Страница 67 из 83
Член Военного совета фронта Желтов, разумеется, не мог во всех деталях оценить возникшие трудности. Для этого надо быть летчиком, однако и он обратил внимание на главное - невозможность рассредоточить самолеты - и коротко высказал свое мнение:
- Рискуете многим...
Эти слова можно было принять и как добрый совет, и как предупреждение. В знак согласия я заметил:
- Нам с вами приходится рисковать чуть ли не каждый день.
Слова "нам с вами", похоже, не понравились Желтову. Он многозначительно посмотрел на меня и ничего не ответил. Больше нам не довелось встречаться на фронте. И, когда спустя тридцать четыре года после войны я прочитал в "Правде" Указ о присвоении генерал-полковнику Желтову звания Героя Советского Союза, в памяти невольно всплыли те бесконечно тревожные дни и короткая встреча на криворожском аэродроме...
А тогда весенняя распутица основательно связала руки не только нам, авиаторам. С огромным трудом продвигались вперед, не давая врагу пауз для отдыха, и наземные войска фронта. Чего только не приходилось видеть в ту весеннюю распутицу! Однажды по самые оси застрял в пути мой "виллис". Как ни старался шофер Владимир Станишевский, с места его так и не сдвинул. Пришлось ждать оказии. Минут через двадцать на дороге показалась группа красноармейцев, они-то и помогли. Я заметил, что некоторые бойцы шли босые: шаровары засучены до колен, кирзовые сапоги перевязаны за ушки и висят на плечах. А ведь недавно снег мокрый шел и не успел еще растаять.
- Почему идете босые? - спрашиваю одного.
Бойцы переглянулись, и вот один, у которого еще и гармонь висела через плечо, ответил так, что и возразить было трудно:
- Товарищ полковник! Грязь жирная, липучая - подметки оторвать может, а сапоги жалко, только что выдали. - И, словно желая окончательно оправдаться, добавил: - Вот до сухого бугорка дойдем, переобуемся, заодно и отдохнем...
А мы буквально колдовали на своих полевых аэродромах, борясь с распутицей. Устилали размокшие места соломой, камышом, засыпали песком - лишь бы взлететь. Нам помогало местное население из ближайших сел, из Кривого Рога. Помогали не только нам, летчикам, но и наземным войскам, у которых была своя забота: как доставлять к линии фронта боеприпасы, бензин, продукты питания, как эвакуировать раненых. Автомашины и даже транспорт на гусеничном ходу не могли справиться с этой задачей. Не раз приходилось наблюдать, как красноармейцы и селяне выстраивались в цепочку длиной до двух-трех километров и с рук на руки - живым конвейером - передавали артиллерийские снаряды и патроны.
Все транспортные самолеты 17-й воздушной армии, само собой, были мобилизованы на обеспечение фронта. Обычно такие полеты транспортников обеспечивались сопровождением истребителей, но в ту весну эта роскошь была не по плечу.
В один из дней четыре самолета Ли-2, полностью загруженные, оснащенные грузовыми парашютами, стояли на старте, готовые к взлету. Ждали, когда развеется туман. А мы решали вопрос - кого все-таки послать на сопровождение самолетов Ли-2. Решили, что лучше всего группу во главе со старшим лейтенантом Колдуновым. С ним пойдут летчики Сурнев, Фисенко, Шамонов.
Бывает же так: на всем маршруте видимость не более одного километра, а на переднем крае погода - лучше не придумать. И вот в тот самый момент, когда Ли-2 вышли к цели, шестнадцать самолетов Ю-87 штурмовали наши войска. Заметив транспортники, немцы ринулись на них, но не тут-то было - рядом оказались наши истребители.
Когда летчики вернулись с задания, с передовой сообщили, что четверка "яков" сбила пять фашистских самолетов, что боеприпасы сброшены точно и все бойцы восхищены действиями авиации.
Из пяти сбитых "юнкерсов" два самолета пополнили боевой счет Колдунова. Но победа досталась ему дорого. Он едва дотянул до аэродрома. На правом крыле его самолета от прямого попадания снаряда зияла сквозная дыра внушительных размеров. Когда эту пробоину разглядывали, кто-то удивленно произнес:
- И как он долетел?..
Стоявший рядом инженер нашей дивизии Николай Иванович Алимов не без гордости заметил:
- Колдун все может! Он, если надо, на одном крыле прилетит.
Кличка Колдун закрепилась за молодым летчиком еще с первых дней его пребывания в полку, понятно, не в связи с каким-то случаем - просто как производное от его фамилии, для удобства в обращении. Летчики, распаленные боем, иногда вместо определенных радиопозывных называли друг друга по именам или таким вот "шифрам". Даже немецкие радионаводчики частенько предупреждали своих: "Ахтунг, ахтунг, Колдун! Ахтунг, Колдун!.." Колдунов привык к своему "рабочему" позывному и не обижался на товарищей.
А весна с каждым днем вступала в свои права. Подсыхали аэродромы, постепенно налаживалась погода. Нам удалось освоить уже две грунтовые площадки с плотным дерновым покровом. Туда перелетели и бомбардировщики, с которыми пришлось работать несколько дней. Помню, в одном из полетов на сопровождение в районе цели две большие группы истребителей противника пытались атаковать наши бомбардировщики, но сопровождение их оказалось надежным. Истребители из полков майора Маркова и майора Кузина не только отбили несколько яростных атак "мессершмиттов", но и уничтожили четыре машины противника.
Через два дня после этого вылета начальник штаба нашей дивизии подполковник Колошин вручил мне на аэродроме лист бумаги. Это был приказ, оформленный как полагается: за номером, с печатью, подписанный командиром и начальником штаба 262-й бомбардировочной дивизии. В нем объявлялась благодарность летчикам нашей 288-й, которые сопровождали бомбардировщики. С подобным случаем мне не приходилось встречаться. Обычно приказы такого содержания исходили из штабов вышестоящих соединений.
- Как понимать твой приказ? - спросил я полковника Тищенко, когда встретились на аэродроме.
- Как хочешь, так и понимай. Все мои экипажи, летавшие с твоими бойцами, в один голос заявили: просим объявить благодарность. - И, улыбнувшись, Тищенко добавил: - Можешь приказ к делу не пришивать, а объявить летчикам нашу благодарность надо.
Я заверил Тищенко, что приказ комдива бомбардировщиков зачитаю перед строем полков непременно.
Кривой Рог остался позади. Войска фронта двигались в направлении на Новый Буг. И на этом участке, так же как и на пройденном пути, враг цеплялся за каждый водный рубеж, пытаясь остановить продвижение наших войск. Во второй половине марта бои на земле и в воздухе разворачивались главным образом в районе рек Ингулец и Ингул. Весенний паводок даже притоки этих рек превратил в сложные препятствия, в силу чего ожесточенные бои возобновились в районе между населенными пунктами Снигиревка - Новый Буг.
Мой командный пункт с радиостанцией наведения располагался в пяти километрах от поселка Баштанка. Дивизия прикрывала с воздуха действия подвижной конно-механизированной группы генерал-лейтенанта И. А. Плиева и 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова. Эта задача требовала от нас максимального напряжения.
8 марта перед рассветом на командный пункт дивизии позвонил генерал Плиев. Наступление началось. Нужна была поддержка с воздуха. А спустя два часа после разговора с Плиевым командир 897-го истребительного авиаполка майор Марков, вернувшись из первого боевого вылета, доложил, что в районе Христофоровки и Новоселовки истребители вели воздушный бой и сбили два Ю-87 и один "хейнкель". Еще Марков доложил, что наземная обстановка очень сложная: трудно разобраться, где свои, а где немцы. Только в одном месте дали сигнал красными ракетами "Мы свои!".
Майор Марков был прав. В том районе уже 9 марта противник был почти окружен. Его атаки в целях прорыва возникали в разных местах, гитлеровцы пытались найти слабые места, чтобы вырваться из окружения. С воздуха, да еще в плохую погоду, было действительно трудно разобраться, что творится на земле, где проходил передний край фронта, есть ли он вообще...
В эти же дни успешно работали авиаполки майора Смешкова и майора Кузина. Как только в небе появлялись просветы, летчики этих полков вылетали группами, а если ползли низкие облака, в полет уходили парами, четверками - на свободную охоту.