Бог-Император

Все происходящее казалось Волкову дурным сном. Он вспомнил, как хотел опуститься на материк пушинкой— никем не замеченной и никого не потревожившей. К чему вся эта дуэль? Зачем этот вселенский обмен энергиями? Ему ведь нужен был Мамедов, чтобы узнать…

Тупик. А за пределами термоядерного извержения спокойно, ничуть не потревоженная, жила мирной жизнью планета «Сад Наслаждений»…

Сергей решительно выключил излучатель. Мир дрогнул. Он еще успел уловить предостерегающий сигнал корабельного мозга, когда его охватил мрак.

И больше не было ничего…

Глава 12. НАМИ УПРАВЛЯЮТ КАКИЕ-ТО СИЛЫ

Когда Сергей очнулся, а произошло это уже на поверхности планеты, его на всех диапазонах радио и мыслесвязи вызывал корабль.

— Командиру Сергею Волкову! Командиру Сергею Волкову!..

Командир отозвался, и ему было сообщено, что его и корабельных объединенных возможностей не хватило на то, чтобы противостоять нападению, и что теперь они оказались там, где и находятся сейчас: на долю секунды позади во времени.

И Мираб Мамедов для них недосягаем.

Мозг яхты переслал картинку планеты — взгляд с высоты орбиты через интерферон. Волков увидел неизмененный купол, своим защитным полем цепляющийся за оставленное где-то время. По предположению яхты, в этом заключалась надежда на спасение: если каким-то образом преодолеть границы пузыря, можно оказаться вновь в прежних координатах. Яхта «Мечта», разумеется, будет безвозвратно потеряна, но жизнь человека… самое дорогое… — Мозг углублялся в область морали, но Сергей уже его не слушал.

— Сколько от меня до границ поля?

— Пять километров четыреста пятьдесят метров.

Что ж, уже кое-что. Определившись еще и в пространстве, Волков двинулся к границам, отмеченным темпоральными полями.

Коротко пролился дождь. Освеженный лес запах погасшими угольями. Все деревья знакомые, что было неудивительно — свой дом человек привык обустраивать по образу и подобию собственной мечты, за которой ясно проглядывала древняя Земля.

Звериная тропа вела его в нужном направлении, скользя под влажным пологом крон, среди цепляющихся веток кустарника. Все же он был чужим здесь, и лес замер, пропуская его, а следом вновь трещал, чирикал, свистел и влажно дышал в затылок.

Тропа нырнула в овраг. Сумрачно, влажно. Над головой переплетение лиан. Словно в гроте. Меж камней блеснул ручеек — глинистая змейка в узорах плывущих листьев, щепок и мусора. Невидимые твари, словно птицы, бились в сухих ветвях, затянутых паутиной мхов, среди покрытых корой скелетов давно усопших деревьев. Комбинезон засерел, словно покрылся грязью, и тут же, едва Сергей выбрался наверх, зацвел яркими пятнами, будто оброс листьями здешних разноцветных деревьев. Волков остановился по сигналу корабельного Мозга. Дошел. Он вглядывался вперед — ничего, тишина. Нет, что-то там было. Или, может быть, в глазах рябит? Или мутнеет? В самом деле, вон ветка впереди, листья четко вырезаны в солнечном луче, а по краям — нерезкий контур, словно поляризация, словно мягкое наложение… И стволы, трава. Какая-то тварь высовывает коричневую меховую голову без глаз и ноздрей — пасть, уши, а сбоку тоже зыбкий контур.

Сергей нагнулся, подцепил сучок, бросил вперед. Деревяшка только взлетела и сразу упала, словно ударилась о невидимое стекло. Ясно, поле. Волков подошел ближе. На ощупь — держит, но не очень сильно. Надавил — сразу будто гранитная плита. А тварь с той стороны то спрячет, то высунет голову из-за деревьев — словно играет…

Ладно, поле как поле. Ничего страшного. Во всяком случае, пока лучше считать так. Сергей не стал терять время. Настроил эмиттеры на медленное давление и сузил угол до острого. Мозг яхты направил мощь корабельных энергетических установок в помощь капитану. После неудачи пробить поле лобовыми ударами было решено попробовать медленное давление.

Сергей помогал себе усилиями мышц: мускулы напряжены, ноги зарываются в мягкую землю, руки мертво впивались ногтями в кору деревьев. Стоял, словно расшалившийся ребенок, упершийся лбом в сену. Уже и свет в глазах померк. От напряжения побелели ногти, а в ушах звенело. Казалось, голова сейчас лопнет. Ему почудилось, что тонкий, зудящий и ритмичный звук в ушах не удары крови, что это подается чужое поле. Однако ничего не происходило.

Несколько раз, еще на Уране, Волкову с товарищами удавалось проделать подобное. Правда, тогда поля были другой природы, но какая, в сущности, разница? Суть была в том, что защитные поля, предназначенные защищать от кратковременных ударов большой мощности, не всегда могли выдержать продолжительное давление. Сейчас надежда была именно на это.

Пальцы Сергея, сдирая слой коры, скользили, перехватывали ствол дерева все дальше и дальше. В глазах — кровавые зайчики, в ушах — словно лопнуло что — зудящий вопль впился в череп — исчез. Он уже ничего не слышал. И не видел. Порог слышимости. Еще немного… ветка треснула… еще чуть-чуть…

… Когда Волков вновь пришел в себя, легкий ветерок нежно остужал ему лицо. Травинка, клонясь, щекотала висок. Яхта передала, что, несмотря на все усилия, попытка не удалась. Сергей подумал, что его активность последние дни, возможно, была самообманом, желанием спрятаться за видимым результатом пусть и бесцельных действий. Он осознал, что давно забыл, кем является для этого мира. Забыл, что он Бог, Творец и Создатель! Что лишь по его образу и подобию здесь все и было создано. Он почувствовал такую безнадежную усталость, что лишь удобнее прислонился спиной к стене поля и погрузился в размышления, как в омут. А руками незаметно для себя то зарывался в жирную землю, сминая ломкие и прохладные пластинки опавших листьев, то похлопывал, оглаживал неосязаемую преграду за спиной. Он хотел разобраться, что все-таки произошло. Но усталость сломила его, и Волков погрузился в дрему, не закрывая глаз, смотрел прямо перед собой, в лес — и не видел, а руки беспокойно гладили скользкое сухое поле, ничего не ощущая.

Лес сейчас уже не казался пустым. Ветер играл листьями, беспорядочно сминая и скручивая их. Кустарники были полны таинственных звуков. Кто-то шумел, кто-то бродил. Сергей все еще не различал сна от яви. Из-за стоявшего рядом толстого дерева глядел дурной глаз сомнения, водянистый зрачок горестного бессилия. Сломанная ветка, сотрясаемая порывами ветра, ударила веером листьев по гулкому стволу, словно рукой хлопнуло ожившее дерево, а из рощицы тонких длинных, будто сосны, стволов подул ветер. На тропе, утоптанной невиданными зверями, кишат черные зернышки муравьев. Они снуют между комьями раздавленной трухи, словно мертвые носильщики в потустороннем сне, они выползают из обглоданных костяков более крупных тварей, с лету простившихся с жизнью у невидимой границы. Рядом злорадно скрипели еще живые, мелькали тени незнакомых хищников, легко скользили по камням их когти, свистело дыхание, когда они вынюхивали запах пришельца в коре, мху, паутине. Сергей вдруг увидел себя со стороны — огромный чужой истукан с блестящими, мерно вращающимися по сторонам глазами. С тысячи разных сторон обозревая себя, он сам словно бы разделился на тысячи жизней. Одновременно видел он множество незнакомых вещей и местностей, домов, поселков, людей. Смотрел их глазами, незримо присутствуя в неведомых и знакомых телах.

В том состоянии полудремы, в котором Сергей все еще находился, быть наблюдателем, размноженным по мириадам существ, было не забавно, не интересно, но и не страшно. Это было просто, и он смирился с тем, что видел со стороны и планету, и свою яхту на орбите, и другие корабли на поверхности. Волков понял, что в этот момент впервые ощутил себя хозяином и творцом своей Вселенной, и продолжал с интересом, ничего не боясь, ощущать себя в каждой точке мира и одновременно везде. Это дремотное бродяжничество Сергея и в самом деле не испугало. Он ощутил, что для него не существует границ, если только он сам не создает их для себя. Поэтому он поднялся и прошел несколько шагов к стоявшему невдалеке Мирабу Мамедову, мрачно закутавшемуся в темно-синий плащ, шелковисто поблескивающий на солнце.