Жила

Д е д. А я тебе говорил...

М а ш а. Вас бы туда, поглядела, бы как вы там себя повели.

Д е д. Как же ты выкрутилась?

М а ш а. /Передразнивает/. Как-как.... А так! Накалила сковородку до красна и в пасть той чудище и сунула.

Д е д. Да ты что?

М а ш а. А то! Целоваться мне что ли с ней? А вдруг бы и правда не выпустила?

Д е д. Зря ты так, ой, девка, зря. Добром с ней надо было. Она там может ни одну сотню лет живет, а ты.... Страх он сегодня есть, а завтра и кончится. А коль ты силой, то и они против тебя пойдут силой. Ты хитростью, и оне хитростью. Добром, говорю, надо.

М а ш а. /Успокоившись/. Добренький вы оказывается. Да. А меня учили, что добро должно быть с кулаками. Так, Павлик?

П а ш а. Да и не знаю....

Д е д. Кто только такую чушь выдумал? Тьфу! Ему бы самому кулаком, да под ложечку. У нас в деревне ране иначе думали, вот хоть Дарью, соседку мою спроси....

Открывается входная дверь и, тяжело ступая, никого перед собой не видя, входит Д а р ь я. На вытянутых руках она несет перед собой большое гусиное яйцо. Кладет его на стол перед дедом, крестится, отходит в сторону.

Д а р ь я. Спаси мя, Господи, от греха и искушения.

Д е д. Кто ж тебя, Дарьюшка, искушает-то, бедную? Поди, ни одного мужика в деревне акромя меня нет, да и я уже не в счет.

Д а р ь я. Как кто? Он, нечистый. Глянь, погляди чего моя Шурка учудила, после того как ты ее обработал.

Д е д. Ой, соседушка, тихая беседушка, беда мне с тобой, да и только. Чего там такого необыкновенного? /Берет в руки яйцо, снимает скорлупу и в руках у него оказывается блестящий камень желтого цвета/. Камень....

Д а р ь я. Не простой камень, а самородок золотой. Как есть, самородок!

М а ш а. /Выхватывает у деда камень/. Неужто и взаправду золото?! Вот это да! Настоящее? Да откуда ему здесь взяться?

П а ш а. Может колчедан или иной минерал? А ты сразу "золото, золото". Прямо россыпи царя Соломона!

Д е д. Правильно говоришь, сынок, откуда здесь проклятущему золоту взяться? То сызнова нечистый с нами шуткует, а вы и варежки пораззявили.

М а ш а. Почему вдруг "проклятущему"? На золоте, да будет вам известно, вся мировая экономика держится. Зря что ли люди его кругом ищут?

Д е д. Знаем мы про то как ищут и чего с ними бывает, когда находят. Отец мой еще до войны на прииски старателем нанимался, а потом едва живой домой вернулся, порассказывал чего там творится. За такой самородок человека запросто и убить могут. Так что ты, дочка, держалась бы от него подале. Бед от него столько, что не приведи Господи.

М а ш а. Так самородок это или как?

П а ш а. /Недружелюбно/. Маша, тебе-то что до чужого?

М а ш а. Почему чужого? Мы тут все вместе сидим, под одной крышей, а потому и делить надо поровну.

П а ш а. /Вспыхивает/. И не стыдно тебе?

М а ш а. Эх, ты! Недотепа! Счастье само в руки идет, а ты.... А знаете ли вы, что по закону каждый из присутствующих имеет право на равную часть от находки? Правда большая часть достается государству, но и это можно решить, если мы сумеем договориться меж собой.

П а ш а. Прекрати!

Д е д. Нет, сынок, пущай говорит. Интересно послушать на какую стежку-дорожку выведет.

Д а р ь я. Чего-то я в толк не возьму куда девка гнет? О чем она?

Д е д. А ты слухай, слухай, интересно гуторит.

М а ш а. А чего тут интересного? Поделить мы должны все поровну меж собой на четыре равные части.

Д а р ь я. А-а-а... Вот ты о чем. Значица моя Шурка яйцо снесла, а я с кем-то его еще и делить должна? Хитро придумано.

Д е д. Я так от своей доли сразу отказываюсь и тебе, Дарья, советую не связываться с золотом энтим.

Д а р ь я. Это почему вдруг? Мне бы денежки очень пригодились. Коровку бы завела, дом поправила. Я эту девку первый раз в жизни вижу! Кто она мне? И задаром ей самородок отдать?! Ни в жизнь!

Д е д. Ох, Дарьюшка, Дарьюшка. В первый раз что ли свое терять? Или не было такого с нами и ране? Откажись, тебе же и воздастся.

Д а р ь я. Да с чего вдруг?!

Д е д. А с того! У них свадьба через неделю, сделай подарок молодым.

Д а р ь я. /Растеряно/.Вон оно чего.... Тогда оно конечно можно подумать.

М а ш а. /Паше/. О, молодцы! Уже и поженили нас! Быстро это у них.

П а ш а. /Смущенно/. Мало ли чего они тут наговорят.

М а ш а. А ты еще про наш спор не забыл? Вот сиди и помалкивай. Я тебе о своем желании пока ничего не говорила.

П а ш а. Ты серьезно что ли?

М а ш а. Вполне.

Д е д. Чего шепчетесь? Так среди добрых людей не положено. Двигайтесь-ка ближе к столу, да и обмоем находку. А камешек пущай полежит пока. Вечером про деньги грешно говорить, до утра и оставим. /Кладет камень на край стола/.

М а ш а. Да мы погуляем лучше. /Встает и незаметно забирает самородок/. Пошли, Павлик, на улицу, воздухом подышим.

П а ш а. /Покорно/. Пойдем.

Д е д. /Заметил как Маша взяла самородок/. Погуляйте, погуляйте. Дело ваше молодое, отчего не погулять-то.

/Паша и Маша уходят/.

Д а р ь я. Откуда они взялись, такие прыткие?

Д е д. Откуда ж еще, с городу. Там нонче все такие. Ты, Дарья, того... про камушек тот не жалей, а лучше совсем позабудь.

Д а р ь я. Как это?

Д е д. А вот так! Забудь и узелок завяжи. Не было его, приснилось тебе это все.

Д а р ь я. Не сплю ведь поди?

Д е д. А откуда тебе известно спишь ты или иным чем занята?

Д а р ь я. Уж знаю.

Д е д. Вот и знай себе и молчи в тряпочку. Тебе налить али как? /Достает из-под стола бутыль с самогоном/.

Д а р ь я. Да пропади он пропадом камень этот! Может и впрямь приснился?

Д е д. Само собой, приснился. /Наливает себе и Дарье/.

Картина 7.

Двор деда Башкура. Поздний вечер. Виден краешек всходящей луны. Паша и Маша стоят возле калитки.

М а ш а. Ну, Павлик, удивляешь ты меня.

П а ш а. Это чем же?

М а ш а. Про таких как ты знаешь чего говорят? Не украсть ни покараулить.

П а ш а. А я и не собираюсь ни красть, ни караулить ворованное.

М а ш а. Не заводись. Никто тебя на преступление и не толкает, но и от своего отказываться не собираюсь.

П а ш а. Значит, ты самородок у стариков забрать хочешь?

М а ш а. А зачем он им нужен? Они свое отжили, отлюбили, а у нас с тобой жизнь только начинается.

П а ш а. И что с того? По-твоему надо ее с обмана начинать, да? Готова и деда и бабку, несчастных этих людей до последнего обобрать?

М а ш а. Да зачем им золото? Зачем, скажи ты мне, правдоискатель несчастный?! Всю жизнь в этой дыре просидели и ничегошеньки им больше не нужно. Разве не так?

П а ш а. Еще не известно что с тобой на старости лет будет и где ты окажешься.

М а ш а. Уж только не в этой... как ее... Почекунихе, не чокнутая вроде бы.

П а ш а. Значит, они по-твоему чокнутые, коль тут живут?

М а ш а. Нет, ты только послушай! Я тебе можно сказать счастье предлагаю, нормальную безбедную жизнь хотя бы на первое время, а ты ерепенишься, будто бы тебя заставляю голым по городу ходить.

П а ш а. Уж лучше голым жить, чем вот так...

М а ш а. Как?! Как?! В этой жизни сильный выигрывает. И смелый. А ты... ты... мазурик, тихушник, вот ты кто есть. Всю жизнь готов так же как они сидеть в задрипанной деревне сельским учителем. Разве не так?

П а ш а. А хотя бы и так. Люди везде живут и не важно в Москве или Париже ты квартиру имеешь.

М а ш а. Ага, вспомни еще, что не место красит человека, а человек место. Да?

П а ш а. Все правильно. Отец у меня всю жизнь на стройке мастером проработал и только уважение заслужил. К нему все знаешь как относятся?

М а ш а. Да уж представляю! Сыну штанов приличных купить не может, не говоря о машине там или квартире. Ты, наверное, в него такой умный?

П а ш а. А что? Не дурак по крайней мере.

М а ш а. Коль мы такие умные, то почему такие бедные? Не слышал? И вся страна у нас такая - чокнутая слегка. Все за правду, за честность, а у самих зад голый, прикрыть нечем. Нет, ты как хочешь, а я от своего счастья отказываться не намерена. /Раскрывает руку и на ней светится поблескивая самородок/.