Зина Портнова

Она решила идти к Лузгиным. Возвращаться назад к Дементьевым опаснее: их изба на видном месте. А Лузгины живут на отшибе, с краю оврага, к их избе можно подойти незаметно.

Когда в избе Лузгиных парашютистке помогли раздеться, перед хозяевами предстала худенькая, белокурая, с короткой стрижкой, девушка лет восемнадцати. Ее посадили на лавку, растерли ноги, дали сухие валенки.

- До Витебска далеко? - спросила она.

- Близехонько, милая... - ответила ей мать сестер Лузгиных. - Не бойся, мы тебя укроем.

Глава четырнадцатая

Зима подходила к концу. Дороги разбухли, становились непроезжими. По утрам на землю ложился густой влажный туман. С гулким скрежетом вскрылся лед на реке.

- Весенняя распутица сдержит наше наступление, - с надрывом кашляя, говорил дядя Ваня.

Влажная погода плохо действовала на него: лицо заметно пожелтело, под глазами появились темные круги. Он часто жаловался на сильную боль в груди.

- Не жилец наш Иван на белом свете, - с горечью говорила бабушка Зине. - Бросил курить, да разве теперь это поможет?

Пиджак висел на дяде Ване, как на вешалке, - так он исхудал. И все же дядя Ваня держался на ногах, ходил на работу на склад.

- Весной болезнь всегда обостряется, - успокаивал он домашних. - Вот увидите, доживу я до нашей победы!

Большие надежды дядя Ваня возлагал на ожидаемый разгром окруженной в районе Демянска, недалеко от границ Белоруссии, 16-й гитлеровской армии.

- Теперь им не выйти из мешка. Наши разобьют их, и сразу откроется дорога на Старую Руссу, а затем на Полоцк и Витебск, - объяснял он Зине, и она мысленно пыталась представить себе неведомую Старую Руссу, через которую можно попасть и в Ленинград.

Когда снег стаял и немного подсохла земля, юные мстители начали собираться в лесу возле Ушал. Там нашелся удобный островок среди болота. Хорош он был тем, что вокруг зыбкая почва, пробраться к островку можно только по одной тропке. Немцы и полицаи не могли сюда нагрянуть со стороны. Ориентиром служили высокая труба расположенного невдалеке кирпичного завода да сохранившаяся на опушке леса с довоенной поры деревянная вышка. Приходили сюда поодиночке или вдвоем, а на тропке стоял, маскируясь в кустарнике, дозорный.

Лес почти на глазах одевался листвой. Воздух был пряный, теплый.

Ребята, расположившись под деревьями на яркой молодой траве, радовались весне, теплому солнышку и этой обманчивой лесной тишине, нарушаемой лишь стуком дятла.

- Все время мы росли, - доложила на одном из лесных сборов Фруза. Почти на каждом сборе кого-нибудь принимали. В феврале нас было 18. В мае 24. А теперь - уже 38. Мне посоветовали пока воздержаться от дальнейшего приема. Секретарь райкома Наташа даже схватилась за голову, когда услышала, что нас уже почти сорок человек. Считает своей ошибкой, что вовремя не предупредила нас.

- Почему?! - послышались голоса.

- Мне тоже казалось, чем многочисленнее организация, тем она сильнее. Но райком разъяснил, что в условиях подполья многочисленность опасна.

- А как в отношении кандидатов, тех, о ком мы на комитете уже вели разговор? - спросил Володя.

Он не допускал мысли, что кто-либо из ребят может стать на путь предательства.

- Подождут. - Фруза была непреклонна. Раз "люди из леса" предостерегают, советуют, нужно прислушаться.

Впрочем, ей и самой казалось, что каждого в своей организации она знает назубок, за каждого готова поручиться головой. Она гордилась, что в ее родной деревне, состоявшей из полутора десятков домов, было семь подпольщиков. В соседней - Мостите - восемь. В Зуе - тоже восемь человек. В поселке Оболь - четыре. Остальные - в окрестных деревнях.

Она невольно взглянула на стоявшую неподалеку у березки Нину Азолину. Как подпольщица Василек была неоценима. Всякие справки, чистые бланки, столь необходимые для партизан, Василек могла достать довольно легко. Василек стала глазами и ушами подпольщиков также благодаря хорошему знанию немецкого языка. Сказалось то, что в школе Нина была круглая отличница. "Василька и Алексеева надо беречь особо", - подумала Фруза, а вслух сказала:

- Давайте перераспределим обязанности, наметим, кто и чем станет заниматься в ближайшее время.

После удачной диверсии - взрыва воинского эшелона от подложенной Николаем Алексеевым магнитной мины с часовым механизмом - она хотела сохранить его только для диверсионной работы, поэтому имело смысл перенести находящийся у него на чердаке наблюдательный пункт.

- Как думаете, ребята, - обратилась она к Елочке и Мите, - что, если устроить у вас на чердаке наблюдательный пункт? Правда, немного подальше, но все равно полотно видно. Надо Железнодорожника освободить.

Она никак не ожидала, что брат и сестра как-то разом сникнут, нахмурятся и будут долго молчать.

- Нет, Таня, нельзя к нам наблюдательный пункт... - наконец вымолвила Елочка. - У нас отец антисоветски настроен. Он верит в победу Гитлера.

Фруза растерялась, встретив спокойный, умный взгляд голубых Елочкиных глаз.

- Зайди как-нибудь к нам, - печально подтвердил Митя слова сестры, убедишься сама.

- Обязательно зайду, - пообещала Фруза и подумала: "Оказывается плохо знаю наших комсомольцев, как они живут. Надо побывать в доме у каждого..."

А через неделю Фрузу огорчила новая неприятность. От Василька был получен сигнал: в списке гестапо, среди намеченных к отправке на работу в Германию, значатся брат Фрузы Николай и Валя Шашкова. Им нужно было срочно бежать к партизанам.

Найденные и конфискованные советские листовки и газеты теперь часто поступали в комендатуру гестапо.

Улучив момент, когда поблизости не было начальства, Нина Азолина погружалась в эти запретные материалы. Из них она узнала о подвиге героев-комсомольцев Саши Чекалина и подмосковной школьницы Тани - Зои Космодемьянской. Стало понятно, почему Фруза взяла себе такую же подпольную кличку.

Однажды, увидев Зину на усадьбе, Нина позвала ее к себе. Зина охотно перелезла через прясла изгороди.

- Хочешь, я тебе что-то покажу? - шепотом спросила Нина и увлекла Зину в свою комнату.

Небольшая чистенькая комнатка Нины была очень уютна: кровать с голубым покрывалом, цветы на подоконнике, раскрытый томик Пушкина на небольшом столике, на стене картина - одинокий воробей на голой зимней ветке.

Нина вынула из сумки завернутый в платок запретный номер "Комсомольской правды". Там был очерк о героях-комсомольцах.

Зина с трепетным волнением взяла в руки газету, которая пришла с Большой земли.

- Видишь, Зиночка, подмосковной Тане, когда ее повесили, было восемнадцать лет. А Саше Чекалину только шестнадцать. А как гордо он шел на смерть! - сказала Нина, снова пряча газету в сумку.

- А если у тебя найдут газету, тебя же расстреляют! - ужаснулась Зина.

- Могут, - спокойно подтвердила Нина. - По я привыкла каждый день рисковать.

- Нельзя, Ниночка! Глупо поступать так, безрассудно! - В волнении Зина стала ходить по комнате и вдруг замерла у окна: - Знаешь, что я придумала? Видишь на краю усадьбы липу? Там внизу я заметила дупло. Давай приспособим его под тайник. Ты будешь оставлять тал все, что нужно передать Тане. А я, когда приду к бабушке, обязательно буду его проверять.

И вот через несколько дней, отработав в подвале кухни свою смену, Зина зашла домой, взяла Гальку и отправилась в Зую.

Дяди Вани не было дома. Только бабушка и Любаша, которая тут же радостно им сообщила, что у Белокопытки родился теленок. Он стоял в углу, у печки, в соломе, голенастый, со впалыми боками и рыжеватой шерстью, и таращил на Зину круглые коричневые глаза.

- Какой хорошенький! - Зина погладила теленочка и, оставив Гальку с ним играть, вышла на усадьбу. Она сразу направилась к дальней липе. Просунула руку в дупло, достала записку и, прочитав, побледнела.

"Несмеяна и Ласточка заболели..." Было ясно: сестры Лузгины арестованы.

Зина сразу же помчалась в Ушалы.