Матрешка

Жаклин оказалась не только хорошей бэби-ситтершей, но и первоклассной утешительницей. Никто не виноват, что утешение сродни нежности, а нежность мне всегда казалась более сексуальной, чем страсть - не знаю, понятно ли выражаюсь. В том смысле, что эрекция на почве нежности более длительна - это во-первых, а во-вторых, не заканчивается с оргазмом, а возникает снова и снова. Имею в виду оба пола. Не только женские слезы возбуждают мужика, но и наши - женщину. Русская бабья поговорка "Я его пожалела" - вместо "Я ему дала". Короче, я сам не заметил, как наш с Жаклин платонический роман обрел неожиданно более традиционные формы.

Перед тем как уже под утро улечься на раскладушку, Жаклин испробовала вместе со мной все прелести двуспальной супружеской постели. Удивила меня, однако, не ее уступчивость, которую я отнес было за счет легкости французских любовных нравов - и оказался еще как не прав. За исключением первой жены, всю жизнь мне доставались ошметки, огрызки, обмылки - я был классическим вторым мужчиной, пока не встретил Лену, у которой был, наверно, двухсотым. И вот, под занавес моей сексуальной жизни, мне досталась самая что ни на есть девственница, со всеми вытекающими отсюда физическими, психологическими и моральными последствиями. Чтобы к вызывающе красивой Жаклин никто до меня не подваливал и она осталась невостребованной вообразить невозможно! Одно из двух: либо ей надоело хранить свое девство, либо она приняла меня за принца, не дождавшись настоящего. Да и водятся ли у них в Нью-Брунсвике принцы? А у нас в Нью-Йорке? Не перевелись ли они по всей земле? Разве что в каком-нибудь африканском племени. Вообще, классические любовные эмоции потеснены, если вовсе не вытеснены под конец этого столетия из нашей цивилизации. Если где и вспыхивают, то в более затерянных, примитивных обществах. Кормовая база для тамошних шекспиров и пушкиных.

Короче, вослед Танюше и с ее прямой подсказки, я также совершил акт предательства по отношению к Лене, будто весь ее сюжет, имевший ко мне личное касательство, был исчерпан. Или все-таки я был первым, пусть и мысленно, дав телепатическую шпаргалку Танюше? Старый вопрос - по деянию или по умыслу будем судимы? Да и негоже сваливать на ребенка. Меня самого смущало, как быстро удалялась Лена из моей жизни, переходя в разряд воспоминаний, будто уже мертва. А если и в самом деле мертва? Мысль эта протекла сквозь меня, не затронув эмоций, что можно объяснить и ее гипотетичностью. Чистая, наивная, прямодушная, никем до меня не тронутая, истосковавшаяся по любви, а потому такая отзывчивая, Жаклин мешала мне эмоционально сосредоточиться на моей утрате. Я не был в нее влюблен - как и она в меня, думаю - но предаваясь с ней ласкам на нашей с Леной двуспальной супружеской кровати, я постепенно излечивался от любви-болезни, которая лихорадила меня все последние годы.

Доверие за доверие. Под утро, в благодарность, досказал Жаклин свою историю, признавшись во всем как на духу.

Ничего не утаив.

Вроде бы.

О чем невозможно говорить, о том следует помалкивать, говорил Витгенштейн, перефразируя Гамлета.

Я освободился от любовной болезни, но боль воспоминаний затаилась где-то на самом дне и мучила, как в ампутированной конечности.

11.

Утром, оставив Танюшу с Джессикой, отправились с Жаклин на Федерал Плаза, 26, в штаб-квартиру ФБР. У нашего дома дежурила полицейская машина, а днем слесарь должен был поставить полицейский замок без замочной скважины снаружи.

Конечно, я бы предпочел иметь дело с одной Жаклин, не подключая американские органы - бюрократическая прямолинейность методов и мышления их сотрудников общеизвестны, но Жаклин верно рассудила, что никто больше не сможет обеспечить Танюше надежную защиту. Хорошо хоть взяла на себя ознакомить ньюйоркскую полицию с сутью дела (как она ее сама понимает и не вдаваясь в подробности, которые ей самой до сегодняшней ночи были неизвестны), избавив меня от тавтологии да еще с экскурсами и пояснениями, в которых не нуждались ни Жаклин, ни Борис Павлович. Последний прибыл в тот же день, что и Жаклин, и удивил уже в аэропорту, когда я предложил остановиться у меня, а он отказался:

- Мне заказана гостиница в Манхэттене.

- Кем?

- ФБР. Речь как никак о русской мафии на территории Штатов.

Теперь, задним числом, мне оставалось только поблагодарить ФБР за заботу о моем питерском приятеле: Жаклин в качестве гостя во всех отношениях предпочтительней.

В ньюйоркском офисе ФБР на 28-ом этаже я служил также толмачом: Борис Павлович не говорил по-английски, Жаклин - по-русски. В отличие от последней, наш хозяин, высокий лощеный негр, будучи специалистом по мафиям, знал итальянский и русский и попутно обменивался с Борисом Павловичем репликами. Между ними сразу установился контакт - мы с мадемуазель Юго составляли другую пару этого странного квартета.

Наша беседа свелась к допросу - скорее Бориса Павловича, чем меня.

- Вам приходилось иметь дело с русскими поставщиками девочек? - с ходу спросил по-русски Стив (так звали негра, который представился агентом по особым поручениям), из чего я заключил, что ФБР уже в курсе злоключений моей будущей жены в Америке. Я исправно перевел Жаклин вопрос, а потом и ответ Бориса Павловича, чтобы она не чувствовала себя в нашем обществе одиноко.

- Девочки - это мелочевка для наших мафий, которые я бы не рискнул назвать русскими: нацменов в общей сумме там больше, чем чистокровных русских - это во-первых, а во-вторых, они работают в тесном контакте с итальянцами, греками и колумбийцами, образуя международные картели со смешанным бизнесом.

- Чем именно они занимаются?

- Вывоз нефти, природного газа, сибирской пушнины, алмазов, золота и аллюминия по экспортным лицензиям, латиноамериканская и среднеазиатская дурь, отмыв грязных денег с помощью оффшорных фирм и совместных предприятий, заказные убийства, контрабанда оружия, вплоть до баллистических ракет, а в перспективе - портативных ядерных бомб.

- В Америке такие тоже имеются, называются "рюкзачными", не отличить от обычной клади. У нас, однако, нет пока сведений, что миниядерные устройства советского производства поступили на черный рынок, а он под нашим контролем.