Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 6



Мы еще вернемся к мысли, высказанной в последней фразе.

Однако само по себе детство не смогло бы еще сделать героя художником. Требовалось второе слагаемое - опыт становящегося взрослым человека. Тот жестокий опыт, который обрушила на него война.

Мы приобретаем этот опыт вместе с героями всех военных произведений писателя, и в частности повестей "Мост" и "Боль", где то наяву, то во сне главный герой вновь и вновь проходит по пылающим кругам своих военных дорог.

"Днем, тяжелым и бесконечным, - читаем мы в повести "Боль", - душа Васькина снова слабела, чувства глохли - память заполняла его слух грохотом танков, руки приноравливала к привычным формам автомата, ремень отягчала гранатами, запасными дисками, пистолетом и немецким обоюдоострым кинжалом с выдранным из рукоятки орлом. И Васька снова бежал на улицу к спасительной Неве, не подозревая, что с каждым разом он вздымается все выше, все выше по ступеням своего зиккурата". Своей многоступенчатой, мучительно одолеваемой им башни, на вершине которой стоит храм искусства. Там поднималась "над ним легкая крылатая тень - мальчик Икар" - не меркнущий в сознании героя образ улетевшего в бессмертие товарища и солдата.

Но закрепить его в бессмертии призван он, Егоров Василий. Он, и никто другой. Потому что он носит в себе как незатухающую боль образ этого солдата. И этого, и других... И ту славную, прекрасную девочку, которую он, оказывается, любил и которая, как и он, была художницей.

Нет. Это он - как она. Ее талант не смог раскрыться. Как не раскрылся талант и Гоги Алексеева. Ее тоже не стало...

В жизни каждого человека возникают моменты, когда в одной точке сходятся многие силы, рвавшие в разные стороны его судьбу, его мысли, его душевный мир. Для Егорова Василия такой точкой становится работа над его первой настоящей картиной.

Написанная, она начинает жить сама по себе, "в каком-то медленном многоцветном кипении". Она даже стала пугать Василия мыслью: "...имеет ли он к ней какое-нибудь отношение? Ведь вторую, даже приблизительно такую, ему не сделать ни в жизнь..."

Так он искренно думает. Но ему будет суждено написать еще немало настоящих картин. А на той, первой, оживала ушедшая в бессмертие девочка. Девочка, которая не дожила до Победы...

Итак, герой шагнул на первую ступень своего зиккурата. Дальше должно начаться его восхождение к вершине. Дальше начинается его новая жизнь.

О ней, об этой жизни может быть написана другая повесть. А эта кончена.

Мы получаем возможность остановиться. Нам тоже было непросто пройти вместе с героем его тернистый путь и ступить на первую высокую ступень взрослой жизни.

* * *

О герое последней повести книги Петрове можно тоже сказать стихами Б. Окуджавы: "...какой-то задумчивый мальчик днем и ночью идет по войне". Хотя Петров давно уже не мальчик. И сама повесть "Дверь" посвящена проблемам современного взрослого человека.



Кто же он, современный взрослый человек? Ушедший по ступеням лет далеко вперед и от Альки, и от Егорова Василия, и от других, взрослевших на войне? В чем проявляется его взрослость?

В способности к компромиссам.

Это, разумеется, один из ответов. Но именно так он ставится в повести. А степень взрослости определяется мерой компромиссов.

В детстве мы не так склонны к ним. Черное называем черным и за попранную справедливость сразу же лезем в драку. Взрослея, отвыкаем от категоричности. Допускаем варианты. Прежде чем засучить рукава, взвешиваем все "за" и "против".

Как и когда Петров стал таким или почти таким, мы хорошенько не знаем. Но мы встречаемся с ним в ту решающую пору его жизни, когда эта незыблемая взрослость начинает давать трещины. Шаг за шагом, по мере развития сюжета, в котором происходят разного рода знаменательные и занимательные события (мы сейчас не будем задерживаться на них), он отступает туда, где продолжают жить молодые, непримиримые, несущие на своих шинелях запах пороха.

Но отступает ли?

Петров ведет сугубо мирный образ жизни, занимается своим мирным, правда не лишенным пикантности, делом (он ведь специалист в области теории и истории праздников), покорно выполняет домашние обязанности и видит... военные сны. Эти сны, словно трассирующие очереди, пронизывают сюжет, скрепляют смысловой строчкой разнообразные эпизоды из жизни героя.

Сам Петров, как мы знаем, не воевал. Лишь его детство и отрочество совпали с войной.

Сны Петрова так же конкретны, как воспоминания Альки о его довоенном прошлом в повести "Живи, солдат". Так же реальны, как воспоминания и сны Егорова Василия о войне в повести "Боль". В них, правда, порою появляется некоторая странность, словно чуть-чуть стронули грани, сквозь которые мы видим предметы, и очертания их сместились.

Между тем картины это не искажает. Смыслу же добавляет многозначительности. Настраивает на восприятие сложности мира, на связь между прошлым и настоящим. И мы не удивляемся тому, что Старшина из военных снов Петрова оказывается похожим на его нового знакомого в реальной жизни - Кочегара, человека ироничного и умного. Там, на фронте, а еще раньше - в тылу, на ремонте вагонов у Петрова и его приятелей, таких же подростков, как и он, Каюкова и Лисичкина, был Старшина. Теперь, в иное время, в момент душевного кризиса рядом с Петровым в качестве наставника оказывается Кочегар.

Это символично: кризисное состояние человека требует того, чтобы нравственную и житейскую поддержку оказал ему тот, кто когда-то, в иную, трудную пору, оказывал уже помощь, являлся опорой. Конечно, это может произойти лишь в том случае, если у человека в его биографии был уже такой человек.

У Петрова, к его счастью, был. Это Старшина. Поэтому мы понимаем, что Старшина и поначалу несколько загадочный Кочегар - это один и тот же человек. Хотя ни сам Кочегар, ни Петров прямо не обозначают это.

Данный план повести напоминает некоторые другие погодинские сюжеты, где реальность мира прихотливо совмещается с едва уловимой фантастикой. Повествование, кроме того, начинает вестись в легком, ироническом ключе, в лукавом, но отнюдь не простодушном подтрунивании над героями. Эта манера богата смысловыми оттенками. Возникают динамичные, исполненные философской значимости эпизоды, диалоги. В них обнажается внутренняя сущность персонажей и прихотливо переплетены юмор и мудрая грусть.