Страница 53 из 83
На мой взгляд, ничего особенного не происходило. Только периодические залпы зенитных орудий да несколько едва заметных пожаров напоминали о том, что война уже идет у порога твоего дома. В такие минуты я особенно остро ощущал внутреннюю тревогу и обиду за свою вынужденную пассивность. Видимо, это состояние свойственно каждому военному человеку, которому уже довелось повоевать. А радовало меня тогда одно, а именно то, что первый воздушный налет немцев - 22 июля - прошел впустую...
Наблюдая за тревожным небом столицы, мне невольно вспомнились события 1939 года у границ нашей Родины. Красная Армия приступила к своей исторической миссии - освобождению западных областей Украины и Белоруссии, отторгнутых у России в годы гражданской войны. И вот во второй половине сентября 12-я конармия под командованием И. В. Тюленева вышла к берегам реки Стрый в районе Черткова. На противоположном берегу реки уже находились передовые части гитлеровских войск. Они перешли границу Польши и оказались лицом к лицу с частями Красной Армии.
И. В. Тюленев получил распоряжение довести до сведения немецкого командования о нарушении ими демаркационной линии расположения войск. Этот вопрос был первостепенной важности, и не случайно командарм решил лично войти в контакт с немецким командованием.
Я в те дни находился при штабе армии в качестве представителя оперативной группы ВВС, прибывшей из Москвы во главе с комкором Я. В. Смушкевичем. Примерно за час до отъезда к немцам Иван Владимирович Тюленев сказал мне, чтобы я был готов для участия в том мероприятии. На мой вопрос, что следует подготовить, командарм ответил:
- Ничего, кроме своего внешнего вида.
...Ехали молча. Рядом со мной расположился переводчик - капитан бронетанковых войск. Тюленев просматривал какой-то документ и карту. А я сидел в полном неведении.
На середине моста через реку Стрый нашу эмку взяли под конвой гитлеровские мотоциклисты. Остановились у приземистого кирпичного дома на окраине местечка Турка. В просторной комнате нас встретили три офицера, одна поза которых говорила о том, что никакой доброжелательности с их стороны не следует ждать. Они стояли, широко растопырив ноги, руки - за спину и нагло, высокомерно улыбались.
Мне уже приходилось видеть немецких вояк. Недалеко от Мадрида в 1937 году пленные гитлеровские летчики вели себя перед республиканцами, прямо скажем, скромнее. А эти - вылощенные, напомаженные, еще не видевшие настоящих боев, откровенно бросали нам вызов.
Прошло несколько минут напряженного молчания. Затем Тюленев четко произнес:
- Мне нужно видеть вашего командующего.
Один из трех офицеров, не меняя позы, ответил, что командующего нет придет его заместитель. Тут дверь из соседней комнаты распахнулась, и, словно только и ждал этих слов, перед нами предстал полковник. Помню, пока шел разговор между командармом и тем полковником, гитлеровцы бесцеремонно разглядывали нас.
Закончив свою миссию, Тюленев передал немцам письменное подтверждение заявления, в котором им предлагалось отойти за реку Сан, на прежнюю демаркационную линию.
Не случайно мне вспомнилась та встреча с немцами. Никто не мог сказать в то время, начнется ли война между Советским Союзом и Германией, когда на западной границе вертятся вооруженные силы двух противостоящих армий. Это обстоятельство заставляло нас быть готовыми ко всяким неожиданностям, тем более что передовые части 14-й немецкой армии форсировали реку Сан, нарушили границу Украины и заняли часть ее территории. В связи с этим развернулись в боевые порядки и части армии Тюленева. На аэродромах дежурные эскадрильи находились в готовности номер один. Мне думается, начнись война в те дни, не стала бы она столь трагической для нас, как в сорок первом.
...Отбоя воздушной тревоги еще не было, однако я поспешил вернуться в штаб ВВС. Запомнилось: на улицах ни души, ни одной машины - пустынно и тихо. Решил ехать кратчайшим путем - через площадь Ногина, затем по набережной реки Москвы. На пути несколько раз мигнул красный огонек - это дежурный патруль проверял документы и пропуск на право проезда по городу во время воздушной тревоги.
Когда приехал, многие сотрудники штаба находились еще в бомбоубежище, и только дежурные были на своих местах. Как только закончилась тревога, меня обступили мои товарищи по работе, летчики-инспектора:
- Как там, в центре Москвы?..
- Все благополучно?
- Больших повреждений нет?
Почему-то все думали, раз я был чуть ли не у самого Кремля, значит, все видел, что происходило, и все должен знать о налете гитлеровцев. Разговор об этом продолжался до утра. Вскоре навели справки о результатах налета. Выяснилось, что основная масса фашистских самолетов была рассеяна нашими ночными истребителями ПВО и зенитной артиллерией. Наши летчики уничтожили много бомбардировщиков противника, точное число которых пока еще не было установлено, но подтверждения поступали.
С первых дней войны управление боевой подготовки, в котором я выполнял обязанности летчика-инспектора, перешло на круглосуточную работу. Все офицеры разместились в просторном общежитии, организованном при управлении, и только вольнонаемный состав мог в конце дня уходить к месту своего жительства.
Начальником управления боевой подготовки, формирования и укомплектования ВВС был генерал Александр Алексеевич Никитин, его первым заместителем генерал Александр Федорович Волков. Группа инспекторов состояла из летчиков, отлично владевших техникой пилотирования на всех типах самолетов. Но не ошибусь, сказав, что наш небольшой коллектив можно было считать и образцом войскового товарищества. Всех сплотила летная работа. Среди нас с некоторых пор не летал только один пилот, но это обстоятельство никому не давало права в чем-то упрекнуть его.
Леонид Данилович Русак. Раньше всех нас познал он, что такое война. Еще в 1937 году в Испании в разгаре одной из операций завязался напряженный воздушный бой. Республиканские летчики сумели выиграть его. Среди испанских патриотов был и Леонид Русак. В том бою он вдруг почувствовал резкий толчок отлетела лопасть воздушного винта, затем отвалился мотор. Самолет перешел в падение, стал неуправляемым. Оставалась одна надежда - парашют. С большим трудом Русак выбросился из кабины, но высоты осталось очень мало. Купол парашюта раскрылся полностью в момент приземления...
Приземлился он на нейтральной полосе. Отсекая фашистов пулеметным огнем, республиканские бойцы спасли летчика от плена и смерти. А потом долгие дни лечили Русака в валенсийском госпитале, но летать врачи ему больше не разрешили.
Работа летчиков-инспекторов, можно сказать, была однообразной. Большинство времени мы находились на аэродромах, где базировались запасные авиабригады и полки, в которых формировались авиачасти, доукомплектовывались уже повоевавшие полки, проходили тренировку молодые летчики, еще не имевшие опыта. Мы проверяли технику пилотирования у руководящего состава вновь сформированных частей. Когда оставалось время, тренировали молодых летчиков вести воздушный бой. Заканчивая работу в одной бригаде, мы подводили итоги и улетали в другое место. Самым приятным итогом были сообщения с фронтов о включении в боевую работу тех полков, которые готовились в запасных бригадах с нашим участием.
Приближалась осень. Налеты гитлеровской авиации на Москву участились. Иногда воздушная тревога объявлялась по нескольку раз в сутки, однако противник встречал мощный заслон противовоздушной обороны. Уже после первого ночного налета на Манежной площади на обозрение москвичей было выставлено несколько сбитых бомбардировщиков.
Запомнилось, как жители города реагировали на гитлеровские налеты. В первые дни почти все бежали в метрополитен, в ближайшие бомбоубежища, потом привыкли к голосу диктора Левитана и уже не торопились в укрытия, а многие вовсе не покидали свои жилища, считая воздушные тревоги профилактическими мерами. Всех тревожило другое - территориальная близость врага. Те, кто жил на западных и северо-западных окраинах Москвы, днем и ночью слышали глухие раскаты артиллерийской стрельбы, а мы, летчики, все больше ощущали острую недостачу аэродромов.