Попрыгунья

- Да, еще бы не помнить. Я еще не понял тогда, что ты имел в виду.

- Признаться, я тоже. Но я ведь что-то наверняка имел в виду. Ты, верно, уже позабыл, о чем мы тогда говорили?

- Отчего же? Мы говорили о ее склонности к мелодраматическим эффектам.

- Да? И я сказал, что ее аффектация существенно повлияет на то, что с ней случится в будущем; а случилось с ней то, что ее убили. Итак, не могла ли эта ее демонстративность стать тому причиной? Но как - не вижу.

- Это было, когда она влезла на стропило. Это тебе ничего не напоминает? Представь, что она влезла на перекладину виселицы, а крошка Дэвид вскарабкался за ней?

Роджер рассмеялся.

- Ты меня толкуешь чересчур уж буквально. И все же идея не лишена смысла. В том-то и беда. Любая самая экстравагантная идея в отношении миссис Стреттон имеет смысл. Но боюсь, что если твоя теория верна и Дэвид набросил ей петлю на шею на перекладине, а не под ней, то сломался бы позвоночник. Но этого нет. Умерла она от удушения. Шнур был толще и грубее, чем обычная висельная веревка, а ссадины на ее ладонях показывают, что она пыталась за него ухватиться, так что умерла она, возможно, не так быстро; но своими собственными движениями она лишь сильнее затянула петлю у себя на шее.

И все-таки, Колин, возможно, ты не так уж и далек от истины. Наверняка - если допустить, что борьба оказалась очень недолгой,- в ход была пущена какая-то уловка; и я не сомневаюсь, что сама миссис Стреттон своей демонстративной экстравагантностью эту уловку и подсказала. Но беда в том, что не обошлось и без применения силы, хотя бы в последнюю секунду, а при этом всегда остаются следы. И ежели такие следы есть, то подозрения полиции подтвердятся и завтрашнее дознание будет отложено сразу после официального открытия до дальнейшего выяснения обстоятельств, а уж тогда жди больших неприятностей.

- Дело пахнет керосином,- констатировал Колин.

- Ну и,- отозвался Роджер,- что мы будем делать в таком случае?

* 2 *

Первое, что сделал Роджер,- это спустился вниз и попросил Рональда выяснить, когда назначено паталогоанатомическое освидетельствование и что за врач будет его делать.

Рональд позвонил Чалмерсу и узнал, что все состоится во второй половине дня, что врач будет из Уэстерфорда, по фамилии Брайс, и что оба - Чалмерс и Митчелл - будут при этом присутствовать.

- Одну минутку,- сказал Роджер и взял трубку.- Это вы, Чалмерс? Говорит Шерингэм.

- Да?- отозвался из трубки приятный голос Чалмерса.

- Этот Брайс, он что? Приличный человек?

- Вполне. Пожилой врач, очень опытный.

- Немножко странно, правда же?- осторожно заметил Роджер.- Я говорю, немножко странно, что полиция затребовала врачебной экспертизы в таком простом деле?

- О, нет, я не вижу тут ничего странного. Тут у нас они всегда так поступают.

- Что, коронер очень дотошный?

- Да нет. Просто тут нашей полиции делать особо нечего, поэтому, уж если работа подвернется, они стараются как могут.

- Понимаю. Думаете, дело только в этом?

- О, я совершенно уверен, что ничего другого тут нет,- заверил Чалмерс как можно более обнадеживающе.

Роджер передал трубку Рональду.

- Попроси, пусть перезвонит, как только экспертиза закончится, и расскажет о результатах, даже если это будет не очень удобно. Я надеюсь, он не откажет!

Рональд просьбу передал. Потом кивнул Роджеру, давая понять, что Чалмерс согласен.

Роджер удалился на цыпочках, стараясь не шаркнуть, как всякий, в чьем присутствии говорят по телефону. Ему казалось, что теперь ничего больше сделать нельзя - пока не станут известны результаты обследования и вскрытия. Он не спеша вышел и побрел по саду.

Бездействие раздражало, ведь на самом деле он тревожился куда больше, чем могло показаться Колину. Этот бездумный поступок - добавить последний штрих к картине преступления, штрих, идиотски пропущенный убийцей Ины Стреттон,- мог иметь весьма серьезные последствия. Роджер опасался не столько возможного наказания, сколько того, как это все отразится на его хобби. Если дело дойдет до того, что ему придется признаться в содеянном, то доверие полиции окажется для него потеряно навсегда; больше никогда ему не позволят продолжать официально оказывать сыскные услуги. И все же он не жалел о содеянном. Пусть лучше Роджер Шерингэм навеки попадет в черный список Скотленд-Ярда, чем Дэвид понесет ту кару, которую конечно же назначит ему слепое правосудие за поступок, порожденный почти безумным отчаянием.

Но нет, события не зайдут так далеко, если Роджер им этого не позволит.

Что действительно важно, так это не дать перенести срок дознания. Отложенное дознание в подобных обстоятельствах означает, что каждый журналист в стране сразу сделает стойку. А дальше - неизбежная грязь, запятнанные репутации, и вся милая затея с костюмированной вечеринкой окажется вывернута наизнанку в угоду самым нелепым инсинуациям. И сама вечеринка, и все, кто там был, станут "новостью номер один" в бульварнейшем изложении. Это надо остановить - если только возможно.

Но как?

Времени катастрофически мало. Полицию надо сегодня же убедить, что нет никаких оснований для дальнейшего расследования - дело и в самом деле вполне простое и ясное, как казалось с самого начала. Но каким-таким образом убедить полицейских в чем-то подобном теперь, когда у них это чертово кресло, Роджер не имел ни малейшего понятия.

К тому же загвоздка в том, что подозреваемым вполне может оказаться он сам. Причем это будет справедливо не только в некоем высшем смысле, но и в самом прямом, юридическом. Он попытался припомнить, как вел себя с полицейскими и как они вели себя с ним. Не слишком ли упорно он отрицал сегодня утром важность положения кресла? Причем ведь что самое обидное - что это положение и в самом деле не имеет никакого значения, то есть совершенно никакого! И не слишком ли явно он давил на инспектора вчера ночью?

Роджер, сунув руки в карманы и задумчиво опустив голову, поднимался по ступенькам на галерею, кольцом окружившую розарий.

Да, отношение полиции к нему этим утром переменилось. Вчерашней ночью инспектор обрадовался, встретив его тут, с удовольствием советовался с ним и выслушивал его предположения. А сегодня утром на крыше ни одно из предположений Роджера не было воспринято всерьез. Позднее, когда шли так хорошо знакомые ему рутинные следственные действия, с ним вообще не проконсультировались. Более того, возможно, его умышленно от них отстранили. Само прибытие полиции через черный ход и предписание горничной ничего не сообщать об этом хозяину дома, возможно, метило скорее в Роджера, чем в Рональда.

Быть подозреваемым не слишком приятно. Роджер, с таким азартом преследовавший столь многих, теперь, сам оказавшись в роли преследуемого, хребтом ощущал ледяные пальцы тревоги. Возможно ли, чтобы полиция заподозрила его в самом этом убийстве? Не надо паники, просто подумаем: ведь это может быть, так? А если так, да если еще выплывут на свет его манипуляции со стулом, плюс то, что он находился на крыше в решающий момент,- что ж, вчерашней ночью Колин выдвинул против него скверное обвинение, очень скверное; каково же будет услышать его на процессе, со скамьи подсудимых?

Нет, это просто смешно. Он все-таки Роджер Шерингэм. Однако...

- Привет, мистер Шерингэм,- окликнули его откуда-то из-под локтя.- Я смотрела, как вы наматываете круги, как лев в клетке. Простите, что прервала ваши раздумья, но я просто умираю от любопытства!- Миссис Лефрой грелась на солнышке в маленькой беседке, пристроенной к увитой розами шпалерной галерее.

- В таком случае я вам не скажу ничего,- ответил Роджер, не без усилия возвращаясь к действительности.- У меня чуть сердце не выскочило! Нельзя так неожиданно окликать подсудимого, обвиняемого в убийстве!

- Вы обвиняетесь в убийстве?- миссис Лефрой так и распирало любопытство.

- Обвинялся. Но теперь уже нет, слава богу,- он уселся на скамеечке рядом с ней. Присутствие миссис Лефрой - это правильно. Очевидно, в самокопанье нет никакого проку.- Вы не расскажете ли мне о...- начал он непринужденно,- о блинчиках? Да, о блинчиках. Блинчики, знаете ли, очень успокаивают.