Гладиатор

В коридоре внутри трибуны толпился синий народ.

Среди служащих выделялось четверо его недавних охранников в камуфляже и двое громил-привратников в черных костюмах при галстуках. Кроме костюмов, всех различали и автоматы: у камуфляжников – "Калашниковы", у обряженных в смокинги – пистолеты-пулеметы "АГРАМ-2000".

Непредвиденное осложнение. Вернее, Николай предвидел, что его свободу попытаются ограничить, но не так скоро!

– Поздравляем с победой! – сказал старший худой камуфляжник. – Здорово вы его! Не поверил бы!.. Теперь можете отдыхать, мы вас проводим.

– Проводите! – ухмыльнулся Николай, ощутив наконец, во что превратил его лицо покойник: не губы, а оладьи, еле шевелились.

Они пошли по коридору. Впереди двое, четверо сзади. Остановились у очередной двери. Николай открыл. Он не сразу понял, что его хотят вновь засунуть в пустую клетку.

– Э-э-э! Мужики! Что мне сейчас здесь делать?! Я к себе в номер хочу.

Один из громил в черном костюме навел на него пистолет.

– Ладно, хватит выпендриваться. Сказано, лезть в клетку, лезь! Ты свое отпрыгал.

– Вот теперь понятно. Теперь яснее ясного, – весело сказал Николай, краем глаза все четко различая: двое слева, двое справа, двое с "АГРАМами" – впереди.

Николай схватил левой рукой ствол "Калашникова" у ближайшего (того, старшего, длинного) бойца, кулаком правой сбил нос у парня с другой стороны. Нога тем временем, словно отдельно живущее существо, выбила у траурного громилы пистолет.

И тут началось!

Вырвав "Калашников" из рук оцепеневшего от неожиданности воина, Николай тут же прикладом смял его опешившую физиономию и, схватив оружие за ствол, с размаха, очень сильно ударил прикладом автомата второго из чернокостюмников в лоб; из проломленного черепа что-то густо брызнуло…

Справа у Николая на плечах повис еще не тронутый камуфляжник, неожиданно вцепившийся зубами ему в ухо. Высвободив приклад автомата из проломленного черепа, Николай рывком вонзил пламегаситель дула в глазницу жаждущего его плоти. Дуло, пробив стенку глазницы, вошло в мозг, и челюсть наемника рефлекторно сжалась, откусив Николаю кусок уха, – зараза!

От боли, от глупости, от унизительного положения навалившейся на него несвободы Николай окончательно взъярился. Он ударил ногой в подбородок оставшийся на ногах черный костюм, только сейчас нагнувшийся за выбитым вначале пистолетом (вновь, как всегда в бою, время замедлило бег, успев растянуть эти две-три секунды в полноценные минуты).

Остались двое: один растерянно наводил "Калашников", второй – справа – только сейчас передергивал затвор. У него не получалось, потому что в ужасе от происходящего в этом плохо освещенном серо-бетонном коридоре он никак не мог сообразить, что не снял предохранитель. Пока этот был не опасен.

Николай нырнул за нацеленный слева ствол и обхватил мужика за шею и подбородок. Сильно напряг руку, готовясь рвануть от себя…

– Все! Все! Хватит, ублюдки!

Он направил ствол автомата плененного парня на того, кто все еще бессмысленно-автоматически дергал затвор.

– Бросай оружие! А то мы сейчас вдвоем будем в тебя стрелять!

Мысль наконец-то пробилась в сжатые от страха извилины, и автомат со стуком упал на бетонный пол.

И тут же со стороны зажатого под мышкой пленника что-то блеснуло… Уже понимая, что его бьют ножом в живот, он успел отчаянным рывком отбросить от себя.., еще один труп: позвонки захрустели раньше, чем смысл финального аккорда этой страшной симфонии стал понятен.

Тишина. Журчащие звуки льющейся воды – напротив него единственный оставшийся целехоньким парень сдал. Мокрое пятно под его ногами. Пятеро тел на полу, из которых, безусловно, три трупа и двое живых на ногах, уставившихся друг другу в глаза.

Ладно. Оторвавшись от почти гипнотического взгляда объятого ужасом бойца, Николай подошел к нему и ударил по шее. Пусть побудет без сознания минут двадцать. За это время организм оклемается. Надо было спешить. Он с досадой вспомнил, что паспорт остался в номере. Надо рискнуть и забрать его.

Подхватив с пола "АГРАМ", быстро нашел у одного из покойников две запасные обоймы и побежал внутрь коридора. Как и рассчитывал, последняя дверь вывела прямо в зверинец. Клетки с людьми-гладиаторами остались за бетонной стеной.

Людей, как обычно, было много. Его сразу замечали, но он не торопился, шел не спеша, показывая всем своим видом, что имеет право разгуливать в трусах с пистолетом-пулеметом в руке. Может, и так. Все ведь знали, что он только что дрался с Гоблином. Люди, возможно, удивлялись, что он выжил, но не его странному внешнему виду.

Он достиг двери на лестницу, вошел, прикрыл ее за собой и, сорвавшись с места, помчался наверх. На третьем этаже вошел в коридор и быстро пошел к своей двери.

И остановился в страшной досаде. Чуть не завыл от бешенства: ключей-то не было! Дверь, конечно, заперта. Хотел уже стрелять в замок, хотя шум был нежелателен, как вдруг – шаги. В коридоре показался служащий.

– Будьте добры открыть мне дверь. После выступления ключи где-то оставил.

Мужик торопливо кинулся открывать собственным ключом. Обслуга, вероятно, имела ключи ко всем гостевым номерам.

В номере, едва прикрыв за собой дверь, ринулся в душ, на ходу снимая трусы и плавки. Быстро смыл с себя пот, чужую и свою кровь и голым побежал в спальню, где торопливо оделся в собственные джинсы, рубашку и туфли-мокасины, приобретенные – давно ли? – давно, в городе. Сумка, документы, пистолет с обоймами – пожалуй, все. Нож на всякий случай.

Черт! Взглянул на часы, девять двадцать. За окнами уже темно. Вышел и закрыл за собой дверь.

И вот так, весь, как струна, – приоткрытая сумка, лежащий сверху пистолет, рука готова нырнуть за оружием, – дошел до лестницы и быстро сбежал на первый этаж. Здесь поглядел в приоткрытую дверную щель: зал вестибюля полон только сейчас начавшей выбираться из цирка публикой. Сколько же времени прошло? Или просто никто не торопится?

Николай пожалел на секунду, что не надел черный костюм – легче было бы затеряться. Ну да ладно, плевать. Вышел и спокойно, без судорожной торопливости, с деловым видом направился к выходу. Его узнавали, некоторые осмеливались заступать дорогу, с жадным упоением разглядывая его разбитое лицо; Николай вежливо отстранялся: потом, потом.