Страница 3 из 83
- Амиго, что у вас сегодня для авиадор русо?
А вечером ходит по берегу и бубнит под нос все, что было задано выучить, отдельные слова, грамматические правила. Панасу не везет: попадается на глаза Серову, и тот допрашивает его с пристрастием. Убедившись, что Панас не знает и половины первого урока, Серов тащит беднягу на расправу к учителю. Тот смеется:
- Интересный человек...
Нас самих многое удивляет. Уж на что Панас - разудалая головушка, да и переводчик отпустил его с миром, а вот ведь целый час послушно ходит по берегу за Серовым, и тот твердит ему:
- Следующее слово - "кверидо", что означает по-испански "дорогой". Запомнил? Ну-ка, повтори. И Панас повторяет:
- "Кверидо" - по-испански "дорогой".
И опять, как в сказке, только с плохим, невеселым началом: просыпаемся пет нашего парохода, а на его месте стоит другой, полупассажирского типа. Смотрим в растерянности на палубные надстройки, сияющие масляной краской, на ряды круглых иллюминаторов - и не верим своим глазам. Что же это такое? Нас обманули? Почему пароход ушел ночью, не захватив нас? Неужели придется ждать целую неделю, пока загрузят и эту посудину? Черт знает что такое!
Сопровождающий ухмыляется:
- А я думал, что летчики народ наблюдательный. Значит, ошибся. Никто из вас даже не догадался прочитать название парохода.
Смотрим на носовую часть парохода - и столбенеем.
Те же белые буквы, то же название... Ничего нельзя понять.
- Один из маскировочных вариантов, - смеется сопровождающий. - Мало ли что может быть в пути. Так вот сейчас проверяется вариант номер один. Судя по вашим физиономиям, неплохой вариант...
- Здорово! - восклицает Серов. - Ну и хитрецы!
Но нам все еще не верится: неужели за одну ночь можно так неузнаваемо преобразить большой пароход? Наши сомнения быстро рассеивают испанцы. Убирается одна декорация за другой. Через два часа теплоход принимает прежний вид.
Эти "чудеса" производят на нас разное впечатление. Панас и Волощенко в восторге.
- Как в приключенческом романе! - радуется Панас.
- Знаешь, есть фильм... Забыл только, как он называется. Так вот там такое же показывали, - поддакивает ему Волощенко.
Бутрым восхищается мастерством испанцев:
- Чистая работа! Метров пятьдесят до парохода, не больше, а все как настоящее - и каюты, и иллюминаторы...
Только Минаев и Серов над чем-то всерьез призадумались. Они уединяются и долго беседуют вдвоем.
- Довольно трепать языками, - вмешивается наконец Серов в наш разговор. Приключенческий роман! Надо серьезно подумать о предстоящем пути. Я вот думаю - и Минаев со мною согласен, - что придется нам на пароходе установить дежурства - наблюдать за морем. Испанцы будут, конечно, заниматься этим, но лишний глаз не помеха.
И, удивляя нас знанием дела, Серов подробно рассказывает о том, как вести наблюдение за морем. При этом он часто поворачивается в сторону Минаева, и тот одобрительно кивает.
Они хорошо понимают друг друга.
Наше терпение уже истощилось, а пароход по-прежнему стоял у причала. Трюм его казался бездонной ямой. Десятки груженых платформ и вагонов подходили к подъемным кранам, быстро опорожнялись, на их месте появлялись новые - и так четыре дня подряд. Когда же насытится это морское чудовище?
Житье на берегу с каждым днем становилось все нестерпимее. Но вот в конце недели сопровождающий объявил нам, что отплытие назначено на завтрашнее утро.
Весь вечер прошел в нескончаемых разговорах. Шутка ли - завтра отплывем! Теперь до Испании - рукой подать! И в разговорах мы все чаще и чаще возвращаемся к одной и той же теме - к будущим боям. Теперь эти бои не беспредметная мечта. Нет. Промчится неделя, другая, наконец, третья - и мы выйдем на линию огня. Не спится. Еще раз каждый проверяет себя, безжалостно разбирает свои недостатки, осторожно взвешивает достоинства. И каждый задает себе вопрос: сумеет ли он не дрогнуть перед лицом опасности?
На рассвете мы уже на ногах. Солнце еще за горизонтом. То ли от волнения, то ли от утренней свежести пробирает озноб. Корабль высится в бухте сероватой глыбой. На нем тоже поднялись: видимо, идут последние приготовления к отплытию.
Складываем палатки, собираем вещи. Волощенко без колебания запихивает костюм и галстук в чемодан, клетчатое пальто перебрасывает через плечо, патефон с тросточкой в одну руку, чемодан - в другую, и уже стоит, посмеивается, ждет нас. Тут же к нему присоединяется Панас. На берегу он с нескрываемым удовольствием отказался от всех прелестей одежды цивилизованного человека и целыми днями щеголял в трусах. Сейчас он собрался на корабль в мгновение ока: варварски скрутил костюм в клубок и сунул под мышку, полупустой чемодан поддел двумя пальцами и, недовольный нашей медлительностью, встал рядом с Волощенко.
- Вы что это, не на палубу ли собрались? - удивленно воззрился на них Минаев.
- Ну конечно! Вас ждать... - буркнул Панас.
- Что вы, с ума сошли? В таком виде!
Волощенко и Панас почувствовали неладное.
- Нельзя, ребята, являться к чужим людям вот так, - просто сказал Минаев. - Что испанские товарищи могут подумать о нас? Надо надеть все самое лучшее, почистить одежду, чтобы ни пятнышка, ни соринки. Неужели вы не чувствуете этого?
Панас крякнул:
- Да, черт... Правильно. Недодумали. Волощенко покраснел так, что не стало видно его рыжеватых веснушек.
А через час к Волощенко невозможно было подойти - он вылил на себя, по его собственному признанию, чуть ли не целый флакон одеколона.
- На пароходе, наверное, и то слышат запах - шипел на него Панас, неумело завязывая галстук.
- Готовы? - спрашивает нас сопровождающий и невольно останавливает взгляд на Серове. Плотный, атлетически сложенный, в безукоризненно выглаженном костюме, он немного волнуется. Сопровождающему он, видимо, очень нравится.
По широким сходням поднимаемся на пароход. У борта стоят испанцы, приветствуя нас поднятыми кулаками. Почти все без пиджаков, в пестрых цветных рубашках. Бронзовые лица, гладко зачесанные назад волосы, лихо сдвинутые набекрень береты. И несется над бухтой:
- Салуд, камарадас!!
Мы отвечаем по-испански, вызывая ликование экипажа. Ступив на палубу, сразу же попадаем в горячие объятия. И тут же от волнения мы забыли все испанские слова. Не растерялся, кажется, один Серов. Живо жестикулируя, он что-то говорит, потом поднимает кулак, и матросы покрывают его речь громким: "Viva Russia!"
Откуда-то появляются глиняные кувшины с вином. Испанцы показывают, как нужно пить из них: держа кувшины прямо перед собой, высоко поднимают их - из длинного узкого горлышка вырывается золотистая струя. Они пьют стоя, искусно направляя струю прямо по назначению. С некоторым страхом берем кувшины и, конечно, обливаемся вином. Испанцы ободряюще похлопывают нас по плечу, мы вновь мужественно поднимаем коварные сосуды, и наконец-то нам удается отведать чудесное виноградное вино.
Солнце стоит уже высоко в небе. Матросы сменили праздничную одежду на рабочую. Подается сигнал к отплытию.
Тихо поскрипывая, теплоход медленно отшвартовывается. Между нами и берегом появляется узкая полоска воды. С. каждым мгновением она становится все шире и шире. Мы не в силах оторвать от нее взгляд, словно эта полоска воды обладает невиданной притягательной силой. Родина...
Долго стоим, опершись о борт, не спуская глаз с удаляющегося берега. Вот уже бухта осталась позади. Теплоход - в открытом море. Вдалеке Севастополь, а впереди бесконечное синее море.
Постепенно выходим из оцепенения. Здесь же, у борта, завязывается разговор. Говорим о предстоящих воздушных боях. Душа беседы - Серов. Его спрашивают, с ним советуются, словно он уже раньше воевал. Он говорит:
- Драться надо с умом и так, чтобы "прохладно" не было. Спросите у Бутрыма и Смирнова, как их обучал Антон Губенко. Бутрым! Помнишь, ты говорил мне, что после каждого учебного боя с Губенко тебе приходилось сушить гимнастерку? Вот это, я понимаю, бой!