуйста - нож в груди.

От девок толку было не добиться. Если их о чем спрашивали, они только пуще ревели. Поразмыслив, друзья пожали плечами, быстренько собрались и пошли дальше. Причитающая толпа бывших наложниц понуро плелась следом. Молчан за время пути набрал себе оберегов, шел, задумчиво их перебирая. Рыбий же Сын носился вокруг, силясь раздобыть что-нибудь съестное. Быки больше не попадались, все больше ящерицы, правда, зачастую размером с собаку, да скорпионы. Когда солнце уже почти упало за виднокрай, удача снова подмигнула неутомимому охотнику: им попался одинокий, не иначе, как от каравана отбившийся, верблюд. Без всякой жалости животное забили, освежевали и принялись жарить. Ночевать решили здесь - не тащить же верблюда, впопыхах зарезанного, боги знают сколько верст по голой степи, плавно уже переходящей в пески. Да и до ночи уже недалеко.

- Что ты не весел, Молчан? - спросил Рыбий Сын, устало присаживаясь рядом после ужина.

- А чего веселиться-то? Девку убили, а кто - не знаем. Сегодня спать не буду, поймаю гада!

- Думаешь, сегодня опять?

- Чую. У меня вообще в последнее время чутье странно обострилось. Вчера чуял недоброе, но не мог понять, что именно. С утра - нате вам: убийство. Сегодня такое же неясное ощущение. Так что ты отдыхай, а я посторожу.

- Хорошо. Я зверски устал, но если вдруг что - буди немедленно!

- Разбужу.

Утром Молчан поднялся с такой головной болью, словно неделю беспробудно пьянствовал, чего за ним, вообще-то, не водилось. Рыбий Сын встретил его пробуждение таким сумрачным взглядом, что волхв застонал.