Страница 2 из 5
- Слава Суувару!.. Слава Сууваренену!.. Да здраствует Новое Сплочение!.. - вторили ему верующие. Человек из ПФ nor| раскинул руки, а потом скрепил их в крепком пожатии над своей головой - приветствие, присущее только Истинному Народу. Перед тем, как уйти во тьму, гость что-то долго шептал проповеднику на ухо. Толле выбрал, по известной только ему причине, нескольких человек, и каждого по очереди подзывал к себе и что-то передавал ему, но что - Саасми не видел, мешали плечи других и неверное пламя свечи.
Когда очередь дошла до него, Толле махнул рукой и Саасми приблизился. Вблизи проповедник уже не казался таким величественным - его кожа была потрескавшейся, а в уголках воспаленных глаз скопились кусочки гноя. Пахло от него неясно и тревожно.
- Мой дорогой Саасми, мой юный брат, ты должен выполнить ответственное задание на благо нашего общего дела. Ты готов пожертвовать собой во имя Нового Сплочения?
Вопрос был риторический. Конечно же, он был готов. Саасми утвердительно затряс головой.
- Завтра тот день, который мы так долго ждали. Ты будешь в Старом Колледже...
- Да, наставник, я получу грамоту об окончании...
- Не перебивай, я знаю, - ласково пресек его объяснения Толле. - На выпускном вечере будет присутствовать Суусименг Оолсе. Ты знаешь, кто это?
- Да, наставник, это президент нашего городского правления - предатель и лицемер, продавшийся иноземцам.
- Хорошо, хорошо... - быстрый и верный ответ понравился проповеднику. - Ты возьмешь вот это, - Толле бережно вытащил из-за пазухи что-то тяжелое и передал его Саасми. Современный автоматический пистолет, стреляющий электрическими зарядами. На дальней дистанции толку от него никакого, но в ближнем бою он незаменим. По маркировке Саасми определил - он не зря же посещал уже который месяц военно-патриотический клуб, что финансировался одной ветеранской организацией, - пистолет производства КАЗ-САТТ. Единственное государство, что борется вместе с революционными движениями по всему свету против экспансии Центральных Сообществ и КАНАХАД. По слухам, такое оружие контрабандой передавали патриоты Беллека своим собратьям по борьбе - патриотам Суувара. В обход коварных конвенций Наблюдательного Совета.
- Ты должен убить предателя и очистить от его скверны нашу землю, - Толле внимательно посмотрел на юношу. - Ты готов это сделать?
- Да, наставник! - сердце у Саасми колотилось так, что готово было выскочить из груди. В это мгновение он был готов убить кого угодно, лишь бы наставник гордился им и называл его "мой юный брат".
- Ты знаешь, что рискуешь жизнью? - он вопросительно посмотрел на юношу и почему-то моргнул. - Тебя могут схватить предатели и бросить в тюрьму. Предатели тебя могут убить...
- Я это знаю, наставник, я готов, - глаза Саасми горели. Он сжимал пистолет и был готов отдать свою жизнь ради qbrncn дела. Тюрьмы и стражники ему были нипочем.
- Ты истинный воин армии Суувареннена, я горжусь тобой, юный Саасми. Да пребудет с тобой дух Святого Избавителя! Толле был доволен, иного он не ожидал. Проповедник поцеловал юношу в лоб.
- Тысячи лет Богоявленному Избавителю! - Саасми от волнения прослезился. Конечно, не подобает воину Нового Сплочения, плакать как женщине, но это искренние чувства, и он не может скрывать их от своих друзей и братьев - как какой-нибудь лживый перерожденец-предатель.
Они выходили по одному. Несколько дней назад, в соседнем городе, Суусинсете, в результате облавы арестовали девять людей Нового Сплочения. Стража нашла у них оружие, их бросили в тюрьму по решению городской судебной палаты, в которой верховодят предатели. Поэтому их наставник требовал усилить дисциплину и бдительность - погубив себя понапрасну, ты только играешь на руку предателям и замедляешь приход Последних Дней... На улице было темно и удивительно прохладно - это в шестой день Мерем-иладана - второго сезона года, времени летнего равновесия. Только что прошел летний дождик, жара ненадолго спала, и было приятно идти по свежему воздуху, вдыхать полной грудью запахи ночных цветов. Где-то печально играла ло-анни - флейта из гигантского камыша, раздавался женский смех, но Саасми одернул себя - теперь все это ему незачем. Дождь, музыка, цветы, женский смех... Завтра он, наверное, отдаст жизнь за Избавителя, и это прекрасно, это прекраснее всех радостей жизни! Лицо Избавителя прекраснее любого женского лица!.. Он усмехнулся, но стражник из вечернего патруля не увидел его улыбки фонарь освещал лишь одну сторону улицы. В квартале Верем все знали друг друга в лицо, и то, что Сууберен Саасми возвращается так поздно домой, ничего странного не означало. Мало ли, может, завтрашний выпускник колледжа засиделся на мальчишнике. Или он встречался со своей девушкой, кто знает. Стражник кивнул Саасми и пожелал хорошей грамоты на выпускном вечере - как и все жители квартала, он знал о предстоящем событии. Юноша сухо поблагодарил - он не знал этого стражника. Кажется, какой-то толи племянник, толи деверь толстого Соле. Такой же предатель, как все прислуживающие теперешней власти. Он поспешил домой.
- Ты уже вернулся? - отец был опять не доволен. Он негнущимися ногами подошел к Саасми и положил свою легкую ладонь ему на плечо. Каждый раз отец высказывал свое недовольство поздними возвращениями младшего сына. Он был совсем не против каких-то мероприятий, о которых Саасми рассказывал всегда туманно и путано, но почему так поздно? Мало ли, кто шляется вечерами по улице? Сейчас совсем не те времена - новые нравы, приезжих тьма, женщины забыли, что такое стыд. Какие-то совсем чудаковатые миссионеры, рассказывающие о вере без богов. Они это называли "историческим исповеданием", но чем оно лучше старых добрых традиций - старый Саасми не понимал. Он, конечно же, не верил, что его сын ошивается вокруг этих дивных врунов - но j`j`-то дурная кампания подростков, а ему только двадцать два исполнилось весной... Саасми лишь улыбался, слушая про "дурные кампании" и "уличных хулиганов": его карман существенно оттягивал новенький пистолет. Он не слушал отца, только делал вид, что слушал, - погруженный своими мыслями в завтрашний день. Старый вдовец совсем терялся в обществе двух стремительно взрослеющих сыновей. Он пожевал губами, но вместо того, чтобы дребезжащим голосом внушать сыну свои наставления - разве он слушает! - позвал всех ужинать. Всех - громко сказано. Семья Саасми состояла из болеющего артритом отставника и двух сыновей. Правда, родной брат по материнской линии жил в Новом районе - но это далеко, за железнодорожным мостом, вот и вся родня... Саасми-старший уже пришел с работы, умылся, обтерся кое-как полотенцем и теперь весело интересовался, где этой братец шастает. По его черным глазам было понятно, что прекрасно он знает, "где братец шастает". Старший брат, как и младший был сторонником Нового Сплочения. Правда, участвовал в "очаге", что на улице Кирпичников - в совсем другой части города. Он был на восемь лет старше Саасми, крепче его в теле, подвижный и веселый, он работал механиком на птицефабрике, что на Высоких Прудах, постоянно шутил по поводу "этих умных школяров", уже два года встречался с девушкой по имени Лаами, и все ему было ни по чем. Они сели втроем на потемневший стол, за которым еще сидели их прадед и прабабка, и начали есть тушеную рыбу с запашным хлебом. Хотя они не были лойменами, рыба оставалась основным рационом их питания - стоила она гораздо дешевле мяса. Два раза в день к ним приходила женщина - прислуга соседей, и за два суре готовила нехитрую стряпню... Старший брат все время веселил своими смешными рассказами про птицефабрику - то, как мастер перепутал схемы наладки, и им долго пришлось искать нужные, чтобы наладить старенькую линию доставки кормов. То, как куры передумали нестись... Отец только усмехался в ответ, махал тонкой ладонью, прихлебывая горячий бульон - он боялся подавиться. Младший брат слушал веселые рассказы отстранено, да и голода особого он не чувствовал. За пивом они обсуждали завтрашний выпуск в Старом Колледже - отец все советовал, как себя вести в приличном обществе: ожидалось, что на выпуск прибудет все городское начальство и даже поговаривали, что будет присутствовать местный ло-ломени - руководитель общины Речных братьев. Саасми совсем не хотелось думать об этом пистолет оттягивал карман брюк. Брюки были узкие, перешитые из отцовских военных штанов, все время жали и дуло пистолета холодило ногу. Старший брат смеялся над его сосредоточенным лицом, и говорил, что если он будет такой надутый, то точно где-нибудь перецепится и расквасит себе нос. Отец махал на него рукой, сердито надувал щеки, а потом отправил всех спать, перед тем поцеловав в лоб и пожелав желанных сновидений.