Рассказы о Данилке

Андрейка подошел к колодцу первым. Колодезный сруб обледенел, бадья была опущена. Ребята стали крутить ручку ворота и легко вытащили деревянную обмерзшую бадью, но она оказалась без воды. Снизу, из черной глубины, донесло стон. Данилка почувствовал, как в животе у него стало прохладно и пусто. Андрейка мыкнул телком и громко лязгнул зубами.

От колодца они мчались со скоростью паровоза, не чуя под собою ног. Из-под самодельных Андрейкиных коньков летели синие искры, и Данилка никак не мог его догнать на своих магазинных "снегурках". Опомнились дружки на главной улице, возле сельпо.

- А-а?! - спросил Данилка.

Андрейка дико посмотрел на него и, заикаясь, выдохнул:

- Оборотень!

Данилка засомневался, памятуя отцовы слова, что нету на свете никаких оборотней, никакой нечистой силы, кроме кулаков и буржуев.

- Послышалось, - сказал он. - Какой оборотень?

- Может, поблазнилось, - нерешительно согласился Андрейка.

- Ну да, почудилось. Ветер это гудел, - стоял на своем Данилка. Пойдем напьемся.

- Ты чо, ты чо! - Андрейка замахал руками.

Но Данилку уже распирало от собственной решимости, ему очень хотелось показаться дружку храбрым. Возле сельпо, на крыльце которого сидел ночной сторож дед Кузьма, Данилке и впрямь было не страшно. Правда, теперь ему совсем расхотелось пить, и втайне он желал, чтобы Андрейка не согласился возвращаться к колодцу, но все же продолжал настаивать на своем, потому что слово не воробей, вылетит - не поймаешь. Андрейка, к разочарованию Данилки, оказался мягкотелым, не оправдал надежд и согласился идти, правда выторговав себе место позади Данилки.

Они подошли к колодцу, замирая и вздрагивая от собственных шагов.

Прислушались.

Тихо. Только ветер пошумливает в степи. У Данилки отлегло от сердца, он с усмешкой сказал:

- Ну вот, видал! Никого нету.

- Ага, - согласился Андрейка не очень уверенно, с опаской поглядывая по сторонам.

- Хочешь, я в колодец крикну? - Данилка совсем распалился от собственной храбрости.

- Не-е, не надо, - протянул Андрейка. - Пойдем отсюда.

Но Данилка нагнулся над черным зевом колодезного сруба и крикнул в нутро с вызовом и бравадой:

- Эй, кто там?

Колодец загудел. И вдруг - о, ужас! - снизу, из-под земли, донесло задыхающийся шепот:

- Помогите, ребята...

У Данилки подкосились ноги. Он перевел взгляд на друга и в синем призрачном свете луны увидел мертвенно-белое лицо Андрейки, черный открытый рот и вылезающие на лоб глаза.

- Ребята, это я, Евдокия Андреевна! - снова донеслось из колодца.

У Данилки под шапкой встали дыбом волосы, а Андрейка с диким воплем бросился прочь. Припустил за ним и Данилка.

На этот раз они удрали гораздо дальше и долго молча отпыхивались, тараща друг на друга глаза. Наконец Андрейка проскулил:

- Пойдем домой! Я ж говорил - нечистая сила.

- А почему Евдокией Андреевной назвался? - спросил Данилка. - Слыхал?

- Слыхал. Оборотень кем хошь назовется, хоть тобой.

- А может, это и в самом деле Евдокия Андреевна? - засомневался Данилка.

- Чего ей там делать? - резонно заявил Андрейка.

Действительно, делать там учительнице было нечего. Но все же! Может, упала?

Данилка высказал дружку свои соображения.

- Не-е... - замотал головой тот. - Как она туда упадет, края вон какие высокие. Пойдем домой.

И тут они обнаружили, что стоят возле завалюшки деда Савостия.

- Давай скажем деду. - Данилка кивнул на избушку-присадыш.

Дед Савостий, конечно, все может растолковать. Он друг и постоянный советчик деревенских мальчишек. Он всегда среди ребятни: летом ходил по ягоды и грибы, ездил с ними в ночное, разбирал ссоры и драки, делил все мальчишечьи радости и невзгоды. Подпоясанный веревочкой поверх выпущенной ситцевой рубахи, весело шагал он с ребятишками в поле, учил угадывать по приметам погоду, распознавать по голосам птиц. Он все знал, должен был разгадать и эту загадку с колодцем.

Мальчишки брякнули в подслеповатое оконце. В стекле забелело расплывчатое пятно, глухо донеслось:

- Ктой-то там?

- Дедушка, это мы с Данилкой! - закричал Андрейка.

Лицо в окошке исчезло, и через минуту на пороге появился дед Савостий в накинутой на исподнее белье шубейке и в пимах, обшитых красной резиной от машинных колес.

- Чего надоть? - хрипловатым спросонья голосом заворчал дед. - Вы чего полуношничаете? Вот я вас батогом!

Ребята знали, что дед только ворчит, и не боялись его. У него и батога-то не было, и добрее его в деревне человека не сыщешь.

Перебивая друг друга, мальчишки выпалили деду про колодец.

- Брешете, мазурики! - зашамкал дед, а сам уже, прихватив веревочные вожжи, трусил к колодцу. - Вот я вас ентими вожжами да по антиресному месту. Аль не знаете, что у меня грыжа и дохтур Семен Антоныч прописал мне положительный покой?

Когда подошли к колодцу, дед, напустив строгость в голосе, сказал в черную пасть сруба:

- Ктой-то там шутки шуткует? Ответствуй!

- Это я, родненький, я, Евдокия Андреевна! - раздался торопливый, захлебывающийся от отчаяния голос.

Дед присел со страху. Андрейка качнулся, чтобы опять смазать пятки, но Данилка схватил его за рукав, хотя у самого подкашивались ноги. Голос был действительно Евдокии Андреевны, их молодой учительницы.

- Не уходите, дедушка, спасите меня, родненький!

Дед Савостий засуетился.

- Чичас, чичас, милушка, - приговаривал он, разматывая вожжи. Чичас, касатушка, подержись малость! Ах ты господи, как тебя угораздило-то?

С помощью вожжей, наматывая их на колодезный ворот, вытащили Евдокию Андреевну. Она сразу упала, ноги не держали ее. Дед послал мальчишек постучать в ближайший дом, к бабке Ликановне.

Взрослый сын бабки Петр, дед и мальчишки принесли учительницу в избу, положили на теплую печь. Евдокию Андреевну трясло. Бабка Ликановна самогоном растирала ей руки и ноги. Дед Савостий и Петр заставили учительницу выпить полстакана водки. Когда она немножко отошла, дед Савостий спросил:

- Как попала-то туда, милушка?

- Рот зажали и сбросили! - Учительница зябко вздрогнула.

- Ктой-то душегубствует? - ахнула бабка Ликановна.

- Есть кому, - мрачно сказал Петр, сильный, кряжистый мужик. Шастают, как волки...