Пожарный кран No 1

Анька сидит под пожарным краном, думает о том, как летит где-то там, в холодной темной вышине, папина душа и тоскует по тем, кто остался на земле. И Анька по папе тоскует.

- Знаешь, какой он у меня! - говорит она шепотом Карлу Ивановичу. - Я все-все помню, ты не думай! Он мне всегда про все рассказывал: и как он в маму влюбился, и как потом ждал меня и очень боялся, что я буду какой-нибудь не такой... Потом-то выяснилось, что я именно такая, о какой он мечтал. А теперь он там. Скучает по маме и по мне - и ждет.

Карл Иванович слушает, пригорюнившись.

- А мама женилась на Максиме Петровиче. Понимаешь, что случилось?

ЗАСТУПНИК АЙРАПЕТЯН

Конечно, во время елки уходить из-за кулис нельзя. Но правильно заметил Сергей Борисович: попав в пионерский театр, примерный Айрапетян быстро научился нарушать дисциплину.

Будто кто прошептал Айрапетяну на ухо: иди и ищи ее! И все время подталкивал, торопил.

Можно сказать: ноги сами собой привели его к Аньке.

Она сидела, обняв коленки, думала о чем-то и Айрапетяна не сразу заметила - он тихо подошел, он вообще был тихоней.

Долго ли, коротко сидела она так, а потом подняла глаза и увидела: прямо против нее стоит человек небольшого роста - одет в мохнатую шкуру, до глаз зарос бородой, в руках старинное ружье. Посторонний, увидав этакое, перепугался бы до смерти, но Аньке-то ясно: это Айрапетян в костюме Робинзона.

Она ему ужасно обрадовалась и сказала:

- Чего приперся?

Такой уж у Аньки был характер.

- Тебя ищу, - ответил тихоня Айрапетян. - Кто тебя? Почему у тебя глаза заплаканные?

Зря он так.

- У самого у тебя - заплаканные! - рассердилась Анька.

За кого этот новичок ее принимает? Может, думает, что Анька, как девчонка, нюни распускает?!

- Если хочешь знать, я никогда не плачу!

- Неправда, - помотал головой Яша. - Ты плачешь. Только ты гордая и не любишь, чтоб об этом знали.

Ох, и получил бы он за такие слова, если б Анька могла до него дотянуться!

- А ну иди отсюда! - велела она. - Звали тебя?

- Нет, - сознался Айрапетян. - Я сам... - и тут заметил странный черный ящик. - Что это, Аня?

- Не подходи!

Яша послушно замер. Некоторое время он настороженно разглядывал Машину.

- Ты из-за этого тут сидишь?

- Не твое дело, - буркнула Анька. - Скажи лучше, елка сорвалась?

Ох, как она обрадовалась, когда узнала, что все в порядке и Михаилу Павловичу ничего не сказали!

- А ты еще долго тут будешь?

Анька не ответила. Но Айрапетян и сам догадался по тревожным ее глазам: долго...

- Тогда Михаил Павлович все равно узнает. И станет волноваться.

- А я ему письмо напишу, - печально отозвалась Анька. - Что я в другой город уехала. У тебя ручка есть?

Ручка у Яши была, а бумаги не было. Анька сорвала с красного ящика полоску бумаги, на которой написано было: "Проверено. Пожарный кран No 1. 5 сентября".

- Сунь ему в дверь, - велела она. - Только, чтоб никто не видал. И никому не говори, где я!

- Почему?

Но Анька опять не ответила.

- Айрапетян! - раздался вдали сердитый Мотин голос. - Где тебя носит?! На выход!

- Иди!

- А ты? - заупрямился Айрапетян.

- Мне нельзя.

- Я без тебя не пойду, Аня...

- Хочешь, чтоб я тебя стукнула? - прищурилась Анька.

- Все равно не пойду.

- Хочешь, чтоб елка сорвалась? Чтоб Михаил Павлович волноваться начал?!

Яша и сам понимал, что она права. Перед тем как убежать на сцену (зрители ждут, пора, пора!), он спросил робко:

- Можно, я еще приду, Аня?

А когда пришел, то доложил, что к розыскам подключился Сергей Борисович. Он ведет себя как настоящий Шерлок Холмс и, судя по всему, очень скоро найдет Аньку.

- Айрапетян! - взмолилась она. - Придумай что-нибудь! Нельзя мне, чтоб меня находили! Знаешь, что случится, если я отсюда уйду?

- Что?

Анька молчала. Но, повторяем, Яша был догадлив. И конечно, и сам понял: случится ужасное...

Вот и пришлось Яше Айрапетяну сочинить историю про иностранных шпионов, чтоб сбить директора со следа.

ПРО МАШЕНЬКУ

Михаил Павлович отправился на третий этаж, туда, где, если верить "Плану эвакуации в случае пожарной опасности", находился загадочный пожарный кран No 1...

Михаил Павлович вовсе не был уверен, что найдет там Аньку, но навстречу ему попался Айрапетян, который в одной руке держал стакан с компотом, а в другой кусок хлеба и котлету и все время оглядывался, будто проверял, не следят ли за ним.

- Простите... - испуганно пробормотал он, налетев на Михаила Павловича. - Вы не думайте - это я себе компот несу.

Для убедительности Яша поспешно отпил из стакана.

- А я и не думаю, - успокоил его Михаил Павлович, уже не сомневаясь, что Анька где-то близко. И спросил как бы между прочим: - Ты случаем Анну не видел?

У Айрапетяна был полный рот компота, поэтому он молчал и только усиленно мотал головой. И при этом поспешно отступал. Уже издалека он спросил настороженно:

- А что случилось, Михаил Павлович?

- Абсолютно ничего! - весело отвечал Еремушкин. - Тишь, гладь и божья благодать.

Это у Машеньки, Кузиной бабушки, была такая поговорка, и, неторопливо шагая по длинному коридору, Михаил Павлович тихонько улыбался и думал о Машеньке и о той поре, когда она еще не была Кузиной бабушкой...

Она еще совсем девчонкой была, Машенька, радистка партизанского отряда, а младшего лейтенанта Еремушкина направили туда обучать партизан своему опасному ремеслу: Еремушкин был сапером. Длинный, худющий, с пушком на верхней губе - так выглядел он в ту далекую непозабытую пору. Не отличить от Кузи, только форма военная.

Впервые он Машеньку у костра увидал и спросил покровительственно, свысока, то есть так, как и положено спрашивать боевому офицеру восемнадцати лет у пигалицы с косичками, неизвестно зачем оказавшейся на войне:

- Воюем, стало быть? Ну и как у вас тут?

Он ведь тогда еще не знал, что Машенька неделю бродила по лесу, тащила на себе рацию, а немцы за ней охотились. Так уж вышло: самолет, в котором летела Машенькина группа, подбили над линией фронта, и прыгнуть-то все успели, но опустились, можно сказать, прямо немцам в лапы, только Машенька и уцелела.

Конечно, ничего этого Машенька молоденькому младшему лейтенанту не рассказала, а на вопрос: "Как у вас тут?" - ответила, улыбнувшись:

- Тишь, гладь и божья благодать...

Сколько лет прошло, а Михаил Павлович все помнил, помнил ту Машенькину улыбку...

"Михаил Павлович, расскажите про войну!" Но сколько ни упрашивали, он никогда не рассказывал. Знал: им про подвиги подавай да про то, какой ты в ту пору был героический и отважный. А Михаил Павлович всю войну боялся.

За маму боялся и за братика, оставшихся в Москве.

За друзей Севу и Юрика, тоже где-то воевавших.

А потом еще и за Машеньку...

А после войны не осталось у него ни мамы, ни братика, ни друзей. Только Машенька. Но об этом Михаил Павлович рассказывать никому не хотел. Разве только Аньке немножко.

Потому что - необъяснимо - но Анька была удивительно похожа на Машеньку... Ну то есть это совершенно непонятно, но, когда Анька улыбалась, Михаилу Павловичу хотелось закрыть глаза. Та, давняя, юная Машенька смотрела на него, только без косичек.

Он всегда мечтал о внучке, именно о такой! Ничего, что с ней забот не оберешься, с упрямицей. Ничего, что она больше походит на мальчишку, вечно попадает в истории. Ничего, ничего, это пройдет!

- Когда? - с интересом спросил с потолка Карл Иванович, он любил подслушивать чужие мысли.

А Михаил Павлович улыбнулся:

- Думаю, очень скоро.

- Прямо, потом направо, - подсказал сверчок.

Так оно и было: свернув из коридора в тупичок, Михаил Павлович обнаружил Аньку. Она сидела на полу и не сводила сердитых горестных глаз с некой черной коробки, на которой горел красный огонек. Михаил Павлович сразу догадался, что это такое. Ах, Кузя, Кузя...