Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 30



— Ну, как сказать, — проговорил я. — Может ли быть неудачным день, в котором целых две хорошие новости?

— Две новости? — переспросил темилец и, кажется, огорчился. — Так много?

Я б решил, что он издевается, если бы не работал в межпланетном космопорте уже… нет, давайте я не буду говорить, сколько лет, а то напьюсь. В общем, болтая с ненашим, никогда не знаешь, чего там у него на уме, так что лучше ничему не верить и ни на что не вестись. На всякий пожарный.

— Ну, для кого и много, — согласился я. — Для меня да, много, пожалуй. Но только если эти новости — первая: я продал наконец эти драные пестики. А вторая: я заработал себе на выпивку. Это — новости. И вот это уже поганая новость, верно?

Темилец задумчиво подергал мохнатыми ноздрями. Он был даже по-своему симпатичный и чем-то мне нравился.

— Поганая? — переспросил он, и я понял, что общий у него неважный.

— Плохая, — пояснил я. — То есть никакая. Никакущая. Совсем. Тоска.

— Тоска, — кивнул темилец. Это слово он знал. — У меня рейс перенесли. По — техническим — причинам — на — двое — орбитальных — суток, — подняв когтистый палец, продекламировал он, передразнивая диктора. Вышло смешно.

— Да ну? — удивился я. — Не слыхал, чтоб переносили. Не повезло.

— Повезло! — возразил темилец и радостно затрепетал развесистыми ноздрями. — Посидеть! Отдохнуть! Не бежать. Не торопиться. Пить… — Он ткнул пальцем в мой стакан.

— “Отвертку”.

— Да. “Отвертку”. Хорошо.

— Не когда это изо дня в день, — сказал я и очень глубоко вдохнул. Будь тут Андрей, он бы драпанул, потому что, когда я очень глубоко вдыхаю, это значит, что сейчас меня понесет. Но темилец этого не знал, поэтому остался сидеть у стойки. И меня понесло. — Изо дня в день одно и то же! Ты живешь и живешь, и ничего не меняется. Утром просыпаешься в своей постели, она всегда белая, консьержка меняет ее дважды в неделю. Ты моешься, чистишь зубы мятной пастой, потом завтракаешь синтетикой и пьешь какую-то дрянь типа кофе, а иногда какую-то дрянь типа чая, и это уже такое разнообразие! Потом едешь на работу, иногда, если везет, попадаешь в пробки или получаешь штраф по электронной почте. Потом заваливаешься в этот долбаный магазинчик и двенадцать часов подряд вггендюрираешь всяким лопухам хлам, который им на фиг не нужен, слушаешь их нытье. И если они что-то покупают, это уже праздник и новость, которую ты обмываешь вот в этом барчике, потому что тут дешево и знакомый бармен не станет подливать в водку воды. Потом едешь к своей подружке, если она не сильно устала на своей такой же тупой работе, у вас секс, а потом ты вырубаешься и — бам! — утром все по-новой. И так вот уже… но я сдохну, если скажу тебе, парень, сколько лет, так что лучше не спрашивай.

Я умолк и залпом выпил “отвертку”, смачивая пересохшее горло. Со стуком поставил стакан на стойку. Стало обидно. И от того, что вот четвертака уже и нету, а еще — от того, что этот темильский лапоть все равно ни хрена не понял.

Но зато он был — как это Машка называет — активным слушателем. Сочувственно похлопал ноздрями и сказал:

— Изо — дня — в — день. Все то же. Ничего нового. Это же счастье. Это счастье. Ничего нового. Это хорошо.

— Да иди ты с таким хорошо, — мрачно сказал я и завертел головой в поисках бармена. Этот гад хихикал в углу с какой-то роскошной девкой. Черт, как же я первый-то ее не заметил! Сижу тут с этим уродцем… Ну все, поезд ушел. Андрей — он парень шустрый. Мне тут уже ничего не светит., Да мне ей даже выпивку купить не на что. Как обычно.

— Смотри, — сказал темилец.

Я посмотрел. Он стащил с запястья какую-то штуковину вроде браслета — большинство представителей техногенных рас таскают такие, обычно это датчики или еще какая чушь, ограничивающая права человека. Ну да они-то не люди, на их права нашим демократам чхать.

— Чего это? — шмыгая носом, спросил я. От “отвертки” меня чуток развезло, настроение было лирическое.

— По-вашему… — Темилец задумался, потом выдал: — Случайнитель!

— Рандомизатор. Так круче звучит, — сказал я, хотя круче, конечно, не звучало. Слыхал я про эти штуковины, только забыл, какая раса их использует. Темильцы, значит.

— Знаешь, как работает?

— Ну, вроде он вам каждый день генерирует новую жизнь. Так по ящику говорили. В передаче “Их нравы”.



— Не жизнь, — поправил темилец. — Ситуацию. Совершенно новая ситуация каждый день. Не так, как вчера, все не так. Так, как вчера, — никогда не бывает, ни одного повтора. Нас заставляют, — пожаловался он. — Я в межгалактической фирме по производству слухов.

— По производству чего?!

— Слухов. Как это… сенсаций! Долго объяснять. В общем, у меня должна быть разная жизнь. Очень разная. Чтоб везде успеть.

— Круто, — сказал я с завистью, потому что вот это-то и впрямь было круто. — И ты что, недоволен?!

— Недоволен. — Опахала ноздрей печально повисли. — Потому что хорошо, когда одинаково. Когда — не-из-мен-но. Когда — изо — дня — в — день. — Он будто смаковал каждое слово, а я глядел на него, как на идиота.

— Чего ж ты работаешь-то там, если тебе, — идиоту, добавил я про себя, — такая жизнь не нравится?

— Как — чего? — моргнул темилец. — Я там работаю. Ясно. Ясно, что не понять мне такого подхода к жизни.

— Вез-зет, — снова протянул я и забывчиво потянулся к пустому стакану.

— А хочешь, дам на денек?

Я опасливо покосился на железку. Работа в сфере сбыта галактического хлама научила меня с крайней осторожностью относиться к незнакомым механизмам, особенно не предназначенным для использования людьми.

— А тебя, это… не уволят? За несанкционированное использование и все такое…

— У меня же рейс отменен. Так что все равно, завтра я буду тут. И без… случайнителя.

Ну, в его языке эта фигня определенно как-то иначе называется. Интересно как? Хм, будто это бы мне что-то сказало,

— А давай, — согласился я. Как минимум забавно. Машке покажу, она такие штучки любит. А завтра утром все равно в этом баре увидимся. Рандомизатор, не рандомизатор — быть мне на этом же самом месте. Мало какой-то дурацкой машинки, чтобы вывернуть жизнь человека наизнанку…

— Наизнанку? — с интересом переспросил темилец, и я понял, что ляпнул последнюю фразу вслух. Так, Олег, все, пора по коням.

— Угу. Хорошо бы, — сказал я. — Эй, слушай, а ты как же без нее? Нормально?

— А я буду тут, — сказал темилец и подтянул к себе стакан когтистым пальцем. — Ты пораньше приходи.

— Куда денусь, — обреченно сказал я и помчался домой, потому что полчаса, на которые я отпросился у Машки, уже прошли,

И даже больше, чем полчаса, потому что по дороге домой я попал в пробку (третья хорошая новость за день!), и когда я ввалился в дом, Машка уже досмотрела вечерний сериал и теперь зло сопела, отвернувшись к стенке. На ее лице было ясно написано: тронешь — убью. То есть даже вечерний секс из программы передач вычеркиваем. Четвертая и последняя хорошая новость, всем спасибо, все свободны.

Я стал раздеваться, чертыхаясь про себя, и наткнулся в кармане натемильский рандомизатор. Вынул, осмотрел при свете. И впрямь похоже на датчик — кнопки какие-то, регуляторы. И написано что-то — на темильском, конечно, но под каждой кнопкой бегунок с рисованной линией, постепенно утолщающейся. Видно, совсем уж для дебилов вроде нас, нетемильцев, чтоб поняли: тут минимум, тут максимум. Я обернулся, глянул на яростно сопящую Машку. Вздохнул — и долбанул по максимуму.

Дайте мне чего-нибудь новенького, думал я. И не просто, а кардинально. Противоположного, да. Совсем-совсем. Не как изо дня в день, а что-нибудь…

…что-нибудь прикрыться, блин!!! — вот такой была моя первая мысль, когда, открыв глаза, я с воплем подскочил в незнакомой постели, на который не было белого белья. Ни белого, ни вообще любого. Сложно натянуть белье на водяной матрац. На мне тоже ничего не было. И на девахе, которая сопела рядом. Сопела она в точности как Машка, но это единственное, что их роднило. Это была не моя Машка-Мышка, серое чучелко с милыми пяточками, а пышногрудая гурия с осиной талией и копной пергидролево-желтых волос. Прямо-таки Анти-Машка! Все как по писаному.