Страница 72 из 83
Свой командный пункт генерал Жданов разместил на холме, в двух километрах от реки, с очень хорошим обзором направления, откуда ожидалось появление отступающего противника. В тот август стояла нестерпимая жара. Трава пожелтела, земля потрескалась.
Когда командный пункт был готов, генерал Жданов окликнул меня:
- Смирнов! Поехали в разведку.
Генерал уже сидел в моем "виллисе", а я ничего не мог понять: в какую еще разведку?..
- Ну что стоишь? Поедем, искупаемся. Предложение было соблазнительным, но, на мой взгляд, слишком рискованным.
- Что, летчик, струсил? - засмеялся Жданов. - Да там мои разведчики залегли.
Пришлось сесть в машину. Дорога к реке шла пологим уклоном, вплотную примыкая к полю с созревшей кукурузой. Я взял бинокль и посмотрел в сторону тополей на противоположном берегу: "Что это?" Между стволов стояли три каких-то массивных предмета, замаскированных ветвями.
- Товарищ генерал! Смотрите - похоже, танки. Прежде чем посмотреть, Жданов ответил:
- У меня есть имя и отчество - для вас, товарищ полковник.
- По уставу, товарищ генерал.
- По уставу, по уставу... - заворчал генерал. - А по-человечески - когда хоронить будешь?
Жданов взял бинокль.
- А ну-ка, останови! Нет, там не танки, что-то другое...
Мы тронулись дальше, и тут один за другим разорвались два снаряда - всего в пятидесяти метрах от машины. Водитель свернул в кукурузу, а Жданов взглянул на меня и хитро улыбнулся:
- Ну вот, разведку произвели, - и словно в оправдание добавил: - Глаз-то у тебя соколиный!..
Вечер и наступившая ночь прошли спокойно. С рассветом начался бой в четырех километрах севернее нашего командного пункта. По крутому склону противник пытался прорваться к реке, но тщетно - гитлеровцы всюду встречали мощный отпор.
В тот же день на командный пункт прибыл еще один представитель от авиации, заместитель командира 306-й штурмовой авиадивизии майор А. В. Самохин. Его я хорошо знал. С этой дивизией моим летчикам приходилось часто взаимодействовать. Здесь, у генерала Жданова, нам вместе стало удобнее управлять над полем боя прилетающими самолетами. Расстояние до наших аэродромов было значительное - до ста километров, но выход нашли. Сначала эскадрилью капитана Колдунова удалось посадить на шестьдесят километров ближе, а затем и полк Маркова. Теперь, если бы возникла необходимость, до аэродрома можно было добраться на "виллисе". Для связного самолета площадки возле КП не оказалось. Легче стало и с бензином. Алимов сообщил мне, что горючего хоть отбавляй. Анализ показал, что трофейный бензин мог быть использован и для наших моторов.
Наступление войск 3-го Украинского фронта развивалось успешно. Окруженная группировка гитлеровских войск распалась на несколько частей, каждая из которых пыталась самостоятельно вырваться из окружения. Тем самым облегчалась задача полного разгрома группы армий гитлеровских и румынских войск. В штабах и на командных пунктах противника прекратилась радио- и проводная связь, боевое управление войсками было парализовано. В стане врага возникла паника и растерянность, что подтверждали данные наземной и воздушной разведки, показания пленных немецких и румынских генералов и офицеров. Командующий группой армий "Южная Украина" генерал Г. Фриснер спустя годы напишет в своих мемуарах об этом сражении:
"Ни о каком планомерном и упорядоченном руководстве войсками в тех совершенно ненормальных условиях говорить, конечно, не приходилось".
А Верховный Главнокомандующий в своем приказе от 22 августа 1944 года отмечал:
"Войска 3-го Украинского фронта, перейдя в наступление, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации прорвали сильно укрепленную и развитую в глубину оборону противника южнее Бендер и за три дня наступательных боев продвинулись вперед до 70 километров и расширили прорыв до 130 километров по фронту, освободив более 150 населенных пунктов, в том числе крупные населенные пункты: Каушаны, Чимишлия, Лейпциг, Тарутино.
В боях при прорыве обороны противника отличились... летчики генерал-полковника авиации Судец, генерал-лейтенанта авиации Толстикова, полковника Иванова, подполковника Шаталина, полковника Смирнова..."
24 августа был взят Кишинев. Бои на нашем направлении, в низовьях реки Прут, продолжались, и мы с Самохиным, пользуясь данными штаба корпуса, нацеливали самолеты в те места, где противнику удавалось подойти к реке. Летчикам приходилось работать в чрезвычайно запутанной обстановке. Все смешалось! Если смотреть на карту - на ней четко отмечались три окруженные группировки противника, имеющие возможность поддерживать друг друга. Создавалась опасность удара по своим же войскам с воздуха. Немцы понимали это, и при появлении "илов" стали давать сигнальные ракеты в сторону наших войск. Пришлось прибегнуть к испытанному методу. Перед появлением штурмовиков я вызывал опытных истребителей-разведчиков. Они на бреющем полете вели детальную ориентировку, а затем точно наводили штурмовики на вражеские войска. Работа у нас с Самохиным пошла на лад.
Маршал авиации В. А. Судец уже после войны припомнит один день нашей боевой работы. Это было 25 августа. Владимир Александрович тогда находился на командном пункте 4-го гвардейского механизированного корпуса, и вот запомнилось: "К боевым порядкам корпуса по долинам подходило несколько десятков тысяч неорганизованных войск врага, пытавшихся прорваться к Пруту. Командир корпуса генерал Жданов, на командном пункте которого находился командир 288-й истребительной дивизии полковник Б. А. Смирнов, пригласил к стереотрубе одного из пленных немецких генералов, чтобы он осмотрел поле боя и выслал через немецких офицеров приказ о сдаче в плен, дабы прекратить бессмысленное сопротивление и поголовное истребление нашей авиацией, танками и артиллерией отходивших фашистских войск. Генерал от ужаса, происходящего на его глазах, схватился руками за голову и заплакал, но отдать приказ о сдаче в плен отказался, чем обрек большую часть этих войск на гибель".
Однако сдерживать отход противника генералу Жданову приходилось трудно. Основные силы 3-го Украинского фронта были еще только на подходе к реке Прут, в ее низовьях, и 4-й мехкорпус Жданова, по существу, сражался в тылу гитлеровских войск, которые всеми силами пытались столкнуть корпус с занятых позиций. Тем и объяснялось частое появление фашистских самолетов в этом районе.
Истребители нашей дивизии в те дни штурмовали наземные цели, вели бои в воздухе с рассвета до наступления сумерек. Летчиков водили в бой сами командиры полков, командиры эскадрилий. Молодежь сражалась вровень со "стариками". Только в воздушных боях за три первых дня взаимодействия с 4-м мехкорпусом летчики дивизии уничтожили четырнадцать самолетов противника, не потеряв ни одного своего.
День 27 августа прошел сравнительно спокойно. Вечером шофер Станишевский принес нам на КП три котелка борща, вдобавок сварили полведра кукурузных початков, мой адъютант раздобыл полфляги спирта, так что поужинали мы на славу и улеглись спать на настиле из кукурузных стеблей. Вдруг где-то около часа ночи поднялась оглушительная стрельба. Автоматные и пулеметные очереди смешались с взрывами гранат, уханьем танковых пушек. Бой шел в непосредственной близости от штаба корпуса. Самохин, я, Станишевский, мой адъютант и радист Семенов залегли около "виллиса". Я достал из машины несколько ручных гранат, пристроил их рядом, и стали ждать.
Бой шел около часа. Утром все стало ясно. Пробиваясь к реке Прут со стороны Сарата-Розеш, одна из блуждающих групп противника, численностью около тысячи человек, наткнулась на штаб корпуса. Гитлеровцы случайно вышли в этот район и были вооружены только ручным оружием, а в охрану штаба и КП корпуса входили танки, бронетранспортеры и до батальона гвардейцев. Недалеко от КП сидели на земле охраняемые пленные, среди которых оказался и один генерал. Жданов приказал ему подойти к стереотрубе, чтобы убедиться в бессмысленности бегства войск. Генерал посмотрел, схватился за голову и молча опустился на землю, ничего не ответив. Тогда Жданов приказал поставить рядом с КП три машины с установками "катюш". Я наблюдал и думал: "Что же будет дальше?" Жданов немногословно заявил: