Аутосонидо

Он наклонился над аппаратом и с воодушевлением принялся сообщать технические данные.

- Урреага был, бесспорно, гениальным электротехником, - тактично прервал его архивариус, - но, кроме того, он обожал музыку. Однако область его интересов была до странности ограничена. Он боготворил только творения и виртуозную игру Никколо Паганини. Думаю, что вы уже поняли, к чему я клоню, - сказал Аллегре и снял с карниза ящичек. - Да, господа, здесь, в этих ящичках, сохранились вплоть до наших дней единственные в своем роде культурные памятники - звукозаписи игры величайшего скрипача всех времен.

Воцарившуюся тишину разорвал град вопросов. Инженер отчаянно жестикулировал.

- Аппарат действует! Перед самым вашим приездом мы заменили давно разряженные звенья новым источником питания.

Пока Аллегре осторожно разворачивал катушку с серой сантиметровой лентой, неугомонный Вожирар пояснял:

- Активный ферромагнитный слой, нанесенный на твердую подкладку из бумажной массы... коэрцитивная сила 6,5 ампервитков на метр... интервал модуляционного напряжения... скорость 25 сантиметров в секунду.

- Доказательства! Где доказательства, что все это не мистификация?! воскликнул профессор Кассини.

- Пожалуйста, - усмехнулся Вожирар, - вчера мы подвергли аппарат бомбардировке лямбда-лучами. Получасовой распад металлических элементов точно соответствует времени, упомянутому в завещании Урреага.

- А запись?

Аллегре подал ленту профессору.

- Прошу вас, господин профессор, тщательно осмотреть оборотную сторону первых тридцати сантиметров ленты. Вот лупа, она может пригодиться. Единственный, кто может авторитетно подтвердить, что перед нами действительно запись великого итальянца, так это вы, крупнейший знаток жизни и творчества Паганини.

Кассини всмотрелся в ленту под сильным светом рефлектора и затем медленно прочел:

"Я, Никколо Паганини, сыграл это каприччио для дона Фернандо Бадахоса Урреага сегодня, 22 ноября 1830 года".

Профессор долго изучал расплывчатые строчки своеобразного почерка и наконец, подняв голову, сказал:

- Синьоры, на ленте - почерк Никколо Паганини. Ручаюсь честью ученого.

Вожирар осторожно взял катушку из рук профессора, вставил ее в аппарат, просунул ленту в щель и укрепил на другой катушке. Затем повернул небольшой красный рычажок.

Из аппарата послышалось шипение, оно усилилось, ослабло и тут же прекратилось, еле слышный сиплый гортанный голос четко произнес по-итальянски: "Я, Никколо Паганини, сыграю свое каприччио для дона Фернандо Бадахоса Урреага сегодня, 22 ноября 1830 года".

Оцепеневшие слушатели ахнули. Голос Никколо Паганини! И тут же запела скрипка. Пятое каприччио C-dur.

Головокружительный темп. Кристально чистый звук. Непрерывные виртуозные пассажи.

Музыка умолкла. Кассини схватился за голову, Аллегре опирался о саркофаг, Вожирар, сидя на корточках возле аппарата, не спускал с него глаз. Торквемада, закрыв глаза, стоял у выхода из гробницы.

Последние звуки. Хроматический бег вверх, затем вниз. Мгновенная тишина. Затем глубокий звучный голос заговорил по-французски: "Вы слышали величайшего скрипача мира Никколо Паганини. Он играл для меня. Маэстро пожелал, чтобы перед смертью я уничтожил запись. Но у меня не поднялась рука. Однако я принял меры..."

Дальнейшие слова потонули в нарастающем шуме. В аппарате что-то треснуло, страшный взрыв разнес гробницу, разметал предметы и людей, похоронив их рядом с доном Фернандо Бадахосом Урреага. Детонатор разбросал обломки по просеке. Тонкая полоска серой бумаги взмыла ввысь и повисла на ветви искривленной сосны с красноватой корой.