Отрешенные люди

Поехали. Добиралась больше недели, показал им сын старика, где тот песок мыть надо. Стали мыть, как умели, а через короткое время нашли несколько самородков, но небольших. Шведы, что с ними были, морщатся, что не то все. Видно, парень другое место указал по уговору с отцом, а может, и напутал чего. А ночью парень сбежал и коней у них увел. Две недели выбирались, плутали, пока не вышли к становищу, где тот Чагыр обитал. А там плач, вой, слезы. Говорят, помер Чагыр прошлой ночью и схоронили уже. Могилку показали. А та или нет могилка - не разберешь. Спросили про деньги молчат. Взяли двоих стариков, коней у башкир и повезли в Тобольск, чтоб они сами ответ перед губернатором держали. А тут новое дело - князя Гагарина Матвея Петровича, в железах закованного, в столицу, будто бы увезли по указу государя императора. Говорили, что он золото нашел в каких-то древних курганах, а государю о том не донес, себе оставил.

Делать нечего, стариков отпустили, а то грозились жаловаться. После ареста Гагарина народ боялся слово лишнее сказать, как бы самим по той же дорожке в железах на допрос не отправиться. Шведов в скором времени тоже обратно на родину отпустили, старики из казаков, что с ним ездили, поумирали кто где. И вот он, Дмитрий Угрюмов, один из всех остался. Все сам собирался снова на Урал отправиться, а не выходило - дела, служба.

Когда полковник закончил рассказывать, некоторое время все молчали, переглядывались, не зная верить или нет старому служаке.

- Чего ж ты раньше молчал? - заговорил Зубарев-старший. - Губернатору бы новому открылся.

- А мне какой с того толк? - пожал тот плечами. - Я и подзабывать уже обо всем том начал. Так вот к случаю пришлось и рассказал.

- Слыхал я, будто бы государыня тем, кто новые прииски руд откроет, жалует высокие чины и в дворянство возводит, - задумчиво проговорил Михаил Яковлевич Корнильев. - Был бы помоложе, опробовал удачу, - и он кинул выразительный взгляд на младшего из братьев, Василия.

Тот понял, что слова брата адресованы именно к нему, но покачал с усмешкой большой рыжеволосой головой, сверкнул черными глазами, ответил:

- Не по мне такое дело... Там где золото, там и корысть. Разбойники. Воры. Набегут, оглянуться не успеешь, как глотку перережут или голым по миру пустят.

Вдруг Иван Зубарев порывисто вскочил из-за стола и обратился к отцу:

- Благословите, батюшка, на доброе дело.

- О чем это ты? - не понял тот.

- На золотые прииски отправиться. Коль песок сыщу, то и себе прибыток добуду, и государыня может, отметит, в дворянское достоинство, глядишь, возведут.

- Думай, о чем говоришь, - отмахнулся от него Зубарев-старший, -не такие молодцы, как ты, шею себе на том деле поломали. У нас и своих забот хватает, а ты - прииски...

- А почему бы и нет? - заступился за двоюродного брата Михаил Корнильев. - Со своей стороны обещаю людьми помочь, отправить с Иваном пару человек, снаряжение куплю какое требуется.

Василий Павлович на какое-то время задумался, пытаясь оценить предложение, глянул на полковника Угрюмова.

- Чего скажешь, Дмитрий?

- А чего тут говорить, - не поднимая головы, ответил тот, - дело верное. Я те самородки своими руками держал. Как сейчас они у меня перед глазами стоят. Ежели бы Матвей Петрович еще годик побыл здесь, то непременно нашли бы мы те прииски.

- Не знаю чего и ответить, - пожал плечами Зубарев-старший, - Ванька у меня парень доверчивый, готов всякому поверить. А с другой стороны - словно уксус въедливый, моя кровь, - не без гордости добавил он. - А может, и вправду дать отцовское благословение на сие дело?

- Я бы поостерегся, - высказался осторожный Карамышев.

- Потому и сидишь тут сиднем, а все без толку, - жестко подрезал его Угрюмов, - без риска и рыбку из реки не выловишь.

- За большое дело берется Иван, - добавил от себя Алексей Корнильев. И я со своей стороны готов денег подзанять.

-- Ладно, - окончательно сдался Василий Павлович, - будь по твоему, Иван. Поезжай, только лета дождись, а то знаю тебя, готов хоть завтра кинуться.

-- Спасибо, батюшка, - прочувственно поклонился ему Иван, - и вам, братьям, спасибо на добром слове. Не подведу, вы меня знаете.

- Да чего там, - отозвались дружно те, - мы завсегда рады помочь.

Вскоре все стали расходиться, ссылаясь на поздний час. Остался ночевать лишь полковник Угрюмов, которому завтра с утра надо было отправляться обратно в Тюмень. Прокопьевна и Варвара Григорьевна, проводив гостей, начали убирать со стола. Мать, узнав, что Иван собрался ехать в степь искать золото, всполошилась, принялась отговорить его:

- Ишь ты, храбрец выискался! Деньги просвищешь, ничегошеньки не найдешь, а хозяйство и дела все нам с отцом на себе тянуть? Не было меня при том, а то бы я сказала тебе...

Зубарев-старший усмехнулся на слова жены и кивнул Угрюмову:

- Пошли в мой партамент. Там без крика и поговорим. Варя, принеси-ка нам наливочки туда. И ты, Вань, айда с нами. Чего тебе тут с бабами сидеть, ихние россказни да причитания слушать.

- Идите, идите, - выговорила им вслед Варвара Григорьевна, - без вас и нам спокойней, не наговоритесь все никак.

В комнате, где у Зубарева-старшего хранились бумаги с записями его торговых дел, стояли простые деревянные лавки вдоль стен, в углу висели образа, горела лампадка. Единственное, что отличало его комнату от других, это большой резной стол с различными ящичками, запираемыми на ключ, которые хозяин никому не доверял. Василий Павлович зажег от лампадки длинную лучину, а от нее затеплил свечу, стоящую в бронзовом подсвечнике посреди стола, и указал полковнику и сыну на скамью:

- В ногах правды нет.

- Это точно, - согласился Дмитрий Угрюмов и, покряхтывая, опустился на лавку, - я чего-то и не рад, что рассказал про золотые прииски эти. А? Василий? Худа бы не вышло. Может, передумаешь, запретишь Ваньке розысками заниматься? Дело непростое, всякое выйти может...

- Разве его удержишь? Я ему и про ярмарку говорил: зря себя тратишь, воров на свет вывести пробуешь, грамотки разные строчишь. Я письму не обучен был, сам знаешь, а он вот могет... И что толку с того? Лишь гербовую бумагу переводит, а она три копейки каждый листик стоит, - горячился он.

Обычно Зубарев-старший больше молчал, вечно занятый своими делами, щелкал костяшками счет у себя в комнате и выходил лишь к обеду или ужину. Утром поднимался чуть свет и, перекусив, исчезал на весь день. Но сейчас, после прилично выпитого, разговорился и не прочь был обсудить с кумом дело, на которое сам и благословил сына, не желая ударить в грязь лицом перед гостями.

- Лучше бы он эти бумаги и дале писал, убытков меньше, - почесал в почти седой голове Угрюмов, - а вот ехать в степь... тут в такой расход войдешь, что и не рад будешь, что связался,- размышлял он, словно Ивана и не было с ними в комнате.

- Брат Михаил помочь обещал, - негромко подал голос Иван

- Как же, поможет! А потом с тебя за все по тройной цене обратно взыщет да и долю от добытого взамен барахла своего потребует. Знаю я этих Корнильевых, - стукнул себя в грудь кулаком Василий Павлович, - обдерут, как липку, и слезу при том горючую пустят...

- Не наговаривай зря на родню, - взял его за руку Угрюмов, - не они ли помогли Ваньку из острога выпустить? Ладно, у меня тут мыслишка одна на ум пришла, послушайте. Вот коль вы бумагу губернатору напишете, то согласно ей должен он вам помощь всяческую оказывать в розысках. Просите с него казаков для сопровождения. А как он согласие даст, тут уже и я помогу, выделю тебе, крестник, пару добрых ребят. Годится?

- Годится! - откликнулись радостно отец и сын.

Полковник Угрюмов уехал еще затемно, не простившись с крестником. А сам Иван, когда утром вышел к столу, вспомнил о вчерашнем разговоре, вдруг смутился и попытался отвести глаза от строгого взгляда матери.

10.

Ближе к обеду Василий Павлович Зубарев велел закладывать легкие беговые санки.