Чудовище

Я чувствовал, что похищение Ирины (сам факт присутствия этого Ангела, говорил сам за себя) и смерть Курагина связаны между собой. Однако, если похищение нужно готовить, то убийство Михаила Семеновича произошло спонтанно: внезапно и грубо. Подобное может совершить бытовой алкоголик или... Да, здесь отлично подходит Санек. Но бритва? Если убийство задумано любящими сыновьями, то, кроме ревности, мотивом могли бы служить деньги. И Дмитрий, и Иван были в курсе всех дел (или почти всех) отца, поэтому сразу могли бы влиться в систему его бизнесса. Недаром Иван на утреннем допросе так горячился. Да, убить могли за все что угодно.

Впереди показалась деревня. Я выругался. А крепостные? Вчера я убедился, насколько сильно они, мягко говоря, не любили хозяина. И я их отлично понимаю. Недолгое знакомство с Курагиным могло уничтожить всякую к нему симпатию. Хотя уважение он вызывал, это не отнять. Однако, узнай я, что Курагина убил староста, или моя Ленка, я не знаю, как бы поступил сам.

Я поехал прямо к дому Лены. Заглушил мотор возле калитки палисадника. Вышел, хлопнул дверцей, запирать не стал. Когда вошел в калитку, навстречу выскочила свеженькая, сияющая Ленка в шортах с бахромой и с такими свежими точеными ножками, что в тот же миг понял, как бы поступил, узнай я в ней убийцу Курагина. Впрочем, я был уверен, что она не замешана.

Лена словно ждала меня. На столе мигом очутились тарелка окрошки, салат "аливье", соленые грибы, вчерашний поросенок, подогретое тушеное мясо - все, разумеется, со вчерашнего стола, но от этого не менее вкусное. А когда я хлопнул сто пятьдесят из запотевшего холодного стакана, мне этот обед вмиг стал и вкуснее и милее.

А Лена, подперев подбородок кулачком, готовая сорваться с места по любому моему желанию, молча смотрела на меня. Сама она есть не хотела, сыта была. Чтобы просто так не сидеть, оторвала крылышко ципленка и стала жевать, больше наслаждаясь (я чувствовал, видел!) моим аппетитом.

Я предпочел запить все великолепие бутылкой пива. Благо, пиво было на здешней территории всех сортов и поставлялось централизовано на кухню главного корпуса, откуда неведомыми путями распространялось повсюду.

В этот момент зазвонил телефон в кармане. Я извлек аппарат.

- Ало! Иван Сергеевич? Это Андрей Куликов говорит.

- Да, слушаю, - благодушно отозвался я. - Чем порадуешь?

- Дмитрий нашелся.

От моей благодушной расслабленности не осталось и следа.

- Где?

- В Боткинской больнице.

- Что с ним? Как он там оказался?

- Его подобрали на улице не так уж далеко от места аварии. Ни документов, ни денег - ничего. Кто-то наверное, ограбить успел. Недавно очнулся в реанимации, и просил позвонить жене. Они со мной связались.

- Кто-нибудь ещё знает?

- Ирина Константиновна. Я ей сразу сообщил. Она хотела сразу ехать, но её Иван Михайлович отговорил.

- Он тоже знает?

- Да, он был в её апартаментах, когда я звонил. Он и Николай Петухов. Николай тоже не советовал сейчас ехать. В больнице сказали, что состояние ещё тяжелое. Может к вечеру будет лучше. Советовали завтра приехать.

- Прекрасно! А я сейчас съезжу.

Лена уловила только то, что я уезжаю. Поскучнела, погруснела. Я выяснил у Андрея номер корпуса и палаты, где возвращали к жизни теперь уже старшего Курагина и нажал кнопку сброса.

Конечно, чувствовал я себя хорошо. Сто пятьдесят грамм водки, бутылка пива - это кое-что. Но для другого. Мой могучий организм не заметил такой дозы, тем более, что поел я очень плотно.

- Да и что со мной может случиться? - успокаивал я Лену, целуя надутые губки. - Вечером буду, - вмиг развеселил её.

И уже спешил:

- Пока, крошка! Обязательно буду.

ГЛАВА 24

ДМИТРИЙ НАШЕЛСЯ И ТУТ ЖЕ УШЕЛ

Ружье из первого акта может пальнуть и незаряженное. Выпитые мной сто пятьдесят грамм были действительно чепухой. Но даже без оных все произошло так же.

А случилось сие на мосту через железнодорожные пути где-то, по-моему, между тридцатым и сороковым километрах от МКАД. Я шел во втором ряду и, что интересно, и машин было немного. В противном случае заваруха была бы ещё та. Скорость тоже была в пределах: восемьдесят, может немного больше. И тут, - словно рок, второй день преследующий меня, - со встречных полос свернул и, вписываясь в интервал между бетонных бардюров разделяющих середину моста, ринулся ко мне грузовик "Зил". Лоб в лоб.

Это было уже слишком! И если вчерашний инцидент с "Кразом" можно было бы посчитать случайностью (лично я не настолько для этого наивен), то повторение настораживало всерьез.

Хотя, чего не бывает на свете. Не со мной, а вообще.

Выпитое за обедом никак не повлияло на мои реакции; я резко отвернул вправо. Этот хмырь - водитель грузовика, словно бы пытаясь увильнуть, свернул туда же, то есть влево. Я завернул руль ещё круче. "Зил" уперся в зад моего универсала и так, удвоенным снарядом, мы врезались в бетонный блок ограждения моста.

Говоря мы, я имею ввиду себя. "Зил" - машина солидная, железная, не чета легковой жкестянки, которая немедленно смялась в гармошку. Мне казалось, я видел все, словно при замедленой съемке, когда - медленно, медленно! - вылетев через ветровое стекло (кстати, подушка безопасности не сработала), я проплывал и над капотом, и над бетонным ограждением, выдержавшим, к моему удивлению, сдвоенный удар наших сцепленных машин, и зависал над игрушечными нитками рельсовых путей, по которым - немного сбоку от отвеса моего падения, - шел гремящий грузовой состав.

Медленно паря над землею, я ещё разглядел уголь в бункере одного вагона, потом штабель легковых машин, потом...

Вообще-то, я не верю и никогда не верил в свою смерть и считаю, что личное бессмертие возможно; просто мы уходим в иной мир от усталости, когда тупая убежденность окружающих нас в неизбежность конца пересиливает желание жить... но это, надеюсь, наступит нескоро; выбросив руки в стороны, я зацепился за толстый медный провод, несущий жизнь электровозу, а людям быстрое пламенное небытие.

Ничего подобного. Сведения из учебников физики об африканских обезьянах, которые любят висеть на высоковольтных проводах, обрывая их умноженной тяжестью всего стада, оказались истинными: я, раскачиваясь, как очень большой примат, висел на проводе и был жив.