Человек-саламандра

– А нечто в лесу? – спохватился Лендер. – Эта зеленая повозка? Она как относится ко всему?

– Черная повозка, зеленая повозка, пятнистая повозка… – проговорил Кантор с усмешкой. – Черный цвет – только образ.

– Они назвали ее кингслеер…

– Название как название, – дернул плечом Кантор.

– Это как-то связано с беглецом?

– Возможно, опять же, только как символ. Но лучше бы ее не было вообще. Что-то не вяжется тут. Не тот узел. Столь же таинственный, как и наш. А может, и больше, но не тот. Неправильно увязанный узел. Однако с ним нам тоже придется иметь дело.

– А это странное существо? Ну, человек-саламандра? Оно как увязано?

– Пока не знаю. Но надеюсь узнать.

– Почему так много времени мы потратили на разговор о коллекции оружия?

– Познание ближнего делает тебя мудрым, – ответил Кантор загадочно.

– Этот шеф жандармов… Он держит свои драммеры на россыпях патронов, как меч Урзуса Лангеншейдта на пестрой фасоли…

– Вот вам еще один символ, – вновь невесело усмехнулся антаер. – Возможно, я зря так разговаривал с шефом жандармов. Он неплохой человек и делает свое дело, как умеет. А его люди хорошо подготовлены для той работы, которая вменена им в обязанность. Другое дело, что они совершенно не готовы к встрече с мифологическим существом.

– Еще немного, и я не смогу слышать о человеке-саламандре! – признался Лендер.

– Боюсь, что нам еще и еще раз придется слышать о нем! – усмехнулся Кантор.

– Но вы же не рассматриваете всерьез возможность существования мифологического чудовища? – изумился сочинитель, заподозрив худшее.

– Отчего же нет? – Сыщик был настроен, как показалось сочинителю, несколько легкомысленно. – Саламандры сильно действуют на воображение людей. Они присутствуют не только в нашем эпосе. Саламандры есть во всех религиях, а фольклор просто кишит саламандрами. Саламандра – нечто более глубокое, чем просто миф, Лендер. Она стала частью человеческого существования с самых ранних времен. Она взращивает и концентрирует страх, она является символом, действует на воображение.

– Возможно, вы правы, – согласился Лендер, – факты этого дела весьма необычны. И этот некто, кого мы называем человеком-саламандрой, он… Он ведет себя исключительно нелогично и вызывающе. Но так ли уж необходимо привлекать концепцию мифологического существа?

– Никто из нас не может избежать влияния мифа о саламандре, – покачал головой Кантор, – в глубине нашего сознания слишком много примитивного. Тонкий глянец цивилизации укрывает в каждом из нас толщу первобытного. Поэтому я и утверждаю, что мы не можем игнорировать факт участия саламандры в уголовном преступлении!

– Ну, если вы не видите другого пути продолжить дело…

– Происхождения концепции саламандры никто не знает, – продолжал свой рассказ Кантор, – но это одно из древнейших суеверий. Существуют разные взгляды на их возникновение. Конуэй в своей «Демонологии» считает их воспоминанием о первобытных ящерах.

– Простите, но я вовсе не вижу, как беглец, пусть и возложивший на себя миссию священной мести, может быть связан с мифологией.

– Вы верите в феери? – спросил вдруг Кантор.

И в этот самый миг обрушился ливень.

Сверкнула молния, заставив вздрогнуть.

– В феери? – изумился Лендер. – Тоже мифологические существа. Персонажи страшных сказок. Иногда они относятся к людям хорошо, иногда плохо, но чаще плохо. Злобные крылатые существа. Порождения ночи. Исчадия первобытных страхов. Вы и здесь видите связь?

– А что вы скажете, если я заявлю, что феери существуют? – Кантор так посмотрел на сочинителя, что тот по-настоящему испугался.

А кто, скажите, не испугался бы, окажись он в бешено несущемся паромоторе, в грозу, наедине с совершеннейшим безумцем.

– Что вы подумаете обо мне, – продолжал Кантор, – если я скажу, что они так же реальны, как вы и я?

– Во имя Песни! Вы испытываете меня! – воскликнул сочинитель. – Ради чего? Зачем вы меня так пугаете?

– Пугайтесь, сколько вам будет угодно. Но не слишком. Вам еще пригодится эта способность. Предвижу, что будущее готовит нам несколько полновесных поводов перепугаться до смерти. Так что откройте в себе все двери и окна для страха. Пусть гуляет, как ветер.

Дождь усилился, и сполохи молний зловеще окрашивали пейзаж…

Некоторое время антаер сосредоточенно правил.

Потом остановил паромотор.

– Что случилось? – дрогнувшим голосом поинтересовался Лендер.

– Дорогу размыло, – пояснил антаер. – Нужно усилить колеса. Поможете мне?

– Д-да… Разумеется. Что мне делать?

– Вам ничто не показалось удивительным в сценарии, который вы читали мне? – поинтересовался вдруг Кантор.

– Разве что чернокожий слуга… – подумав, пожал плечами Лендер. – Ну откуда взяться по ту сторону океана чернокожему конголезу? Да еще в слугах? Нелепость какая-то.

– Да? – удивился Кантор. – Занятная деталь. Я не заметил ее. Я подумаю над этим. А вы подумайте, что еще странное содержится в этом тексте. Подумайте немедленно, пока мы будем мокнуть под дождем.

Они вышли наружу.

На горячем, испускающем клубы пара и сухом, несмотря на проливной дождь, кожухе мотора были установлены дополнительные обода, крепившиеся к колесам в случае, если предстояло ехать не по мощеной дороге, а по проселку или каретной колее в сельской местности. А также на случай непогоды и слякоти.

Вот их-то и установили на каждое колесо паромотора, стараясь работать побыстрее. Но тем не менее, пока эта операция была проделана, оба вымокли так, что вода начала просачиваться через швы на плечах сюртуков и чувствоваться кожей через сорочки.

– Простите за неудобства дорожной жизни, – сказал Кантор, когда они скрылись от непогоды в салоне. Могу предложить вам сорочку. Будет немного мешковато, но лучше, чем ничего, пока пальто и сюртуки высохнут у отопительной колонны.

Лендер согласился с благодарностью.

– Я, кажется, понял, на что вы намекали! – сказал он, когда паромотор тронулся вперед. – Параллель событий! Как же я сразу не догадался? Там тоже беглец и тоже месть. Но почему? Откуда?..

– Улла не знает, кто автор сценария. И нам еще предстоит выяснить это. Тот, кто написал его, вернее всего, пытается отвести от себя месть нашего беглеца, хочет, чтобы его поймали, но намерен сохранить свое лицо под маской.

– Это скверно! Бесчестно! Он, вероятно, преступник!

– Вернее всего, юноша.

– Как всё запутывается, – посетовал Лендер, – и я сбит с толку.

– Но что вас мучает, мой юный друг?

– Я должен что-то написать! Должен как-то отразить ход расследования. А я не знаю, что мне делать. О чем писать?

– Напишите, что в интересах следствия вы пока не можете разглашать всей информации, и осветите катастрофу на гонках.

– Да?

– Да.

– Но что-то же я должен сказать и о ходе расследования!

– Напишите, – с усмешкой сказал Кантор, вглядываясь в дорогу, качающуюся в свете передних огней, будто слова приходили к нему оттуда, из темноты и дождя, непогожей ночи. – Уже в самом начале расследования, когда еще не было никаких доказательств присутствия необъяснимого, Кантор, то есть я, почувствовал участие в деле некой злой силы нечеловеческого порядка…

– Однако страх не сковал его, – подхватил тональность сочинитель и продолжил, – как это случилось с более чем двумя десятками подчиненных Хэса Тревора, и он продолжает расследование, в результате которого, несомненно, прояснятся все обстоятельства и Мир узнает о том, что же произошло в Нэнте…

– Нет, славить подчиненных нашего дорогого коллекционера не следует, – возразил сквозь смех Кантор, – да и насчет страха… Как-то вычурно.

– Но читатель любит подобные обороты.

– В слишком чистых озерах нет рыбы, – заметил Кантор, отсмеявшись.

– Что делать, – сказал сочинитель, – человек слаб, падок и повадлив.

– Исцеление от слабости состоит не в том, чтобы заставить человека думать, что он слаб, а в том, чтобы он умел найти в себе силу даже в минуту слабости.